В 1930 г. по благословению схиархиепископа Антония (Абашидзе), будущий архиепископ Леонтий, а в те годы иеромонах Киево-Печерской Лавры, посетил Грузию. Владыка Леонтий еще при жизни схиархиепископа Антония почитал его как святого. В своем письме, в редакцию церковно-литературного сборника «Летопись Церкви», выходившем в годы Второй мировой войны в Словакии, архиеп. Леонтий писал: «Он [схиархиеп. Антоний. — Ред.] был моим духовным руководителем и отцом 20 лет. Если, по милости Божией, я есть то, чем вы меня знаете, то только благодаря его воспитанию и мудрому руководству. Проведя меня и иных своих духовных чад через Сциллу и Харибду, он ушел от нас в иной прекрасный мир, оставив нам, умирая, святительское завещание, как хранить чистоту веры и не отходить от единства Христовой Церкви». Это письмо было написано в конце 1942 г., по возвращении владыки Леонтия из Киева, куда он ездил на погребение своего аввы.
Архиепископ Леонтий рассказывал о многих случаях прозорливости преподобного Антония. Так, в годы гонений, когда неизвестно было, где ты проснешься утром — у себя или в тюрьме, владыка Антоний заставлял его, молодого иеромонаха, сдавать зачеты профессорам. «Зачем? — спрашивал о. Леонтий. — Завтра, может быть, арестуют и расстреляют, кому это надо?» Старец на это говорил: «Никто не знает, что завтра будет, Промысл Божий неизвестен. Поэтому подчиняйся, сдавай». Зачем это нужно было, стало понятно много позже, годы спустя, когда архимандрит Леонтий был рукоположен в епископский сан.
ПОЕЗДКА В ГРУЗИЮ
…По церковному поручению и послушанию от своего духовного отца схиархиепископа Антония в октябре месяце я должен был поехать на его родину в г. Тифлис. Снабженный всем необходимыми я тронулся в путь. Первая остановка была в знакомом мне городе Екатеринославе, называвшемся уже Днепропетровском. Здесь я остановился у своего друга. В городе из 20 храмов открыт был только один — Крестовоздвиженский. Управлял епархией архиепископ Георгий, переведенный из Киева, так как архиепископ Екатеринославский Макарий, назначенный туда также из Киева, был арестован и сослан. Духовенство тоже частично было арестовано, некоторые ушли в подполье, т. е. неизвестно куда уехали из родного города.
Следующая остановка на несколько часов была в г. Ростове-на-Дону. Здесь также из многих храмов открыта была только одна церковь и армянская в другой части города — Нахичевани. Все остальные были закрыты, а недавно взорванный кафедральный собор представлял развалины посередине города. Где-то за городом в глуши жил епископ Николай (Амасийский), уже престарелый. Духовенства было мало.
В г. Владикавказе, следующей остановке, я пробыл сутки. Все православные храмы были закрыты. Открыт был только собор, находившийся в руках обновленцев. По Военно-Грузинской дороге я отправился из Владикавказа в Тифлис. Встречавшиеся по дороге туда православные храмы в городах и селениях были закрыты. Только в г. Анануре церковь была открыта, да под горой Казбек стоял древний храм, куда изредка разрешали ходить молиться. Этот храм некогда был воспет Пушкиным: «Туда, в заоблачную даль, хотел бы я укрыться».
В г. Тифлис я приехал вечером и прямо с письмом направился в кафедральный Сионский собор. Католикос — Патриарх Грузинский — где-то лечился, а соборное духовенство было так напугано большевиками, что побоялось дать мне пристанище у себя в доме, и устроили мне ночлег в самом храме. На следующий день я поехал с визитом к патриаршему заместителю митрополиту Манглисскому Каллистрату в Свято-Георгиевскую церковь в районе города, называемую Кашвети. Владыка Каллистрат принял меня, как близкого человека. Жил он в маленькой комнатушке, сделанной на лестничной площадке, так как церковный дом был отнят. Канцелярия его помещалась в подвале храма. Там же была и столовая, в которой он меня принял и оказал гостеприимство. Вспоминал Киев и Духовную Академию, студентом которой сам был когда-то, а также владыку схиархиепископа Антония (Абашидзе), его деятельность в Грузии и любовь к русскому народу. Говорил о тяжелом положении Грузинской Церкви и о том, что их теперешний Патриарх Христофор стоит на высоте и мужественно, как только возможно в нынишних условиях, защищает Православную Церковь от натиска безбожников. Что еще, будучи епископом Уронисским, он показал себя героем, когда был арестован их покойный Католикос Амвросий за обращение к Генуэзской конференции с заявлением о том, что большевики воздвигли гонение на Православную Церковь в Грузии. Большевики требовали от Патриарха опровержения. Он отказался. Все епископы Грузинской Церкви, от которых требовали осуждения патриарха Амвросия, были арестованы. От лица всех выступил епископ Христофор и сказал, что они останутся верными своему законному церковному главе и его распоряжениям. Все они как один отказались дать подписку. За это их продержали долгое время в подвалах ГПУ.
Владыка Каллистрат говорил со мной откровенно, зная обо мне от схиархиепископа Антония, который неоднократно писал ему, рекомендуя меня как близкого и доверенного человека. А перед владыкой Антонием и владыкой Каллистратом благоговел, как сын. Митрополит Каллистрат предложил мне поместиться в маленьком Ольгинском монастыре недалеко от г. Мцхета. В самой Мцхете, когда-то столице древней Грузии, все монастыри и храмы, за исключением собора, были закрыты.
В древнем Самтаврском женском монастыре проживало свыше 50-ти монахинь во главе с игуменьей Ниной (кн. Чавчавадзе), храмами им не разрешали пользоваться, они были закрыты, а работали они, как рабы, на своих новых хозяев — большевиков, которые за это их не выгоняли из монастырских помещений. В качестве надсмотрщиков к ним был приставлен их бывший водовоз. Тяжела была жизнь этих скромных безответных тружениц.
Волна убийств духовных лиц
Некогда большой монастырь в селении Бодби также был закрыт. Насельницы монахини изгнаны. Монастырь святой Нины когда-то был центром просвещения края. В нем была прекрасно поставленная школа для бедных детей, а также приют. Все это было уничтожено, и игуменья Фамарь (кн. Вачнадзе) с несколькими монахинями жила в Тифлисе, занимаясь рукоделием. Игуменья Фамарь, любившая посещать святые места родного края, любезно согласилась посетить некоторые из них со мной. Мы с ней были в древнейшем монастыре VI века, воспетом Лермонтовым в поэме «Мцыри», расположенном на высокой горе. В качестве простого сторожа там жил один только иеромонах Ираклий, который вскоре был зарезан в своей келье. В других небольших монастырях вблизи г. Мцхеты, расположенных в горах, мы ничего не застали, кроме разоренных храмов и пустующих келий, так как все монахи при попустительстве коммунистов были убиты. За несколько лет перед моим посещением Грузии там прокатилась волна убийств духовных лиц.
Вот тогда почти во всех монастырях, расположенных в глуши, насельники были убиты, предварительно подвергшись пыткам и истязаниям. Свеженасыпанные холмы свидетельствовали о том, что здесь недавно успокоились насельники монастырей.
Подобно русскому, грузинское духовенство терпело немало скорбей и гонений. Также притесняли их налогами, исключали из школ их детей, если последние не отрекались в печати от своих родителей. Не выдерживая, да еще под воздействием своих жен, они отрекались от сана, а некоторых священников их семьи просто удаляли от себя или мнимо, или на самом деле.
В прошлом, как известно, Грузия постоянно находилась в состоянии войны с персами, арабами, монголами, а в течение нескольких столетий находилась под турецким игом. Чтобы обороняться от персов, грузинский царь Ираклий II в 1783 году заключил союз с Россией, который закончился присоединением Грузии к России, а также заменой грузинского патриарха экзархом. Потеряв в 1811 году свою церковную независимость, Грузинская Церковь оказалась в одинаковом положении со всей Русской Церковью. Во всех губернских городах были духовные школы и семинарии, для девочек — епархиальные училища. Грузины могли свободно поступать во все русские духовные академии, безплатно получать образование, а затем наравне с русскими, украинцами и другими народностями занимать высокое положение в Православной Церкви, не только у себя на родине, но и по всей России. Так, схиархиепископ Антоний занимал кафедру в Крыму, епископы Кирион и Леонид, впоследствии грузинские патриархи, также занимали кафедры в России. Сам владыка Каллистрат получил высшее богословское образование в Киеве. Так что бедная Грузия ничего не потеряла от соединения с Россией.
Перед революцией в Грузии было 1527 приходов, 2455 храмов и часовен, 27 мужских монастырей и 7 женских. В 1918 году грузинскими сепаратистами была объявлена автокефалия Грузинской Церкви. Но от этого Грузинская Церковь ничего не выиграла, а впала в ужасную нищету и духовное убожество, что не отрицают и сами грузины, благоразумно настроенные. А прежде всего так мыслил схиархиепископ Антоний (князь Абашидзе), самый просвещенный грузин наших дней, окончивший две высшие школы в России — университет в Одессе и Духовную Академию в Киеве, до конца своих дней сохранивший любовь и верность святой Православной Русской Церкви и многонациональному народу, объединенному в одно, благодаря Православию.
Положение нашей Грузинской Церкви незавидное
В дополнение ко всему сказанному для полноты картины можно привести выдержку из письма схиархиепископу Антонию от его бывшего ученика по Тифлисской семинарии, митрополита Сухумского Варлаама (Махарадзе), который в 1934 году писал между прочим:
«…Мелитон Керентелидзе физически еще жив, но духовно уже умер (протоиерей бывшей Тифлисской семинарии) и стоит во главе Кутаисских безбожников. Можно ли было от него этого ожидать, если принять во внимание его письменные труды? Человек владел пером и много трудился. В безбожники записался и бывший мой товарищ по семинарии Ипполит Вартагов, бывший одно время преподавателем Симферопольской семинарии, а потом Тифлисской. Оставил священство и протоиерей Талаквадзе, но терпит большую нужду, так как не записался в безбожники, несмотря на то, что человек он очень способный и, по выражению нашего Католикоса Патриарха, как оратор не имеет себе равного среди грузин не только духовных, но и светских. В Грузии не только нет ни одной действующей церкви, но нет ни одного священника, который исполнял бы христианские требы. Мне самому пришлось отпевать своего отца, которого похоронил в ограде Джахетской женской общины, бывшего монастыря. В этой обители живет около 30-ти сестер, церковь имеют, но священника нет. Когда, бывало, приезжал к отцу, то служил им священником. В Мингрелии пока существует две церкви, одна в Поти — Нахутарская кладбищенская, и другая Суджикская в Сенакском уезде. Теклатский женский монастырь, т. е. сестры продолжают жить, но церковь у них закрыта.
Положение нашей Грузинской Церкви незавидное. Число действующих церквей значительно сократилось, но существующие далеко не все имеют своих священников. Католикос-патриарх, конечно, лицо светлое, вполне достойное во всех отношениях, но слаб здоровьем, часто болеет, почему серьезно боимся, чтобы он скоро не оставил нас. Почему-то ни наши католикосы, ни наши профессора долго не живут. 16 лет тому назад возобновили нашу кафедру католикосов-патриархов и за это короткое время уже 4 патриарха отошли в вечность. Если так продолжится в будущем, скоро в Сионском кафедральном соборе для их погребения места не станет.
Владыка святый! Одна моя покорнейшая просьба к Вам: никогда по отношению ко мне не употребляйте изысканных и длинных титулов. Во-первых, я ни от кого не люблю их принимать, а от Вас, мне признаться, совершенно стыдно слышать их. До гроба верный Вам, недостойный митрополит Варлаам».
Приведенное письмо грузинского митрополита своему любимому учителю в достаточной степени рисует печальную картину положения Церкви в Грузии под владычеством советской власти. Приблизительно то же самое писал и другой грузинский иерарх, а также лично говорил митрополит Іоанн (Маргиев), также ученик схиархиепископа Антония. В бытность схиархиепископа Антония епископом Гурийско-Мингрельским в одной этой епархии было 240 приходов, кроме домовых-дворовых приписных церквей. А теперь Грузинской Церкви приходится за свое жалкое существование благодарить советскую власть тем, что их патриарх должен всегда участвовать во всевозможных конференциях, так наз. мира, или большевистского усыпления всех народов вне сферы их влияния, дабы голыми руками забрать власть в свои кровавые руки!
Бегство в горы
На обратном пути из Грузии я проезжал Баку. В то время там не было ни одного православного храма. Незадолго перед тем бакинцы похоронили своего православного епископа Митрофана (Поликарпова), питомца Киевской Лавры. Последнее время он жил без совершения церковных служб, т. к. в его епархии не было ни одной церкви. Когда он скончался, не было православного священника, который мог бы его похоронить. Хоронила сама паства. Такова свобода религии в Советском Союзе.
Желая как-нибудь проводить монашескую жизнь, многие монахи бежали в кавказские горы в Туапсе. Но и там их нашли коммунисты. Питались они там тем, что росло в той местности, конечно, живя впроголодь, но были счастливы, что не имеют никакого отношения к законам зверей в человеческом образе. Собралось во всей пустынной местности свыше ста монахов. Никому зла они не делали, были вне политики, молились Богу — и только. Но советская власть сочла их людьми опасными для нее. Поэтому сначала их выискивали авионы, летая низко, а затем ГПУ с собаками ищейками, бродя по горам, отыскивали этих Божьих людей. Старых расстреливали, молодых ссылали в Сибирь. Кое с кем из них мне приходилось беседовать после их возвращения из ссылки.
Вскоре советские войска заняли Киев. Немцы оставили Житомир, и партизаны приблизились к городу. Население бежало, предвидя возвращение большевистской власти. Теперь уже для владыки Леонтия узилище или смерть были неиз6ежны. Тем более, что МП, как верная прислужница Красной армии, лишила сана всех, кто открыто обличал большевиков54. "Выбраться по железной дороге нельзя, машин нет. Владыка накануне купил лошадь и повозку, мы нагрузили ее и думали выезжать. Только выехали, вдруг грузовик какой-то зацепил и все изломал. Вернулись назад. На следующий день утром Владыка отправился в город узнать, как можно выбраться. Город опустел. Все закрыто. Владыка вернулся в монастырь и видит: стоит колонна грузовиков - казачья часть, которая, поскольку выполняла ремонтные работы техники, всегда находилась близ фронта, и как только фронт приближался, их отбрасывали дальше, поэтому далеко с ними уехать было нельзя, но можно было оторваться от линии фронта"55. "Владыка говорит, - продолжает свой рассказ о. Вениамин, - вот, уезжаете, а архиерея оставляете на растерзание коммунистам. - Казаки говорят, - поговорите с офицером, он у нас хороший. - Нашли офицера, объясняем ему положение, и он говорит - если найдете место, садитесь. - В их распоряжении находились громадные чехословацкие грузовики-фургоны, заполненные станками. В один прицеп, в котором были станки, мы втиснули вещи, сами влезли, даже места не было, чтобы повернуться. И так мы шагом проехали 40 км до Бердичева, тянулись колонны отступающих - машины, техника, снег идет, под ногами месиво, грязь, а люди уходят по полям, кто как может. Доехали до Бердичева, нужно было проезжать мост, а он сожжен партизанами. Остались ночевать, даже моторы не гасили. На второй день мост как-то починили, поехали через Шепетовку, где в бывшем колхозе раньше делали колеса. Дальше казаки не идут. Немец-офицер дал нам машину до Шепетовки. Половины вещей не досчитались, у меня был один чемодан, и тот пропал, в чем я стоял, в том и остался. У владыки пропали чемоданы с облачениями, но что делать - война, какое управство? Идем по путям. Темнеет уже. Стали на разъезде. И тут состав с открытыми платформами, без каких-то ограждений, почему-то задержался. Мы не спрашиваем, вещи погрузили и поехали. Только ночью партизаны обстреливали зажигательными пулями, но паровоз не повредили. Но зато, когда дальше ехали, направо-налево по сторонам дороги составы взорванные. Десятки километров взорванных поездов. Приехали глубокой ночью в Ковель. Разговорился я с одним машинистом, как, говорю, не боитесь ездить, а он - ничего, человека не так легко убить, я уже с третьим паровозом под откос лечу, они там лежат, а я на другой сажусь. На другом составе приехали в Холм, а там поляки чуть камнями не бьют: немцы, вследствие своей политики, создали междоусобицу - где было больше украинцев, они вырезали поляков, а где было больше поляков, там вырезали украинцев. А для поляков духовенство, русское или украинское, все равно - враждебное, так что они готовы были нас на вокзале побить камнями. Потом и поляки разобрались, что есть церковь самостийников-ненавистников, которые с нами ничего общего не имеют, увидели наше духовенство, верующих и уже относились доброжелательно".
В Варшаве владыку и о. Вениамина опекала русская колония и А.С. Свитич. С помощью проф. М.В. Зызыкина владыка Леонтий вступил в переписку с митрополитом Анастасием, находившимся в то время в Белграде, прося о принятии в Русскую Зарубежную Церковь: "Не прочь бы очутиться на Св. Афоне, если бы это было возможно в настоящее время, или где Вы найдете для меня полезнее" (из письма от 23 марта 1949 г.). С такими же прошениями в Архиерейский Синод Русской Зарубежной Церкви обратились и другие архиереи Украинской Автономной Церкви, оказавшиеся в изгнании, которые, при содействии владыки Леонтия, были приняты в юрисдикцию РПЦЗ 24 авг./6 сент. 1945 г. В июле 1944 г. владыка Леонтий прибыл в Вену (через неделю после их выезда из Варшавы там началось национальное восстание), оттуда он попал во французскую зону Германии и, наконец, в Мюнхен, где в то время находился Архиерейский Синод РПЦЗ. Здесь епископ Леонтий был представлен митрополиту Анастасию, который беседовал с ним и проникся к нему добрыми чувствами.
Владыке Леонтию удалось вывезти многие святыни, в числе которых частицы мощей святых угодников Божиих, некоторые из них он впоследствии передал Иосифу Муньезу, хранителю Иверской мироточивой иконы; известно, что другие, как например, свят. Николая Мирликийского, преп. Серафима Саровского (вывезенные в 1926 г. из Саровской обители), были переданы в Свято-Николаевский храм в Венесуэле56 или находятся в других местах. 4/17 мая 1944 г. епископ Леонтий - первый из иерархов Украинской Автономной Церкви - был принят в юрисдикцию РПЦЗ и указом Архиерейского Синода от 25 июля/7 авг. того же года был назначен на кафедру викария Германской епархии РПЦЗ, но приступить к этому служению из-за различных обстоятельств не смог.
Парагвай
Определением Архиерейского Синода РПЦЗ от 26 авг./8 сент. 1945 г. в Бразильской епархии была учреждена кафедра викарного епископа Парагвайского. В те годы многие лишенные родины русские люди устремились в поисках убежища в Южную Америку. Оказавшись в эмиграции, владыка Леонтий глубоко скорбел о глубоких разделениях, образовавшихся в русской церковной среде. Издатель выходившей в Буэнос-Айресе газеты "Русское слово" Н.И. Сахновский, встречавший владыку в Европе и в Южной Америке, вспоминает: "После тягостных дней II-ой мировой войны для русских "Ди-пи" наступили еще более страшные дни массовых выдач и преследований. В ноябре 1946 г. я готовился к отъезду из Бельгии в Парагвай. Как раз в эти дни Господь судил мне встретиться с владыкой Леонтием, тогда еще епископом, только что получившим назначение от Синода в Парагвай. С первых же наших слов Владыка стал расспрашивать о жизни эмигрантов в довоенные годы, о сущности расхождений между евлогианами и соборной Церковью, о "восточном обряде" и его роли в Зарубежье, и было видно тяжелое раздумье на его лице... Владыка не ожидал встретить такой духовный развал в русской эмигрантской среде, не хотелось ему верить, что столько епископов нарушили свои обеты и свой долг, что такое множество мирян тупо и бессмысленно идут за лже-пастырями. Такое же разочарование переживали в те дни многие лучшие представители из "новой" эмиграции, мечтавшие найти за рубежом организованную и сплоченную массу Зарубежной Руси"57. Многие из представителей старой эмиграции с недоверием относились к людям, жившим столько лет под советами. Надо было вместе сесть пуд соли, чтобы люди начали доверять и относиться без подозрений. "Заграницей есть люди, считающие, что с их отъездом заграницу все кончилось, чуть ли не в течение одного года все было уничтожено большевиками, храмы и духовенство. Они искренно сочувствуют всем убиенным, молятся за них, служат панихиды... Но если они встретят духовное лицо, чудом и милостью Божией спасшееся из-за железного занавеса, они приходят в крайнее недоумение и выражают удивление: как вы остались живы? мы полагали, что там все давно убиты... - Стараются воспевать их (новомучеников - сост.) подвиги и страдания, но явись они сейчас среди нас, многих забросали бы камнями свои же, потому что их описания пережитого не совпали бы с установленным стандартом"58. 25 дек. 1946 г. владыка Леонтий, первый из епископов Русской Церкви после окончания II-ой мировой войны, в сопровождении иеродиакона Вениамина прибыл в Буэнос-Айрес. Церковная жизнь Южной Америки многими скорбями и искушения-ми встретила владыку Леонтия, а тяжелое материальное положение затрудняло существование владыки: епархия, состоявшая, в основном, из вновь прибывших, не могла оказывать вспоможение владыке, также и Синод был не в состоянии оказывать ему финансовую поддержку. "Старые" эмигранты, в значительном числе прибывшие в Парагвай из предвоенной Польши, были людьми весьма просоветски настроенными, и содействовать попам, которые в их представлении были дармоеды, расположения не имели. "Когда мы приехали в Парагвай, - вспоминает о. Вениамин, - то там на приходе были крестьяне простые, главным образом, из Польши, колония, где мы жили, называлась Капитан Миранда, существует еще и сейчас. Жили мы только тем, что могли посеять на огороде, потому что крестьяне нам не помогали. Одна только крестьянская семья нам хлеб пекла, а общее отношение было безразличное. Сами работайте, - мы работаем, и вы работайте. Среди них было очень много распропагандированных, как советской агитацией о великой, могучей советской родине-победительнице, так и западно-украинскими националистами. Когда мы начали им рассказывать о том, что советская армия делала, то они не верили - вы фашисты, с немцами работали. Но потом, когда крестьяне увидели, как мы жили, как мы работали, то стали к нам относиться очень хорошо, но помощи материальной никакой. Я пек просфоры и церковь убирал, и мне давали 20 гурани (несколько долларов) в месяц, а на эти деньги можно было купить 5 кг хле6а. Владыка не получал ни копейки. В Парагвае было еще духовенство, но, к сожалению, при тамошних обстоятельствах, когда никто не помогает, они, 6едные, опустились. Они были одинокие, и владыка пытался их принять в наше братство, чтобы они как-то остепенились, но очень трудно, когда человек дошел до такого предела. В том селении Капитан Миранда владыка основал монастырь, местные жители этому не препятствовали. Среди постриженников владыки был о. Савва (Сарачевич), который был им поставлен в иеродиаконы и впоследствии стал епископом Эдмонтонским". Великим постом 1948 г. о. Вениамин был рукоположен в иеромонахи. Но монашеская жизнь в Парагвае не наладилась, братия разъехалась, а владыка был впоследствии назначен в Чили. Владыка приехал в Парагвай как раз, когда там началась гражданская война. Молодой архиерей, в ведении которого совсем недавно находилось несколько сот приходов, теперь вынужден был устраивать свое существование в совершенно чуждых условиях и среди недоброжелательного окружения; не сложились отношения у владыки с его архиепископом Феодосием, и также с возглавившим соседнюю большую и быстро растущую Аргентинскую епархию архиепископом Пантелеимоном, бывшим возглавителем Украинской Автономной Церкви. Церковное управление, как считал владыка, относилось к нему несправедливо и пренебрежительно. Как раз в это время настоятель Свято-Троицкого собора в Буэнос-Айресе, маститый русский протопресвитер, замечательный миссионер Константин Изразцов, присоединился к Северо-Американской митрополии, отколовшейся после Кливлендского собора 1946 г. от Русской Зарубежной Церкви. В сентябре 1948 г. епископ Леонтий приехал в Буэнос-Айрес, вступил в общение с протопресв. Константином и был принят митроп. Феофилом в состав Сев.-Американской митрополии со званием епископа Аргентино-Парагвайского. Владыка Леонтий полагал, что ему удастся объединить во едино разделившихся православных христиан, которых он призывал к любви. 11 авг. 1949 г. епископ Леонтий писал митрополиту Анастасию: "Возношу Ваше святое имя и вошел в единение с Сев.-Американской митрополией в конце июня с.г.". 13 авг. епископ Леонтий Архиерейским Синодом в качестве предупредительной меры пресечения был запрещен в священнослужении. Владыка подчинился, тяжело переживая запрещение от канонической церковной власти, и 7 сентября обратился с прошением к митрополиту Анастасию: "Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь и отец. Вняв Вашему отеческому призыву вернуться обратно в Архиерейский Синод, я подал прошение в Сев.-Американскую митрополию о своем выходе из ее юрисдикции, а также порвал связь с о. Константином Изразцовым... Я вступил в общение с протопр. Константином, надеясь, что этим самым я принесу мир для Церкви Божией. Но ввиду того, что зло спеет на горшее, я предпочел вернуться обратно в Архиерейский Синод... Конечно, мне надо было все терпеть до конца..." На следующий день после этого письма, владыка вернулся к месту своего служения в Парагвай. 14 сент. Архиерейским Синодом запрещение было снято с него. В другом своем письме, написанном осенью того же года Высокопреосвященнейшему Анастасию, владыка Леонтий поясняет причины своего возвращения в лоно РПЦЗ: "Возвращение мое обратно в Архиерейский Синод было также продиктовано мне моей личной совестью, а не какими-либо другими обстоятельствами. Сев.-Американская митрополия и о. Константин ко мне отнеслись хорошо, что доказывают их последние письма ко мне. Главным побудителем был Ваш призыв и желание, дабы Архиерейский Синод из-за меня не впал в искушение, даже располагая формально канонами, как обвинительным материалом против меня, а также дабы не искушать своих близких (имеется ввиду братия - сост.), на которых вся эта история производит убийственное впечатление". 22 дек. 1949 г. Архиерейский Синод РПЦЗ постановил: судебное дело Преосвященного Леонтия прекратить, восстановив его во всех иерархических правах; освободить Преосвященного архиеп. Феодосия от управления Парагвайской епархией; Преосвященному Леонтию вновь вступить в управление Парагвайской епархией на правах епархиального архиерея. В той местности в Парагвае, где Владыка начал строить маленький монастырь, Православие занимало слабые позиции; поскольку люди были практически лишены пастырского окормления, то начало проявляться стремление к униатству. Некоторые становились монахами-василианами, шли учиться в униатские семинарии. Владыка Леонтий был родом из Малороссии, он знал, как бороться с унией, и старался вернуть этих несчастных людей в лоно истинной Церкви. Владыка хорошо говорил по-украински, но принципиально не служил на малороссийском диалекте. За шесть лет пребывания в Парагвае владыка построил 2 храма, вел работу с детьми. И среди крестьян были те, кто понимал, что появление в этом, одном из заброшенных мест земли, архиерея Божия и полного клира при нем есть великая милость, которая вряд ли еще когда-нибудь повторится. "Помню, была Пасха 1947 г., - вспоминает о. Вениамин, - и представляете, глухая деревня, а тут архиерейское богослужение с иподиаконами. Хорик уже был обучен пению. И староста крестьянин говорит: смотрите, запоминайте - это небывалое явление, чтобы в нашей глуши такое торжество церковное состоялось". Когда, не так давно, сподвижник владыки, архим. Вениамин, приезжал в селение Капитан Миранда, то не мог поверить, что после стольких лет тамошние верующие все еще с такой любовью вспоминают владыку. Все хотели, чтобы о. Вениамин остановился именно у них дома - служа ему, они в его лице служили владыке. В начале 1951 г. епископ Леонтий писал митрополиту Анастасию: "...Сижу я, как ведомо Вашей Святыни, без всяких определенных занятий, кроме, разумеется, своего монашеского делания и земледелания, 4 года..." Владыка пишет свои воспоминания. Еще в 1949 г. архиепископ Виталий (Максименко) предлагал епископу Леонтию переехать в Канаду для помощи архиеп. Иоасафу. В 1950 г. владыка Леонтий получил назначение на кафедру епископа Эдмонтонского и Западно-Канадского. Владыка Иоасаф из Канады направлялся в Аргентину, но из-за сложности оформления необходимых для переезда документов и нестабильного политического положения прибыть к назначенному ему месту служения он не смог. "Но даже если бы мы и получили визы, - вспоминает о. Вениамин, - то мы никогда не могли бы собрать деньги на билеты, на те копейки, на что мы жили, это было невозможно. Там вообще никто не мог скопить денег, в Парагвае у крестьян все было, но свои продукты они не могли продать, т.к. рынок был очень маленький, а за границу тогда Парагвай не позволял ничего экспортировать, там были законы 200 - летней давности, чтобы, например, пошлину платить в золотых монетах. Жизнь была очень примитивная в то время - солдаты босиком ходили".
Чили
В 1953 г. епископ Леонтий был назначен правящим архиереем в новообразованную Чилийско-Перуанскую епархию. Когда владыка прибыл в Сантьяго, там уже был построенный прихожанами храм Святой Троицы, его постройка была закончена в 1946 г. Храм построили небольшой в расчете на малочисленную русскую колонию. Чилийско-Перуанская епархия была в Русской Зарубежной Церкви самой малочисленной (к 70-му году в ней оставался всего один храм), но отнюдь не самой спокойной. "Выстроенный в 1957 г. архиепископом Леонтием Св.-Троицкий храм в Перу, в г. Лима, скоро после его освящения (20 янв./2 февр. 1958 г.) был захвачен епископом Иоанном (Шаховским) и передан в юрисдикцию Американской митрополии..." - говорится в книге "Русская Зарубежная Церковь 1918-68 гг.", напечатанной в США под редакцией гр. А.А. Соллогуба. Хотя по всем документам, - сообщается в той же книге, - храм принадлежал Русской Зарубежной Церкви и доныне числится в списке ее приходов, однако, благодаря безразличию малочисленных прихожан и отсутствию иного, кроме раскольнического, священника, храм и две общины в других городах Перу оказались в Американской митрополии. Гражданские власти, не разбираясь в сути дела, не приняли никаких решений. Владыка Леонтий отличался нехарактерной для нашего времени прямотой в отношении с людьми. Он требовал от мирян и, в первую очередь, от клириков, чтобы они "бережно творили дело Божие" - не сокращали бы богослужений, учили "Закону Божиему", ходили бы в миру в одежде, положенной священнослужителю. К сожалению, эти его требования не часто встречали понимание. Владыка был добрым, любвеобильным архипастырем, обладавшим чувством юмора, при этом нельзя не отметить, что иногда раздражительность и невыдержанность приводили владыку Леонтия к осложнениям и недоразумениям, как в отношениях с окружением, так и с высшей церковной властью. Владыка Леонтий дорожил идеалами монашества, он старался насадить и преумножить его в своей епархии. В 1958 г., после захвата Израилем и передачи МП Горненского монастыря Зарубежной Церкви, из Св. Земли в Чили, по приглашению владыки Леонтия, прибыло 5 монахинь. Владыка благословил им организовать общину во имя Успения Пресвятой Богородицы. Первой игуменией Успенского монастыря стала иконописица м. Алексия (Ерлыкова), духовным отцом которой был преп. Нектарий Оптинский. В настоящее время Успенская обитель располагает большим участком земли, детским приютом и средней школой. "Владыка, - рассказывает о. Вениамин, - всех готов был с любовью принять - если кто-то изъявлял желание быть монахом или клириком. А когда мы купили участок и построили маленькую часовню (существующую и поныне - сост.), то Владыка назвал ее в честь Всех Святых, в Земле Российской Просиявших. Называлось это место скит, потому что нас было 3 человека братии, а третий был о. Гедеон. После смерти Владыки он переехал к архиеп. Виталию, в Канаду". Матушка игумения Иулиания, нынешняя настоятельница Вознесенского м-ря на Елеоне, вспоминает, что владыка долго не мог решиться, в честь какого святого назвать часовню, т.к. у него было много друзей, носивших имена в честь свят. Николая и преп. Серафима, апостолов и других угодников; думал также назвать в честь своего небесного покровителя или Анны (его матери). В конце концов, пересмотрев календарь, владыка решил назвать церковку во имя Всех святых. 10/23 авг. 1957 г. Архиерейский Синод, во внимание к усердным архипастырским трудам Преосвященного Леонтия по управлению Чилийско-Парагвайской епархией и долголетнему служению в епископском сане, постановил возвести епископа Леонтия в сан архиепископа. В благодарственном письме митрополиту Анастасию владыка Леонтий пишет: "Сердечно, сыновне благодарю Вашу Святыню, а также наш Архиерейский Синод за высокую награду - сан архиепископа. Вознесите свои святительские молитвы, чтобы в очах Божиих я был достоин ее, т.е., чтобы проводил жизнь свою достойно сего великого звания, а также служил благочестно и верно Церкви Святой. Третьего дня я прибыл в Лиму на две-три недели. Сербская колония специально меня пригласила на бракосочетание 1 сент.", - здесь владыка и получил извещение о возведении его в архиепископы. "Жизнь Чилийско-Перуанской епархии (в конце 60-х гг. - сост.) протекает более, чем скромно, но зато богата своей духовной, поистине подвижнической жизнью, родственной жизни наших русских отдаленных скитов среди девственных лесов уединенных уголков былой России, близкой жизни Катакомбной Церкви в теперешней подяремной России. Архиепископ Леонтий... живет в деревянном примитивном домике, примыкающим к собору, где находится и его Епархиальное управление. Владыка ежедневно совершает строго уставные богослужения в Свято-Троицком соборе с помощью монахинь, которые живут в своем небольшом каменном домике вблизи собора. При епископе причта нет, кроме игумена Вениамина (Вознюка); остальное духовенство (4 священника) переехало в США. По воскресным и праздничным дням поет небольшой хор, которым управляют поочередно монахини Иоанна и Иулиания"59. Вспоминает долголетняя настоятельница Успенской обители в Сантьяго, матушка игумения Иулиания (авг. 1992 г.): "Владыка прекрасно служил, его голос заставлял всех молиться. Нот владыка не читал, все было по памяти (что не всегда помогало точности исполнения), и теперь, очень кратко побывав в Киево-Печерской Лавре, я вспомнила владыку, т.к. большинство песнопений и духовных песней было заимствовано им оттуда. Владыка любил служить по будням, как простой иерей, особенно литургию. За первые 10 лет нашего пребывания на Патронато ни одного дня не прошло без литургии, если владыка был в отъезде, то тогда служил его помощник, о. Вениамин, - иногда он начинал в 2 часа утра. Владыка Леонтий благословлял часто приступать ко св. Причащению. Владыка не выносил никакой паузы ни во время пения, ни во время чтения, в таких случаях он сам начинал за чтеца. Был он очень ревнив по Бозе, любил порядок в храме. Чувствовалось, что он тяготился нашим крохотным кафедральным собором. Ведь он служил в "настоящих" храмах, где мог голосом действовать и служить вволю, а здесь не было пространства. Но он все терпел, Христа ради и был кроток в своем величии и велик в своем смирении. Владыка налагал на себя пост, особенно всю первую и страстную недели не вкушал пищи. Он любил благолепие церковное, часто сам шил себе какие-то украшения, камни он прикреплял как-то неуклюже (он был левша и шил левой рукой), но с какой детской радостью он надевал сшитое им на себя или на иконы, когда он шил пелены. Владыка любил посещать прихожан. Никогда я его не видела без дела. Он очень любил совершать чин пострижения в монашество и рукополагать" (а также совершать требы - сост.). Мать Ксения и владыка очень были похожи характерами: оба вспыльчивые, оба горячие, оба прекрасно пели (м. Ксения управляла хором и была когда-то скрипачкой, любила петь и не уставала; митроп. Анастасий в Горнем всегда просил, чтобы она трио пела). Но вот, если оба встретятся, то не поладят. Помню, это было в Великую субботу, пока я ставила тесто на св. Артос, слышу - с. Ольга что-то бормочет. А уже помолились и сели за трапезу. О. Вениамин еще задержался в церкви, употребляя Св. Дары. Прихожу, спрашиваю: куда все ушли? что случилось? - мне было мало лет, я была самой младшей. Мать Иоанна ничего не знает; с. Ольга разводит руками, м. Антония, 90-летняя старица, сидит, Иисусову молитву читает, м. Михаила сидит, понурив голову... Да что же случилось?... И тут м. Ксения со второго этажа, где она жила, кричит: нет, этого я не потерплю, хватит над нами издеваться... и прочие безумные глаголы, которые в искушении могут придти в ум человеку, проведшему все 40 дней в посте и в сугубой молитве - м. Ксения была большая молитвенница. А с другой стороны, - владыка - что, мол, с ним не считаются, что он должен принять решительные меры... Главное, - друг друга не слышать, а просто криком берут... Конечно, м. Ксения спустилась и первая попросила прощения и пригласила трапезовать. Все! будто ничего и не было. Говорю это, чтобы показать, каким был великодушным и всепрощающим наш владыка". В те годы политическая обстановка в Чили, стране вообще не отличавшейся политической стабильностью, была накалена до предала, к власти вот-вот должны были прийти красные, и перед русскими людьми, надеявшимися спастись от коммунистов в этом дальнем углу Южной Америки, снова встала опасность оказаться у них в плену. Доктор А.А. Максимова-Кулаева, председательница Сан-Францисского отдела помощи русским детям Заграницей, писала в марте 1962 г. первоиерарху РПЦЗ, митрополиту Анастасию: "...Обращаюсь к Вам от имени и по просьбе православных, расписавшихся на прилагаемом прошении в двух копиях, и прошу Вас принять во внимание их горячее желание обеспечить архиепископу Леонтию Чилийскому и его помощнику, игумену Вениамину, безопасные условия продолжения их служения Православной Церкви... Несколько времени тому назад я, и мой муж совершили путешествие по Южной Америке и побывали также в Чили. Мы являемся свидетелями тяжелых условий, в которых им приходится работать. До этой поездки по Южной Америке мы никогда еще не видели православного епископа в таком положении, в каком застали архиепископа Леонтия. Также видели, какую любовь проявляет по отношению к нему паства, и он к ней. На нас все это произвело большое впечатление. Из газет и писем из Южной Америки мы знаем о все время осложняющемся политическом положении там. Если в Европе в первые годы после II-ой мировой войны было сравнительно легко переместиться из одной страны в другую, то в Южной Америке такой возможности не будет. Поэтому понятно стремление всех беженцев, нашедших временный приют там, поскорее переехать в безопасное место, каким являются США... И мы все, подписавшиеся, считаем, что архиепископ Леонтий и его помощник тоже имеют на это право, пробыв столько лет в Парагвае и Чили в самых примитивных условиях..." Владыка специально не занимался миссионерством, но если кто-то приходил, расспрашивал, интересовался, владыка всегда объяснял. Были, конечно, и те, которые интересовались и просили присоединить к Православию. Владыка никому не отказывал. В Парагвае, где были русские сектанты, владыка беседовал с ними, объяснял, и люди понимали, что пошли не по той дороге. В Парагвае диспутировать пытался о. Савва, специально ходил к сектантам. Они не могли ничего возразить, просто его избегали и говорили, что диспуты ни к чему не приводят. У владыки Леонтия были дружеские отношения с некоторыми старообрядцами, жившими в тех местах, с ними вели спокойные дружеские беседы, но более или менее организованных старообрядческих общин в тех местах не было. "Владыка Леонтий с самого детства мечтал быть духовным лицом, поэтому ему все, что было связано с Церковью, было родное - иконы, облачения, мощи. А одежда, в которой он ходил, его не интересовала; чем питаться - его не интересовало. Но для владыки было важно, чтобы были хорошие облачения, пусть и бедные, но ему хотелось, чтобы они были благообразнее, благолепнее. Он всегда прекрасно пел и хотел, чтобы богослужения были торжественными, хор был хорошим, чтобы иподиаконов был полный штат. Церковь Владыка самозабвенно любил. Поэтому все, что касается Церкви, он собирал. Где владыка путешествовал, или по России ездил, он всегда просил - дайте мне святыню, поэтому он много собрал мощей. И вот, когда после II Ватиканского собора католики в Чили начали выбрасывать мощи, иконы, облачения, владыка с барахолки приносил изображения Спасителя, Божией Матери, чаши, облачения, золотом шитые. Конечно, они католические были и владыка просил матушку зарисовать латинские особенности. Но он не мог переносить, когда даже что-либо напоминающее святыню выбрасывали. Ведь владыка видел, как большевики уничтожали все в России, а тут никакого гонения не было, а шло иконоборчество, потому он все это скупал. Мощи мучеников первых христианских веков, доставшиеся от католиков, брат Иосиф Муньес при-нес владыке, а владыка дал ему мощи некоторых киево-печерских святых. Иосиф имел хороший вкус, мог замечательно украсить иконы на аналое"60. Недавно о. Вениамин переправил в Россию, по крайней мере, 10 чаш, подсвечники, все, что подходило. "Куда нам столько, владыка тоже мечтал, что когда-то все это можно будет переслать", - говорит о. Вениамин. В 1967 г. владыка Леонтий был назначен на кафедру в Сан-Пауло, но после того, как тамошний архиепископ Феодосий скончался, Синод туда назначил владыку Никандра. После этого к Чилийской епархии присоединили Аргентину, Парагвай, Уругвай - все это соединили. После смерти владыки Леонтия, Чилийская епархия опустела. Архим. Вениамин остался единственным священником Русской Зарубежной Церкви в Чили. Ему с великим трудом удалось возвести прекрасный храм в псковско-новгородском архитектурном стиле. О. Вениамин обращался к русским инженерам и к местным специалистам, покупал строительный материал, одним словом, делал все потребное для того, чтобы свеча Божия засияла в этой отдаленной стране Южной Америки. Когда, встретив на вокзале прибывших со Св. Земли монахинь, владыка Леонтий повез их посмотреть свой кафедральный собор, те в потемках никак не могли его рассмотреть, а увидев единственный куполок - расплакались. Теперь великолепный новопостроенный храм соединил два прихода, Свято-Троицкий и домовой Казанский, который ранее подчинялся Архиерейскому Синоду. Храм находится в хорошем районе города, имеется приходской дом. В ведении православного прихода находится собственное кладбище. О. Вениамином построен трехэтажный дом для престарелых. "Остается только поблагодарить - заканчивает свое письмо в "Православную Русь" (№8,1984 г.), Евгения Кучаренко, - чудного батюшку за всю его любовь к нам, недостойным, и с радостью пожелать ему многая лета!" Долголетних прихожан становится теперь все меньше, многие уехали в Сев. Америку, а те, кто остались, убывают, хотя приходят в храм и новые эмигранты.
Борьба за истинное Православие
Видно, такой уж удел судил Господь владыке - "кого люблю, того и наказую", - узким путем вел Он его, как в России, так и в Зарубежье, где в места жизни благоденствующей не суждено ему было перебраться. Находясь здесь, на краю света, архиепископ Леонтий не забывал страждущую страну Российскую, сопереживая оставшимся там собратьям по вере и стараясь чем возможно помогать им60а. После войны владыке удалось установить переписку с архиеп. Гермогеном (Голубевым, †1978 г.). Владыка Леонтий, зная, как опасно в России получать письма с Запада, старался не писать. Даже архиепископ Гермоген (Голубев) - в дни юности владыки Леонтия настоятель Киево-Печерской Лавры, - который советских репрессий не боялся, не мог часто писать владыке, т.к. его преследовали. Владыка пытался ему помочь, хотел послать материал на рясу, ботинки, хороший ладан, но ничего нельзя было переслать. В начале 60-х годов, один из чад Катакомбной Церкви в России - Феодор Иосифович Журбенко (будущий архиепископ Лазарь) - через жившего на Афоне архимандрита Евгения (Жукова)61 установил переписку с владыкой Леонтием. Благодаря письмам владыки Леонтия, находящиеся за железным занавесом верные чада Русской Церкви узнавали о положении Русской Зарубежной Церкви, о бурных событиях, происходивших в православном мире тех лет. Некоторые катакомбные священнослужители почитали владыку своим кириерархом - они поминали за богослужениями его имя после митрополита Филарета, обращались к владыке с письменными просьбами принять исповедь и заочно разрешить от грехов и другими просьбами, которые никто, кроме архиерея, не мог исполнить. Так, находясь в Чили, за тысячи километров, владыка продолжал "катакомбно" служить в России. "Кто просил прочитать и простить, я все это сделал, так и скажите, и пусть мирствуют о Господе", - писал он в одном из писем Феодору Иосифовичу. В своем письме Ф.И. Журбенко от 19 сент. 1968 г., владыка пишет: "Всем прочитать разрешительные молитвы, и Игнатию62 с Иларионом". Владыка принимал теперь такое участие в жизни истинно-право-славных христиан, которое не было доступно ему в те годы, когда он сам находился в России на нелегальном положении, а катакомбники приносили ему свои "слезницы": так, например, один священник во время обыска испугался и, чтобы скрыть свое священство, выбросил крест в окно, и его совесть измучила, - что делать? как искупить свой грех? - и вот владыка сообщает, что прочел для него разрешительную молитву. В то время некоторые, оставшиеся без архипастырского окормления православные христиане, старались найти истинного - не сергианского - архиерея, и советовались с обладавшим большим опытом церковной жизни в России владыкой Леонтием, лично знавшим многих церковных людей. Владыка Лазарь рассказывал в ноябре 1991 г. составителю этого повествования, что владыка Леонтий писал ему, тогда еще Феодору Иосифовичу, о своем настоятеле, епископе Гермогене (Голубеве), томившемся в то время в ссылке, и благословил посетить его. При встрече епископ Гермоген сказал ему, что Зарубежную Церковь раскольнической не считает, и что подчиняться патриархии ей не следует: "... если я присоединюсь к вам (к катакомбникам - сост.), то меня, как ссыльного, найдут, и вас заодно. Посмотрим, что дальше будет". Примерно так же сказал епископ Вениамин (Новицкий62а, †1976 г.), проведший после войны 12 лет на советской каторге: "Если бы я был за рубежом, то только бы к Зарубежной Церкви принадлежал. От нас требовали анафемствовать ее, но мы не согласились". Епископ Вениамин помог Феодору Иосифовичу. Вспоминает о. Вениамин: владыка Леонтий направил Феодора Иосифовича к епископу Вениамину, потому что Ф. И. желал принять посвящение, а из канонических архиереев никого не осталось. Владыка Вениамин вынужден был служить в МП, но совершенно был против ее вероотступничества.
*** Владыка Леонтий в Зарубежье, как и в России, принимая решения, прежде всего, поверялся своей ревностью о Православии. Владыка не мог спокойно смотреть, как "на Афоне лютый волк Афиногор загоняет всех своими реформами в ад" (из письма владыки Леонтия Ф.И. и верным в России). Он писал митрополиту Анастасию, что всегда помогал гонимой Церкви на нашей многострадальной Родине, и сейчас, когда Православная Церковь гонима, как-то: Русская, Греческая, он и в будущем будет помогать, чем возможно62б. В 1923 г., занявший константинопольскую кафедру патриарх Мелетий IV (Метаксакис) отменил юлианский календарь, испытанный вековым преданием и практикой Церкви, и ввел, в пределах патриархата, новый григорианский календарь. Вскоре этому легкомысленному и неканоничному поступку последовал возглавитель Элладской Церкви, архиепископ Афинский Хризостом (Пападопулос). Значительная часть духовенства и мирян Греческой Церкви не восприняла эту измену Православию и отделилась от новостильников, и до 1935 г. они не имели иерархии. На старостильную Церковь были воздвигнуты гонения, как от властей, так и от официальной Церкви. В 50-х годах, те несколько архиереев, которые возглавляли старостильников, скончались. Остались лишь два - архиепископ Матвей и епископ Хризостом и, Флоринский, не имевшие между собой общения. Первый без соборного согласия старо-стильных христиан, в единоличном порядке рукоположил новых архиереев. Епископ Хризостом и, уже будучи тяжело больным человеком, отказался кого-либо рукополагать единолично и умер в 1955 г., не оставив после себя преемников-архиереев. С опрометчивым выходом из положения архиепископа Матфея и его ставленников, большинство старостильников не были согласны: они предполагали, что другие поместные Церкви, придерживающиеся старого стиля, могут рукоположить им архиереев; с этой целью старостильники-греки еще в 1934 г. обращались к митрополиту Антонию (Храповицкому), но безрезультатно. Государственная греческая церковь с помощью властей вела гонения против старостильников. В 1957 г., собрание из 100 священнослужителей-старостильников (синод архиеп. Хризостома I), выбрало из своей среды трех кандидатов в епископы и отправило одного из них, престарелого архимандрита Акакия (Папаса), к митрополиту Анастасию. Митрополит Анастасий рукополагать архимандрита Акакия отказался. В конце 1960 г., архимандрит Акакий снова прибыл в Нью-Йорк, в Синод Русской Зарубежной Церкви, и снова ему было отказано. Однако ее архиереи - архиепископ Серафим Чикагский и епископ Феофил Детройтский, хиротонисали его. Синод не был поставлен в известность об этом деянии и после того, как оно открылось, предписал епископам РПЦЗ впредь воздержаться от участия в подобных актах. Несмотря на это, в мае 1962 г., по приглашению собора старостильной Церкви Греции (синод архиеп. Хризостома I), архиепископ Леонтий прибыл в Грецию. Сам по себе его приезд был сопряжен с опасностью подвергнуться преследованию со стороны гражданских властей, поддерживавших новостильную церковь. По прибытии владыку отвезли в женский монастырь и просили тотчас же совершить хиротонии, от чего он отказался, вызвав этим действием одобрение епископа Акакия (который, вероятно, тоже не одобрял поспешности при рукоположениях - ред.). В монастыре Св. Николая в Пэонии, в Аттике, владыка Леонтий совместно с епископом Акакием (Папасом) рукоположил архимандритов: Парфения (Скурлиса) во епископа Сикладского, Авксентия (Патраса) во епископа Гавдикионского, Геронтия во епископа Саламисского и Акакия младшего во епископа Диавлийского. Было постановлено, чтобы новорукоположенные архиереи рукоположили архимандритов: Хризостома (Наслимиса) и Хризостома (Киусиса) во епископов63. Владыка Леонтий пробыл в Греции две недели. Он не смог предварительно сообщить митрополиту Анастасию о своем участии в хиротониях. Митрополит Анастасий отказался признать эти хиротонии. Уже после его смерти, в 1969 г., Архиерейский Синод признал все хиротонии, совершенные епископами Русской Зарубежной Церкви для страждущей Церкви Греции, и было установлено церковное общение (продолжавшееся некоторое время) со Старостильной Церковью Греции. Попытаемся понять владыку Леонтия. Почему владыка Леонтий, несмотря на запрещения Синода, принял участие в греческих хиротониях? Несомненно, что, принимая решение о своем участии в этих хиротониях, владыка Леонтий принял во внимание, что нежелание христиан, именуемых старостильниками, подчиниться новостильным архиереям вполне обосновано - они представляли законную, т.е. вдовствующую Церковь. Владыка Леонтий знал, как христиан преследовали в России; знал, что в России рукополагали тайно, чтобы противостоять большевикам, поэтому он и согласился на эти хиротонии. Тем более, что ему написал архиеп. Серафим: если вас будут просить, вы поезжайте, я сам не могу, зная определение Синода и будучи его членом (копия этого письма сохраняется в одном из Афонских монастырей). Исходя из материалов, имеющихся в нашем распоряжении, можно предположить, что владыка Леонтий, руководствуясь своей ревностью о Церкви Божией, считал, что в наше отступническое время, когда сатана, чувствуя свою скорую погибель, в преддверии пришествия Христова, со всей силой ополчился на истинную Церковь, необходимо содействовать восстановлению иерархии старостильников. Эту мысль ярко выразил архиепископ Аверкий, Сиракузский и Троицкий, в слове, сказанном им на заседании Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей 17/30 ноября 1962 года: "...я сам не решился бы совершить хиротонию греческих старостильников. Но вместе с тем, в глубине души, не могу не восхищаться смелостью, с которой архиепископ Леонтий совершил поступок, к которому звала его совесть. ...Мы подчеркиваем, что не признаем патриарха Алексия, а в то же время все патриархи его признают. Мы говорим об общении с этими патриархами и, таким образом, парадоксально оказываемся в общении с Москвой. Получается заколдованный круг. Ввиду такого иррационального положения, нам особенно важно стоять на твердом каноническом основании, сохраняя суть, а не букву, которая может привести к поклонению сатане... ...Он (владыка Леонтий - сост.) совершил мужественный акт помощи братской Церкви, которая сейчас для нас самая близкая нам по духу. Греческая Церковь теперь гонима и преследуема. Было большой ошибкой, что мы в свое время слишком снисходительно отнеслись к введению нового стиля, ибо оно имело целью внести раскол в Православную Церковь. Это было делом врагов Церкви Христовой. Видны уже плоды. Даже в Америке имеется греческое духовенство, которое мучает совесть за принятие нового стиля. С соблюдением старого стиля связано сохранение всяческих преданий в разных областях. Вместе с удалением старого стиля удаляется из храма аскетическое начало. Старостальники - самые близкие нам по духу. Единственное "но" в поступке архиепископа Леонтия - это то, что он поступил как бы не по-братски, наперекор решению собора, хотя и по добрым побуждениям". На том же заседании свят. Иоанн (Максимович), в то время Западно-Европейский, заметил: "...старостильники стучались к нам шесть лет. Архиерейский Собор не мог взять на себя решения, признавая это внутренним делом греков. Надо признать объяснения (Греческая Церковь - гонимая, как и катакомбная в России, ее надо поддерживать - сост.) архиеп. Леонтия удовлетворительными, и на этом прекратить прения". Также владыка Иоанн напомнил, что в прошлом столетии были подобные нестроения в Антиохийской Церкви. Тогда вмешалась Константинопольская Церковь. Кипрской Церкви также помогла Элладская. Собор выразил сожаление преосвященному архиепископу Леонтию по поводу его участия в хиротониях епископов для греческих старостильников. Архиепископ Леонтий, в свою очередь, выразил сожаление, что не смог спросить владыку митрополита Анастасия.
*** В те годы, когда отступление от Православия охватило многие древние поместные Церкви, волею Божией оказавшаяся в диаспоре хранительницей Православия Русская Зарубежная Церковь не могла замкнуться в своих национальных границах. В конце 50-х годов в ее лоно были приняты румынские, а в 1963 году - болгарские приходы, не желавшие быть под омофором своих просоветских руководителей. В настоящее время мы должны учитывать то, что, являясь почти единственной Церковью, не вовлеченной в современные ереси, мы уже вышли из границ только русской по составу Церкви. Ищущие верности Православию люди, как православные, так и присоединяющиеся к нему, присоединяются поэтому к нам во всем мире. В те годы, особенно после того, как в 1965 г. патриарх Афиногор единолично снял наложенные на латиномудрствующих православной Церковью клятвы (тем самым, подпав под них), вопрос о набирающем силу экуменическом движении встал особенно остро. Владыка Леонтий называл экуменизм "соборной ересью ересей", или просто "модернизмом", т.к. "экуменизм" значить "вселенскость", видимостью которой эта "соборная ересь" хочет прикрываться64. "Особенно владыка огорчался, - пишет И. Андрушкевич в своей статье, многократно цитируемой нами, - что некоторые иерархи восточных православных патриархатов сравнительно легко попадали в сети т.н. "гностических ересей", которые живы и в наши дни и даже снова становятся модными. Так, владыка приводил пример какой-то "экуменической панихиды" в Сантьяго, в Чили, по гроссмейстеру ордена Храмовников Де Молаю, сожженному в XIV в. во Франции. В этой "панихиде", по словам владыки, приняли участие и некоторые православные иерархи, что владыка полностью осуждал. Поэтому владыка последнее время старался избегать контактов с некоторыми из этих иерархов"65. В те годы волна апостасии начала яростно поглощать все, что еще сохранялось православного в т.н. христианском мире. В 1962 г. в Ватикане состоялся собор, узаконивший многие модернистские обычаи, после восприятия их связь латинян с преданием древней Церкви была практически совершенно прервана. Владыка Леонтий сетовал на лигургические реформы в Латинской церкви; на вопрос, какую ценность имеет причащение во время новой мессы для верующего и благочестивого римо-католика, который со смирением подчиняется реформам своей церкви, он ответил, что это "тайна милости Божией", которую мы не можем предопределять. Что касается совершения католических обрядов для православных, даже за непреодолимым отсутствием православного священника, то владыка был принципиально против участия в этих обрядах. Одновременно владыка Леонтий ценил религиозные чувства простых верующих католиков, особенно почитание ими Божией Матери. Когда владыка Леонтий с о. Вениамином приехали в Чили, там был престарелый католический кардинал, очень консервативный. Владыка посетил его вскоре по приезде и затем перед его смертью. Но его преемник был политикан, и владыка не желал его видеть, хотя тот и пытался через других устроить встречу, но владыка отклонял эти предложения. Категорически отказывался владыка Леонтий иметь дело с униатами; единственное исключение - он был знаком с католическим священником восточного обряда Филиппом Дерозье, французом, которого знал весь Буэнос-Айрес, потому что он помогал многим русским, ходил по учреждениям, устраивал детей в лагеря, для тех, кто не мог дома с ними заниматься.
*** Владыка Леонтий в своей жизни архиерея Русской Зарубежной Церкви действовал прямо, без какой-либо двойственности или дипломатии, резко выступал, невзирая на лица или позицию большинства, против того, что казалось ему лукавством или отступлением от Православия, касалось ли то вопросов внешнего положения (борьба за Православие) или внутрицерковных (церковная дисциплина). Боль о Церкви очень тяжело отражалась на здоровье владыки Леонтия. Он глубоко скорбел о нестроениях, происходивших в середине 60-х годов в среде Русской Зарубежной Церкви, и со всей присущей ему прямотой печаловался о них пред Архиерейским Синодом и его председателем. Владыка Леонтий был наиболее близок с владыкой Иоанном, владыкой Аверкием, владыкой Саввой Эдмонтонским. На заседаниях Синода у владыки Леонтия часто бывали жаркие обсуждения с архиеп. Серафимом Чикагским, который также был очень эмоционален, но принадлежал к другому крылу архиереев, поддерживаемому также правителем дел синодальной канцелярии, протопр. Георгием Граббе. Последнего владыка Леонтий очень ценил и даже предполагал, что он может стать достойным преемником митроп. Анастасия. Сам же о. Георгий относился к владыке Леонтию весьма сдержанно. Писать о церковной деятельности владыки Леонтия еще предстоит, тем более, что в нынешнее, слишком недавнее от событий жизни владыки время не представляется возможным дать законченное освещение ее. Владыка Леонтий был одним из подлинных монахов-архиереев, которых Господь даровал Русской Церкви, а в ее лице и всему Православию. В январе 1963 г. владыка писал в Сан-Франциско председателю Благотворительного фонда архиепископа Иоанна, Г.А. Скарятину и всем почитателям архиепископа Иоанна: "Очень рад слышать, что жизнь ваша церковная налаживается под кротким и мудрым управлением владыки Иоанна. Если Господь благословит, и все будет хорошо, то, может быть, после св. Пасхи я, даст Бог, посещу владыку Иоанна и всех вас, и мы вознесем совместно молитвы о даровании полного духовного мира в вашей большой духовной семье"66. Владыка Леонтий не раз бывал в Сев. Америке, имел здесь многих верных друзей, и те из них, кто ныне живы, сослужили бы ему добрую память, записав свои о нем воспоминания. Владыка Леонтий приехал на судебный процесс в Сан-Франциско, дабы поддержать своего духовного друга и сотаинника, свят. Иоанна Сан-Францисского, почитаемого владыкой, по воспоминаниям воспитанника Свято-Троицкой Семинарии из Чили Владимира Барроса, еще при жизни святым. Когда владыка Иоанн скончался, архиепископы Леонтий и Аверкий, вместе с игуменом Лавром, ныне архиепископом, отправились на автомобиле через всю страну, чтобы молитвенно почтить кончину владыки Иоанна. После смерти владыки Иоанна, его паства обратилась с прошением в Синод о назначении на вдовствующую кафедру Западно-Американской Епархии архиепископа Леонтия Чилийского-Перуанского. Но не суждено было владыке достигнуть Северной Америки. В 1969 г. Чилийско-Перуанская епархия была объединена с Аргентинской. Владыка Леонтий был назначен администратором новой епархии. В то время на главных улицах Сантьяго уже появились зловещие изображения серпа и молота. "Неужели и до этого глухого угла земли доберется красный зверь и снова, как когда-то в Житомире, придется бежать, толкая перед собой тачку с облачениями?" - думал владыка. Вспоминает о. Вениамин: "владыка пробыл в Парагвае с 1947 года по 1952 год, и затем был в Чили. В Аргентину владыка приехал в 1969 г. В то время в Чили стали уже появляться красные. В 1970 г. президентом выбрали Альенде (коммуниста - сост.). Я поехал в 1970 г., привез владыку на новый 1971 г. в Чили, когда уже был Альенде. Но первое время они не показывали себя, а постепенно все забирали в свои руки. Начали исчезать товары. Кто мог - бежали, но многие были уже в таком возрасте, когда бежать трудно. Тогда начались нестроения в Аргентине. Люди начали требовать - приезжайте. Владыка поехал Великим постом, а потом, через пару месяцев, умер. Я остался, потому что был единственным священником на все Чили; владыка мог быть спокоен, что в Чили кто-то есть, если бы я уехал, то там бы никого не было. Так что в последний период, в Аргентине, я не был при владыке. В 1969 г. Аргентина, Парагвай, Уругвай, Чили, Перу подчинялись владыке Леонтию".
Аргентина
Аргентина была первой страной Южной Америки, куда 25 дек. 1946 г. прибыл владыка; через несколько дней из Европы приехал о. Георгий Романов, который остался там и начал окормлять паству. В следующий раз владыка с о. Вениамином приехали туда в 1951 г. из Парагвая и пробыл там до 1953 г. В тот год, 5 янв., владыка отбыл к новому месту своего назначения - в Чили. Потом владыка с о. Вениамином приезжали в Аргентину, а в сентябре или в августе вернулись в Чили. Аргентина стала последней страной земной жизни владыки. Итак, владыка в 1969 г. прибыл в Аргентину. Православный писатель Н.П. Кусаков, проживавший в то время в Буэнос-Айресе, считает, что владыка "очень утешился, когда, после всех мытарств, оказался на кафедре в Аргентине". О пребывании владыки в Аргентине рассказывала в январе 1992 г. супруга прот. Валентина Ивашевича, настоятеля Свято-Троицкого собора в Буэнос-Айресе, матушка Марфа Ивашевич: "Однажды я спросила владыку, как мне быть - занятия с детьми требуют много времени, которое отнимается от служения Церкви. Владыка ответил: ваша первая ответственность перед Богом - семья, дети. Когда дети вырастут, и вы их поставите на ноги, тогда уже можно будет и сугубо приходом заняться. - Когда гости посещали владыку, то он не давал им ничего делать, готовить чай, например; он говорил, что он архиерей во всех областях, т.е. что он знает не только церковное дело. Когда что-то строили, то он первый начинал трудиться, несмотря на то, что приехал он в Аргентину с больным сердцем и нарушенным кровообращением. При этом к своему архиерейскому сану он относился с уважением, не позволяя, чтобы кто-либо непочтительно относился к архиерейском сану. Владыка оказывал нуждающимся помощь просто и смиренно, а когда он служил, то чувствовалось, что он архиерей; владыка любил, чтобы архиерейские службы проходили чинно, но если что-то было не так, то он никогда резко не делал замечание. Когда владыка, благословляя дикирием, делал крест, то казалось, что он чертит его на бумаге - не было никаких лишних движений. Владыка часто пел на клиросе. Он мог петь первым и вторым тенором. Владыка также преподавал пение аргентинцам, принявшим Православие. Он старался сделать так, чтобы мелодии октоиха сочетались с испанским переводом. На испанском языке, хотя он и владел этим языком, владыка не служил, но проведение миссионерской работы одобрял. Приходы епархии он посещал без всякого предупреждения. Некоторым это не нравилось, - как это можно, так, без предупреждения? Он говорил таким: храм - это мой дом, с каких пор я должен говорить, что хочу приехать к себе домой?! Многие клеветали на владыку, но он никогда не жаловался. Имея власть, он этих людей никогда не наказывал, но терпел. Когда приходили к нему кого-то оговорить, нажаловаться, то он говорил - Вы занимайтесь своим делом, т.е. смотри на свое бревно, а не на сучок в глазу ближнего". Владыка говорил, что в церковной жизни не должно придерживаться каких-то партий: "я Павлов, я Аполлосов". Игорь Андрушкевич, в своей уже упоминавшейся выше статье, пишет: "владыка очень часто говорил о ненужности нашей эмигрантской "организационной и партийной возни". Особенно он был против внесения нецерковных элементов в жизнь Церкви. Вообще, нас "спасут не организации и не партии, а вера и Церковь"". Матушка Марфа Ивашевич вспоминает наставления владыки: ""Мы члены Церкви, мы живем в Церкви, чтобы служить Богу, спасать свою душу. Каждый должен думать о своем деле, и не заниматься тем, что его не касается". Единственные темы, которые затрагивал владыка в разговорах, были церковные темы, жития святых, история Церкви, а не "третьи люди", как это часто у нас бывает. Владыка Леонтий говорил, что каждый из находящихся в храме, должен заботиться о том, что ему поручено делать в храме - о своем послушании. Есть люди, специально поставленные следить за порядком в храме, а все остальные должны делать свое дело. Когда делает замечание один богомолец другому, то кто-то может обидеться, а если то же самое скажет староста, то никто не обидится, потому что знают, что таково его послушание. Ко всему относящемуся к служению в храме владыка был очень строгим. Он говорил, что если ты хочешь сделать что-то доброе без благословения, без послушания Церкви, то выйдет наоборот. Когда говорил о России, то часто плакал; надо молиться о церковнозаблудших, - говорил владыка, - но не держать у себя в сердце какое-то зло на них. Он верил, что придет время, и Россия снова станет православной страной. С ним рядом было спокойно, и это спокойствие передавалось людям, - они ожидали его приезда, звонили, просили, чтобы он приехал к ним - он передавал чувство умиротворения. Владыка был образованным и культурным человеком. Дети очень любили его. Когда он стоял на кафедре, то дети сидели вокруг него, и он не разрешал прогонять их. Владыка был в Аргентине слишком мало времени и не успел ничего сделать для сирот. Как и в Парагвае, он хотел устроить здесь ежедневную начальную школу для русских православных детей". Рассказывает о. Вениамин: "Какие наставления владыка давал ново-начальным? Специальных наставлений владыка не давал. Но монашеские наставления он давал. Когда у нас монашеское братство было, за обедом мы больше всего читали преп. Феодора Студита, его послания монашествующим. У нас было много святоотеческих книг, библиотека, это была наша главная пища духовная, но каких-то специальных наставлений от себя владыка не давал. Молодым людям владыка говорил, что нужно исполнять христианские заповеди, жить по-христиански. Это каждый из нас должен говорить обращающемуся с вопросом, как жить. Нельзя говорить, что, мол, сейчас мораль такая, это ничего, потом покаетесь, - это абсурд". Н.И. Сахновский, в уже упоминавшейся нами статье, весьма точно описывает жизнь владыки в Южной Америке: "Тяжело сложились обстоятельства жизни епископа, а затем архиепископа, Леонтия в Южной Америке. Его искренние недоумения, слишком прямые высказывания, трудность освоиться с образом мышления многих лиц, приводили к взаимному непониманию и недоверию, а это, в свою очередь, не могло не отражаться на положении владыки. Раз установившееся мнение меняется с трудом. Многие годы пришлось владыке Леонтию бороться со всякими трудностями в Чили, где он сумел создать то, чего не смогли сделать многие другие, имевшие гораздо большие возможности. Но во время гонений и мук, которые пришлось ему претерпеть в совдепии, он находил опору и сочувствие в среде верующих. Там было все ясно: были "мы" и "они". В Чили было трудно, бедно, но было и верное стадо, укреплявшее своим постоянным участием дух жертвенности доброго пастыря. Самое же тяжелое началось только в декабре 1969 г., когда владыка был назначен на расстроенную вечными смутами аргентинскую кафедру. - Ни ангельское долготерпение, ни незлобивость и любовь, с которыми владыка прибыл в Буэнос-Айрес, не смогли перебороть ни перед чем не останавливающихся людей. Владыка возлагал много надежд на предстоящий тогда Собор епископов и готовил к нему пространный доклад. Сердечное заболевание требовало отдыха и лечения, но злостный приступ не прекращался. Все-таки, владыке стало лучше, когда, совершенно неожиданно для всех любивших его, 2 июля 1971 г., владыку нашли скончавшимся в его опочивальне". Владыка Леонтий умер после молитв в кафедральном соборе Буэнос-Айреса о упокоении души архиепископа Иоанна, в тот же день, что и владыка Иоанн, пять лет спустя. Вспоминает матушка Марфа: "В тот день владыка позвонил и попросил, чтобы о. Валентин и я пришли к нему. О. Валентин стучал несколько раз в дверь его квартиры. Ответа не было. Тогда о. Валентин сказал мне: подожди, а я пойду посмотрю, что там. Владыка сидел в своем большом кресле и как будто спал. О. Валентин позвал его три раза и тогда понял, что владыка Леонтий умер. Рядом с ним стояла совсем еще теплая чашка чая. Была суббота. Владыка позвонил о. Валентину, чтобы пригласил его служить вместе с ним в соборе, и о. Валентин понял, что владыка вызвал его (духовного сына и ставленника во священство - сост.), чтобы оказать ему последнюю службу - прочесть молитвы на исход души..." "И только уход такого человека открывает всем его знавшим, что они с его уходом потеряли... Такие люди так расточительны в отношении своего "я", что они, в сущности, и биографии не имеют и становятся объективно оцениваемыми только оказавшись уже в прошлом и продолжая жить в сердцах их знавших, в плане уже не земном... Не случайно некая стихийная молитвенность охватила всех непосредственно переживших уход владыки Леонтия. И можно больше, чем о ком-либо ином, сказать, что не ушел он от нас, а, напротив, приблизился, но уже в плане не земном. Господи, милостив буди нам грешным!" - писал архимандрит Константин в "Православной Руси" (№14, 1971 г.). "Его (владыки Леонтия - сост.) кончина нанесла большую потерю Аргентинской кафедре и жизни русской православной колонии", - пишет Н.П. Кусаков в письме составителю. В России владыка Леонтий с самого раннего детства претерпел скорби, гонения, за границей владыка вынужден был проводить жизнь тоже в тяжелых условиях. Посему верим, что, отказавшись от всего "добра-го" в жизни сей, владыка теперь утешается в селениях райских. "У владыки был дар примирителя-миротворца предотвращать разводы, - вспоминает матушка Марфа, знавшая владыку уже в последний, "аргентинский" период его жизни, - Он был той точкой, которая соединяла всех. Он как бы излучал любовь, с ним можно было просто поделиться своими бедами. Встречая владыку в первый раз, казалось, что он уже давно знаком с тобой. Те аргентинцы, что устояли в Православии, ведут миссионерскую работу и по сей день, они благодарны владыке за то, что видели в нем поистине православного архиерея, память о нем укрепляет их в стоянии за веру. Он многому научил их. Люди обращаются к нему, как и к свят. Иоанну, в молитве. Если и происходят какие-то чудеса по его трудам на небе, то они происходят незаметно, т.к. он не желает, по своей кротости, чтобы кто-то знал о них - так, как это было и при его жизни. После его смерти о нем забыли, да и при жизни он не интересовался тем, чтобы играть какую-то важную роль в церковной политике". Полагаю, что следующие слова владыки из уже неоднократно цитировавшейся статьи И. Андрушкевича могут служить всем нам, как последнее напутствие владыки: наша Русская Православная Церковь Заграницей может имеет те или иные недостатки, но "ее доктрина правильна", и мы должны охранять и защищать эту доктрину. Но не нужно думать, что нашей Церкви грозят только внешние опасности: враги всюду, и внутри и снаружи, но их легко "распознавать сердцем".
После смерти
"Церковная жизнь" в № 1-6, 1971 г. привела краткое сообщение о кончине владыки: отпевание состоялось в понедельник 5 июля, в нем приняло участие епархиальное духовенство. Ввиду того, что епископ Никандр, ближайший к Аргентине архиерей Русской Зарубежной Церкви, не смог прибыть из Сан-Пауло, разрешительную молитву прочитал по-арабски и по-испански прибывший во время отпевания архиепископ Мелетий в сопровождении священника и диакона от местной сирийской церкви, принадлежащей Антиохийской Патриархии. Кафедральный собор был переполнен верующими из всех столичных приходов, пришедших помолиться и проститься со своим архипастырем. "О. Вениамин, - рассказывает матушка Марфа, - говорил последнее слово о жизни владыки, рядом с которым он был почти 20 лет. На всех произвело впечатление лицо владыки Леонтия, не было такого чувства, что оно мертвое, на нем был покой". В среду 7 июля останки владыки Леонтия были переправлены воздушным путем в Сантьяго (Чили) для погребения на тамошнем православном кладбище, которое было им создано - завершает повествование о похоронах владыки "Церковная жизнь". Одно это - создание в Зарубежье кладбища, принадлежащего православной Церкви, может послужить памятником владыке. В "Православной Руси" (№14 за 1971 г.) была помещена статья, приводимая нами в сокращении, духовного чада владыки, инокини (ныне игумении) Иулиании "Проводы владыки Леонтия": "Владыка умер в кельи во время вечерней службы в Аргентине - мы здесь, в Чили, узнали в тот же вечер. О. Вениамин уже был у себя в кельи, и мне не так легко было об этом ему сообщить. Немедленно была отслужена панихида, на которой присутствовали все - даже дети приютские. Стал собираться о. Вениамин в путь, но на следующий день была суббота, и все учреждения были закрыты. Просто чудом добились мы нужного. Летим на аэродром, просим, умоляем - в конце концов, в 4 часа улетает о. Вениамин. Начинается для нас трудная пора - телефонные звонки все время прерывают монастырский покой. Ночью, рано утром звонят прихожане - привезут ли владыку? Когда? Куда? На какой аэродром? Дети притихли - ни шалить, ни кричать, ни играть нельзя! До сознания их дошло: что-то торжественное и таинственное происходит. В воскресенье поехали все на Патронато, в церковь, собрались прихожане. Пропели без священника панихиду, помолились о владыке - и начали беседовать, как и что: никогда такого согласия между всеми не было (так владыка и после смерти явился примирителем! - сост.). Церковь оглашалась рыданиями - паства оплакивала своего архиерея! Поговорили, помолились - решили телеграфировать: "требуем возвращения нашего архипастыря, оплачиваем расходы. Прихожане, Обитель и Приют ". Вернулись в обитель. Как все казалось пусто! Посмотришь на архиерейский дом - и сожмется сердце: владыку больше не увидим! Понедельник и вторник прошли в подготовке к встрече нашего дорогого усопшего! Собралась вся школа, от 2 до 6-го класса. Тихо вели себя дети, узнав, что только самые лучшие попадут на аэродром... Вот и среда наступила, из обители едет автобус со школой, 89 человек, да плюс 12 девочек приюта. Остаются 37 крошек - не вмещает всех автобус... Старосту, м. Иоанну и меня пускают к самолету. Идет о. Вениамин, разбитый горем: 28 лет провели они вместе! Староста наш знал владыку тоже еще по Киеву. Долго плачут они! Подходит араб Хосе Илиас, любимец владыки и друг о. Вениамина. Плачут вместе... Двигаемся в путь - никаких мнений не может быть - владыка должен посетить свой храм, в котором служил 18 лет! И все туда едем... Но что творится у ворот! Такое бывает только на Пасху! Как люди узнали? Патронато заполнено машинами... К 5 часам двигаемся обратно в обитель. Все дети стояли с зажженными свечами, многие плакали. Никто не сказал: мы голодны, а ведь с 10 утра мы выехали на аэродром. Очень торжественно шла наша Леночка, которая, несмотря на свои 6 лет, поехала с нами, так как она крестница владыки - она несла в руках фотографию владыки. Утром поехали на Патронато. В 9 часов - литургия. Очень тихо и проникновенно пел хор. Много было прихожан, все проливали слезы - но не было тяжело на душе. Сторож храма говорил, что всю ночь люди шли, молились у гроба, приносили венки и цветы... Храм был переполнен молящимися. Пел усиленный хор - участвовал хор и Казанской церкви (не подчинявшейся владыке). Шли тихо. Но почти никто не мог дотянуть до конца архиерейское "Достойно" или "входное" - плакали все, и регент, и басы и диакон - да и весь хор... И передавалось это прихожанам. Вспоминали "встречу" владыки - каждое воскресенье, каждый праздник! В 13 ч. 30 мин. отслужена была панихида, и двинулась длинная процессия. Приехали на наше кладбище. Прихожанам был предоставлен автобус - вот выходят из него часть детей приютских, а за ними старушки из старческого дома, некоторым под 90 лет, а приехали все - и все они, и молодые, и пожилое поколение, связаны одним горем - потерей владыки... Сколько народу! Сколько православных арабов! Краткое, но сильное слово произнес о. Вениамин. 40 лет служил владыка... и по своей доброте он всем прощал - даже такие грехи, которые не так легко Церковь прощает. И мы теперь простим ему все, что имели, и попросим у него прощения! В день смерти владыка написал 6 писем, одно из них о. Вениамину, который прочел его перед тем, как опустить гроб в могилу: "Дорогой мой отче Вениамине, мир ти, давно от тебя нет писем, я простудился и мало сил. Собираюсь в воскресенье лететь в Св. Америку, пишу туда. Твой авва, архиепископ Леонтий. Привет всем, всем, всем!" Это письмо пришло именно в этот момент". Владыка просил не ставить ему на могиле памятник - пишет В.Н.М. в своем повествовании о посещении Сантьяго на Пасху 1972 г. ("Православная Русь" №10) - вся могила буквально покрыта зажженными свечками, красными яйцами, куличами и пасхами. Русскую колонию в Сантьяго В.Н.М. характеризует, как небольшую по числу, но единодушную в своей любви к почившему владыке.
Послесловие составителя
Почему составлено это жизнеописание? Владыка Леонтий являет собой образ архиерея последних времен, который дала истинным христианам Русская Зарубежная Церковь - он, соединивший в своей судьбе воедино сущую в рассеянии и в отечестве Гонимую Церковь Русскую, стал живым воплощением ее упования, суть коего - единение всех истинных чад Матери-Русской Церкви, страдавших в "пустынях, вертепах и пропастях земных" или томившихся Христа ради в изгнании. По Божиему благоволению, много скорбей пришлось принять владыке. Он воплотил в своем житии слова, читаемые на службу Святым апостолам: "...Нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти... Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим" (1 Кор. 4, 9-13). Вся его жизнь может служить малому стаду примером того, как в нынешнее тепло-хладное время нужно исполнять свой христианский долг бесхитростного стояния за святую отеческую веру, невзирая на то, куда приведут тебя пути Господни, не оправдываясь вешними обстоятельствами. "Мир не раз сильно толкал меня, чтобы я упал, но Господь поддерживал меня (Пс. 117,13). Немало скорбей пришлось мне испытать в юдоли плача на неоконченном пока пути моем к Отечеству Небесному, но если бы я взялся перечислить благодеяния Божии и блага Его, ниспосылавшиеся и известные мне в течение моей земной жизни, то для этого потребовалось бы очень много времени, так они многочисленны и чудесны, и по сравнению с ними все скорби и испытания так ничтожны и жалки"67.
Приложения
Приложение №1
Письмо проф. прот. Светлова архиеп. Сергию (Гришину)
Ваше Высокопреосвященство, Через Ваши руки прошло в Москву дело о присуждении степени кандидата богословия иеромонаху Леонтию за написанное им под моим ответственным руководством сочинение "Жития святых, как материал для христианской апологетики". Из достоверных источников до меня дошло сведение, что присуждение кандидатской степени иеромонаху Леонтию неожиданно затормозилось. Я удивлен и огорчен ненужной капитуляцией света веры и богословского знания в лице высокочтимого Преосвященнейшего рецензента перед тьмою в образе посторонних богословской науке лиц, получающих возможность своим вмешательством в область, превышающую их компетенцию, тормозить святое дело по научной борьбе с тьмою неверия и безбожия, и мешать исполнению требования борьбы с тьмою во всеоружии Божием (Луки 11, 35, Кол. 1, 13, Ефес. 6, 11). Много сделано у нас темными силами для угашения льна курящегося, - богословской науки и духовного просвещения, по соображениям охранительным, но как раз нет никаких оснований к замедлению дела в самом содержании и характере содержания. Сочинение не выходит из академических рамок чисто научного обсуждения вопроса христианской апологетики и не ставит себе никаких посторонних религиозно-богословской науки задач. Необходимо здесь еще принять во внимание то, что христианская апологетика сверх отрицательно-полемической задачи своей - опровержения возражений неверия против веры, имеет задачу положительного укрепления верующих в вере содействием разумному обоснованию веры и выработке обязательной всегда в истинном христианстве разумной веры. В дни широкого, эпидемического распространения неверия христианская апологетика является не столько оружием против враждебного вере безбожия, сколько средством для предохранения ею верующих от заразы неверия и целебным лекарством… (неразборчиво) может быть, оружием, а является только лекарством для внутреннего употребления верующих. Изъятие из духовной аптеки пастырского душепопечения о верующих столь нужного лекарства или ограничение в употреблении его - недопустимо. Я направляю свою речь против неожиданного в церковной среде принципиального отрицания апологетики вообще. Но отсутствием духовной печати апологетика отрицается, совершенно погашается фактически и уподобляется лекарству, запертому в аптечном шкапу. Тогда и в таком случае - кому и чему могло бы помешать сочинение о. Леонтия, как и все в этом роде остающееся без употребления, под спудом, и зачем поднимать вокруг него шум? Поручая себя святительским молитвам Вашим в подкрепление силам моим, умаленным долгими трудами и болезнями на службе благовестию Христову, в надежде лучшего, стою усердный раб и слуга Христов. П.П. Светлов, 1934 г. И. X.
Приложение № 2
Указ о присуждении степени кандидата богословия Московская Патриархия. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя. Канцелярия. 29 ноября 1934 г. Ном. 20147. Москва 5, Бауманский пер. ном. 6, кв. 1
Преосвященному Митрополиту Киевскому Константину, Патриаршему экзарху Украины УКАЗ По делу о соискании иеромонахом Леонтием степени кандидата богословия за предоставленное сочинение "Жития святых, как материал для христианской апологетики"... Резолюция Его Блаженства, Блаженнейшего Сергия, митрополита Московского, Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, от 22 ноября 1934 г. последовала таковая:
"В Священном Писании, бесспорно, имеются неисчислимые указания и на бытие Божие, и на исторический факт земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, и на чудеса, и на явление Христа апостолам и другим верующим, и на веру праведников в Бога, во Христа до мученичества и на прочее. Все такие указания служат, можно сказать, основоположительным материалом, как православного богословия (догматики, учение о нравственности), так и для православного пастыря. Но апологет (по крайней мере, в общепринятом понимании этого слова, как защитник веры против нападок неверия), сославшись на текст Священного Писания, едва ли может считать свою задачу исполненной и неверие опровергнутым. Думается, что еще менее они убедят неверующего. Тем более, что и сам автор представленного сочинения в заключительных словах считает "задачей будущего" (заметим - только еще будущего, значит, в настоящем эта задача и неразрешима) нашей православно-русской богословской науки, - "очистив агиографию от примесей апокрифически легендарных". Эти и подобные им мысли заставили поколебаться решимость преосвященного митр. Арсения Ташкентского, которому я поручил чтение сочинения, а вслед за ним и мою - признать за сочинением научную ценность, соответствующую требованиям, предъявляемым к кандидатской диссертации. Однако, принимая во внимание отзывы столь компетентных специалистов, продиктованных, конечно, не только благожелательностью, но и научною совестью, нахожу возможным утвердить иеромонаха Леонтия в степени кандидата богословия". О чем канцелярия патриархии имеет долг известить Вас настоящим.
Управляющий делами Патриаршего Священного Синода протоиерей А. Л. За делопроизводителя протодиакон К. Арбузов
Приложение №3
Письмо Епископа N (написано владыкой Леонтием - сост.)
На днях, возвратившись из богоспасаемого града Киева, куда я ездил на погребение своего незабвенного старца, схи-архиеп. Антония, я застал вашу утешительную весточку (видимо, письмо от архим. Нафанаила - сост.), полную братской любви и задушевности, которая несколько утешила меня в моем большом горе, - невозвратной утрате в лице почившего, дорогого владыки Антония. Он был моим духовным руководителем и отцом 20 лет. Если, по милости Божией, я есть то, чем вы меня знаете, то только благодаря его воспитанию и мудрому руководству. Проведя меня и иных своих духовных чад через Сциллу и Харибду, он ушел от нас в иной прекрасный мир, оставив нам, умирая, святительское завещание, как хранить чистоту веры и не отходить от единства Христовой Церкви. Его завещание, а также краткую биографию считаю необходимым приложить при сем для напечатания в вашей дивной газете, по своей идее и содержательности не имеющей себе равной. Поистине все мы, изголодавшись духовно за эти долгие годы большевистского владычества, отдыхаем душой, впитывая в себя как бальзам этот чудный духовный аромат, который веет с ее страниц. В трудных условиях приходится сейчас стоять у кормила церковного корабля, т.к. не чувствуется единства: одни преследуют чисто земные цели, другие - карьеру, а третьи, по складу своего ума, далеки от соборности Церкви. Посему приходится быть почти одиноким, и это одиночество еще острее чувствуется, когда не стало моего старца, а ведь он был моей опорой и той архиерейской совестью, которой проверял не только я, грешный, себя, но и все ревнители христианского благочестия. Радуется мое сердце, видя в лице вашей обители и ее насельников оплот нашего святого Православия. Я, недостойный, прошу и молю Господа Бога, чтобы он сподобил меня, грешного, познакомиться, дорогие мои и родные, со всеми вами, и в братской беседе излить все то накопившееся горе, которое пришлось пережить за эти мучительные тяжкие годы царствия безбожия в нашей, некогда славной и благочестивой, православной великой стране. После этого письма предполагаю прислать вам к Пасхе, "аще Господь восхощет", переживания свои в N-ской тюрьме, куда я был заключен 2 года подряд в одно и то же время, в дни великого Христова Воскресения. Много скорбного пришлось пережить, но еще больше духовной радости. Кажется, что никогда так не был близко к душе воскресший из мертвых Христос Жизнодавец, как в те страшные тюремные годы... Сердечно благодарю за присланные книжки, газеты и святые крестики. Всей дорогой братии желаю много лет здравствовать. Моя юная по возрасту и духу братия, в составе 6 человек - 3 иеромонаха и 3 иеродиакона - сердечно благодарит за присланные подарки, прося у всех вас молитв и благословения. Простите, Господь да хранит вас и вашу святую обитель на многие лета. Остаюсь с любовью о Господе, ваш недостойный богомолец, епископ N-ский. 20/ХII 1942г.
("Летопись Церкви" церковно-литературный сборник", вып. 1-й, Владимирова, Словакия, 1943 г.)
Приложение №4
В №12 журнала "Православная жизнь" за 1971 год один из близких знакомых Владыки (не о. Вениамин - сост.), по его собственным словам, "всецело земной человек", скрывший свое имя под псевдонимом В.Н.М., сообщает о бывших ему "трех знаменательных сновидениях". Приводим его сообщение в кратком изложении. В первом сновидении, происшедшем в ночь на 8-е июля, через шесть дней после смерти владыки Леонтия, были явлены изображения Господа Иисуса Христа, Божией Матери, свят. Николая и чтимых В.Н.М. святых угодников, осияваемых необыкновенным светом. "Сколько времени продолжалось это необыкновенное сияние - сказать не могу, так как стоял, как оцепенелый! Ни одного слова не было произнесено. Очнувшись на своей постели, я ясно ощутил, что это начало чего-то, что последует". Ровно через месяц, в ночь на 8 авг. (37-й по кончине владыки день), пришло второе сновидение. В.Н.М. видел себя глубокой ночью, стоящим пред собором г. Буэнос-Айреса, окна собора темны. В.Н.М. заходит внутрь - храм залит дневным светом, полон людей; в центре храма, в архиерейском кресле в полном облачении с митрой - владыка Леонтий. Он возглавляет какое-то богослужение. Владыка обрадовался, увидев В.Н.М. А я отвечаю: "Радуюсь, вас, владыка, видеть, таким здоровым и радостным". "Да, - продолжает владыка, - я теперь совершенно здоров, никаких болей не чувствую, и мне здесь очень хорошо. На этих днях получаю новый хороший дом, как говорят на земле, - он уже мне обещан". Владыка предложил В.Н.М. остаться в его новом доме, где также будут жить некоторые друзья и знакомые В.Н.М. Через месяц, в ночь на 7-ое сентября было третье сновидение. В.Н.М. входит в огромных размеров храм, который, как он чувствует, находится где-то очень далеко, наполненный народом и православным духовенством. Владыка Леонтий спешит к В.Н.М "в облачении светло-голубом и весь измененный физически. Он молодой, красивый, с лицом - нечто среднее между юношей и девушкой". Потом владыка Леонтий сказал: "Ну, теперь пойдем скорей - ведь нам еще нужно переплыть большое озеро, что нас отделяет от того другого берега, но мы ждать не будем, ведь у меня собственная лодка". Через ряды людей они добрались до мола у озера. "Мы уже подошли к краю мола, и я увидел в темноте огромное озеро, на поверхности сияние миллионов вспыхивающих звездочек! Стою как зачарованный, не могу оторвать глаз от невиданного грандиозного зрелища! Прерывает меня голос владыки: "Ну, скорей! садитесь в лодку, и через два мгновенья будем на том, другом берегу". В одно мгновенье прыгаю в лодку, ...и просыпаюсь на своей постели". Последнее видение было в день начала Архиерейского Собора РПЦЗ, постановившего готовиться к прославлению святых Новомучеников и Исповедников Российских. Автор этого повествования, по-видимому, во время его написания живший в Аргентине, описывая в своей в статье "Монастырь и могила почившего владыки Леонтия" ("Православная Русь" №10, 1972 г.) свое посещение Чили, происшедшее менее чем через год после смерти владыки, сообщает, что владыка по смерти являлся многим из своих пасомых.
Примечания
54) "Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война", Сборник церковных документов, М., 1943 г., стр. 40, 61, 74. 55) Беседа составителя с архим. Вениамином (Вознюком). 56) Архиеп. Леонтий "Церковная жизнь в Венесуэле", "Епарх. вестн. Венесуэльской епархии", №5, октябрь-ноябрь 1959 г. 57) "Русское слово" № 47, 8 июля 1972 г. 58) Архиепископ Леонтий "Воспоминания". 59) "Русская Православная Церковь Заграницей" 1918-68 гг, т. II, издание Русской духовной миссии в Иерусалиме. 60) Беседа составителя с архим. Вениамином (Вознюком). 60а) Владыке даже удалось получить письмо от митрополита Григория (Чукова), который был ректором Высших богословских курсов в те времена, когда о. Леонтий там учился. Тогда он был митрополитом Ленинградским, а потом его перевели в Одессу, и когда владыка узнал его местопребывание, то написал ему письмо, и тот ответил так, что для внешних было очевидно, будто митроп. Григорий получил письмо от незнакомого человека, но в тоже время владыке было ясно, что тот понял, от кого получил письмо. 61) Архимандрит Евгений до революции поехал на богомолье в Иерусалим и на обратном пути остался на Старом Афоне, где принял постриг и священный сан. В 1914 г. выехал на родину похоронить мать и там и остался. Окормлял на Кубани храмы, не принявшие декларацию 1927 г. Находился в лагере. В 1936 г. его вызвали в Москву и отправили на Афон. Являлся духовным сыном преп. Силуана Афонского ("Катакомбы", "Русское возрождение", 1982 г., апрель, №20). 62) Иеромонах Игнатий (†1972 г.), окормлявший катакомбных христиан в Воронежской и других областях, был присоединен к епархии архиеп. Леонтия. 62а) Епископ Вениамин (Новицкий) Иркутский, будучи архимандритом, до войны находился на территории Польши. Попав под советскую оккупацию, был рукоположен в МП в мае 1941 г. в архиереи. Присоединился к Украинской Автономной Церкви, где был в 1942-43 гг. епископом Полтавским. С 1945 по 1955 гг. был заключен в Колымских лагерях. По освобождении вошел в МП, где занимал поочередно Омскую, Иркутскую и Чебоксарскую кафедры. 62б) Из письма митрополиту Анастасию и Архиерейскому Синоду от 30 мая 1963 г., в связи с совершенными архиеп. Леонтием хиротониями для греческих старостильников. 63) 29 нояб. 1962 г. архиепископ Леонтий вместе с архиепископом Серафимом Каракасским рукоположили в церкви Св. Маркелы в Нью-Йорке архимандрита Петра (Астифидиса) во Епископа Асторийского. Архиерейский Синод РПЦЗ об этих хиротониях извещен не был. 64) И. Андрушкевич "In memoriam". 65) Там же. 66) "Русская жизнь" писала о владыке во время его посещения Сан-Франциско: "В наше суровое и страшное время особенно ценны такие качества, как смирение, терпение и любовь. Они невольно пришли на ум тем, кому выпало счастье общения с поистине выдающимся архипастырем. Его приветливость, простота, ласковая улыбка - приковывают и влекут к себе", - приводится по статье А. Дарова "Юбилей служения и подвига", "Новое русское слово", 1966 г. 67) Епископ Леонтий "К предисловию", "Мой дневник", 1-я тетрадь (рукопись) упом. выше.
Епископ Леонтий (Филиппович). Праздник Богоявления в Житомирской епархии, 1942 г.
Архиепископ Леонтий Чилийский (Филиппович), архиепископ Иоанн Западно-Американский (Максимович), епископ Нектарий Сиатлийский (Концевич) и протоиерей Серафим Слободской у Покровского храма г. Наяка, США
Свято-Троицкая церковь в Лиме была освящена 16 октября 1955 года епископом РПЦЗ Леонтием, возглавлявшим Чилийско-Перуанскую епархию. С первого дня и вплоть до своей кончины службы здесь вел иеромонах Серафим (Фетисов) (1908–1998).
В эпохи военных противостояний, смут, во все критические моменты истории России, Русская Православная Церковь занимала исключительное положение, выступая объединяющей общество духовно-нравственной силой.
И несмотря на то, что уже к концу XIX столетия вследствие тесного общения с европейской цивилизацией значительная часть русской интеллигенции стала безрелигиозной, а массовый отход от Православия многих представителей дворянства явился вполне закономерным следствием преклонения перед европейскими идеалами, с началом Первой мировой войны в русском обществе произошло заметное оживление религиозных и национально-патриотических чувств. Многие люди обратились к своим корням, к своей «русскости», которая, в числе прочего, подразумевала и исповедание Православия.
«Великая европейская война открыла собой эпоху повышенной жизнедеятельности человека и человечества… – писал в ту пору князь Евгений Николаевич Трубецкой. – Во время войны все живут с удвоенной силой – и личности, и общественные группы, и целые народы… Теперь, в дни великого огненного испытания, Россия презрела свое богатство и с небывалой силой ощутила ничтожество материального благополучия... Теперь, когда люди массами идут на вольную страсть и добровольная жертва жизнью стала явлением привычным, заботиться об удобстве и комфорте становится прямо постыдным. Пожертвования в пользу раненых и пострадавших от войны текут рекой; люди, отказывающие себе во всем и жертвующие всем своим достоянием, перестали быть редким исключением…» [7; с. 624–625, 634].
С первых же дней войны Святейший Синод Русской Православной Церкви стал вырабатывать целую программу мер, обращенных на нужды Отечества. 20 июля 1914 года был издан особый указ Святейшего Синода, где в числе прочих определений имелись следующие:
«Призвать монастыри, церкви и всю православную паству к пожертвованиям на врачевание раненых и больных воинов и на вспомоществование семействам лиц, призванных на войну…
Призвать монастыри, общины и все духовные учреждения к отводу и приготовлению всех свободных помещений под госпитали для раненых и больных воинов и к содействию поддержания сих госпиталей на все время надобности в них.
Призвать мужские и женские монастыри и общины к немедленному подысканию и подготовлению способных и благонадежных лиц для ухода за ранеными и больными воинами как в самих обителях¸ так и в других местах, по распоряжению управления Красного Креста...
Призвать всех православных людей, без различия звания, положения, возраста и пола, – в настоящий час испытания… бодро идти на защиту Отечества всеми способами и мерами, какими кому предназначено и указано, не щадя по примеру славных своих предков своих сил, достояния и даже жизни…» [5; с. 348–350].
Через циркулярный указ от 30 декабря 1914 года Святейший Синод поручил епархиальным Преосвященным «приложить особые заботы к успешному осуществлению вышеизложенных предложений и донести… какие из вверенных их ведению обителей могли бы заняться этим за счет собственных средств или иных источников».
Здесь необходимо отметить, что еще в декабре 1910 года покровительница Российского общества Красного Креста вдовствующая императрица Мария Феодоровна[1] в соответствии с указом Святейшего Синода «о привлечении монахинь и послушниц к деятельности Красного Креста» поручила членам Главного управления общества начать разработку этого вопроса. При Главном управлении была создана специальная комиссия, куда вошел представитель Ведомства православного исповедания, разработавший проект «привлечения монахинь к деятельности Российского общества Красного Креста» без кардинального нарушения привычного уклада жизни обителей. Было решено организовать курсы подготовки монашествующих по уходу за больными и ранеными в тех женских монастырях, которые имели лечебные заведения. К таковым относились Санкт-Петербургский Воскресенский Новодевичий монастырь, Московская Владычне-Покровская обитель, Красностокский монастырь Гродненской епархии и Киевский Покровский монастырь. Святейший Синод поручил епархиальным епископам распорядиться, чтобы настоятельницы этих обителей оказывали всяческое содействие учреждениям Российского общества Красного Креста в организации курсов сестер. По окончании обучения насельницы обителей должны были выдержать экзамен, и только тогда они получали звание запасной сестры милосердия РОКК. Сестры из монашествующих призывались на службу во время войн и общественных бедствий, однако их не посылали на театр военных действий. Они должны были работать в лечебных заведениях РОКК, ухаживая за больными и ранеными, эвакуированными с фронта. Во время своего служения в качестве сестер милосердия насельницы обителей должны были носить белый апостольник или белую косынку и нагрудный знак с нашитым красным крестом. Списки и учет сестер запаса из монашествующих велись как монастырями, так и Главным управлением Российского общества Красного Креста [6; с. 17].
С самого начала Великой войны многие женские монастыри начали самостоятельную подготовку сестер милосердия. Уже к октябрю 1914 года Петроградский Воскресенский Новодевичий и Московский Покровский монастыри, а также другие иноческие обители подготовили более 140 монахинь и послушниц по уходу за ранеными и откомандировали их для работы в Царскосельскую общину сестер милосердия и в ряд земских и городских лечебных учреждений. Одним из центров помощи раненым и увечным воинам в Москве стала Марфо-Мариинская обитель милосердия, созданная Великой княгиней Елисаветой Феодоровной[2] в 1909 году. Несмотря на то, что Марфо-Мариинская обитель не являлась собственно монастырем, вся жизнь ее была устроена по иноческому чину. Насельницы обители получали посвящение в «крестовые» сестры[3], что же касается самой Елисаветы Феодоровны, то известно, что после 1914 года в Смоленской Зосимовой пустыни она была пострижена в великую схиму настоятелем схиигуменом Германом (Гомзиным; † 1923).
Ввиду ощущавшейся нужды в помещениях для раненых, по распоряжению Ее Императорского Высочества Великой княгини Елисаветы, имевшаяся при обители больница для бедных женщин временно была обращена в лазарет. В этот лазарет, оборудованный на пятьдесят мест, принимались только тяжелораненые офицеры из нижних чинов, для которых необходимо было незамедлительное оперативное лечение. Устроенный за один день, лазарет был открыт 28 августа 1914 года. Августейшая настоятельница сама встречала первых прибывших раненых, лично руководила их переносом и первой помощью в лазарете. Впоследствии за ранеными воинами ухаживали медицинский персонал и сестры Марфо-Мариинской обители.
В том же 1914 году Великой княгиней Елисаветой Феодоровной был создан Комитет по оказанию благотворительной помощи семьям лиц, призванных на войну. В состав комитета вошли один из викарных епископов, московский губернатор, градоначальник, губернский предводитель дворянства, председатель земской управы, управляющий Казенной палатой и другие лица. Комитет имел своей целью «устройство и объединение благотворительной помощи семьям лиц, призванных на время военных действий как из запаса, так и из ополчения, а также оказание помощи семьям убитых и увечных воинов» [9; с. 337].
В годы Великой войны Елисавета Феодоровна почти ежедневно посещала лазареты и госпитали для раненых в Москве и других городах, обходила палаты, беседовала с воинами, раздавала им образки и Евангелия. Только 29 сентября 1914 года 16 лазаретов в Москве, находившиеся под Августейшим покровительством Великой княгини, удостоились ее имени. Известно, что Елисавета Феодоровна посещала раненых и на фронте, снаряжала и отправляла туда санитарные поезда с провизией и лекарствами для бойцов.
В августе 1915 года в Марфо-Мариинской обители милосердия под председательством Великой княгини Елисаветы Феодоровны состоялось совещание настоятельниц московских женских монастырей, на котором обсуждался вопрос о расширении помощи со стороны женских обителей раненым и больным воинам и эвакуированным с театра военных действий женским монастырям. Тогда же по ходатайству Великой княгини Красностокскому женскому монастырю и его училищу, эвакуированным из Красностока в Гродно, а затем в Москву, был предоставлен Государем Императором Николаем II Александрийский Дворец в Нескучном саду [8; с. 280]. При дворце вскоре организовали военный госпиталь, в котором бывшие насельницы Красностокской обители совершали труды сестер милосердия вплоть до его закрытия в 1918 году[4].
Большая часть российских женских монастырей в кратчайшие сроки отозвалась на призывы Святейшего Синода. Можно сказать, что монастыри пережили своеобразную мобилизацию, поскольку быстро должны были включиться в работу по организации приютов, госпиталей и лазаретов, изыскать средства на содержание этих учреждений, активизировать работу по сбору пожертвований.
Ввиду обширности данной темы, приведем здесь лишь некоторые факты, касающиеся деятельности российских женских обителей в годы Великой войны, и затем рассмотрим более подробно участие в этом служении монашествующих Полоцкой епархии: сестер Спасо-Евфросиниевского монастыря, а также начальницы Полоцкого женского епархиального училища игумении Нины (Боянус).
В общей сложности, согласно данным, приведенным в военной газете «Русский инвалид»[5], к 1 ноября 1914 года российские монастыри открыли лазаретов более, чем на 4000 мест. К концу 1915 года всего по стране насчитывалось 198 монастырских лазаретов на 8286 мест.
Так, Петроградским Иоанновским женским монастыремна Карповке был организован лазарет для раненых на 50 мест, здесь же был создан приют для детей-сирот погибших воинов из Галиции.
В сентябре 1914 года лазарет на 50 мест был открыт приКинешемском Успенском женском монастыре. Только в течение первого года существования этого лазарета помощь в нем была оказана 510 военнослужащим; на его содержание было перечислено около 9000 рублей от монастырей епархии и 1260 рублей от Российского общества Красного Креста.
При Костромском Богоявленском Анастасиином монастыре также был организован лазарет, число мест в котором к 1916 году, по ходатайству уполномоченного Красного Креста при Костромском эвакуационном пункте, было увеличено с 35 до 50. Настоятельница Костромского Богоявленского монастыря игумения Сусанна (Мельникова) входила в состав местного отделения Комитета Ее Императорского Высочества Великой княгини Елисаветы Феодоровны по оказанию благотворительной помощи семьям лиц, призванных на войну. Ее попечением в 1914 году при Богоявленском Анастасиином монастыре был открыт приют для 50 девочек из семей нижних чинов. Как правило, в приют принимались дети воинов, по той или иной причине оставшиеся без попечения родственников.
При Брянском Петро-Павловском женском монастыреработало два лазарета, один из которых находился в ведении местного отделения Общества Красного Креста, второй содержался на средства обители и за счет взносов от храмов и монастырей Орловской и Севской епархий. В декабре 1914 года указом Государя Императора монастырскому госпиталю при Брянской Петро-Павловской обители было присвоено наименование «Госпиталь имени Его Высочества князя Олега Константиновича». Корнет Олег Константинович Романов, сын Великого князя Константина Константиновича, окончивший Полоцкий кадетский корпус, погиб от ранения, полученного во время боевых действий, 29 сентября 1914 года.
В Верхотурском Покровском женском монастыре был создан приют для сирот погибших воинов, в котором к 1917 году было 75 детей. Приют находился под Высочайшим покровительством Царственной мученицы Великой княжны Татианы.
Согласно документам, уже в сентябре 1914 года лазарет местного комитета Общества Красного Креста, на 60 мест, был открыт и в Полоцком Спасо-Евфросиниевском женском монастыре, в здании монастырской гостиницы. В качестве одной из сестер милосердия в этом лазарете трудилась насельница обители монахиня Фотина [1; л. 81–82].
В дореволюционных послужных списках Спасо-Евфросиниевского монастыря содержатся также сведения о том, что в 1915–1916 годах семь насельниц обители: рясофорная послушница Вениамина (Черных), рясофорная послушница Нонна (Кулешова), рясофорная послушница Елисавета (Новикова), а также послушницы Анастасия Воронова, Екатерина Макарова, Евдокия Ромасенко и Екатерина Юрцева, – совершали труды сестер милосердия в госпиталях Минска и Витебска.
Как уже упоминалось выше, начальный период Великой войны стал для России временем особенного духовного подъема и патриотического одушевления, и деятельность Русской Православной Церкви приобрела в этот период необычайную широту. Военные госпитали и лазареты организовывались не только при храмах и монастырях, они создавались и во многих духовных учебных заведениях. Так, в Полоцкой епархии уже в первые дни войны госпиталь для раненых был устроен в здании Спасо-Евфросиниевского женского училища, которое с 1905 года возглавляла игумения Нина (Боянус).
Матушка Нина происходила из аристократической семьи, окончила философский факультет Лондонского университета. Получив европейское образование, она в совершенстве владела несколькими иностранными языками. Известно, что игумения Нина состояла в тесном общении со многими выдающимися церковными деятелями той эпохи, такими как священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Серафим (Мещеряков)[6], схиархиепископ Антоний (Абашидзе) и другими. Незадолго до начала войны матушка Нина дважды встречалась и лично беседовала с Великой княгиней Елисаветой Феодоровной, посещавшей Полоцк в 1910 и в 1913 годах.
В качестве сестры милосердия с первых дней войны игумения Нина трудилась не только в госпитале, расположившемся в училищном здании, но и в небольшом лазарете, на 5 кроватей, устроенном ею в собственной квартире в училище и содержавшемся на ее личные средства.
Вот как писала об этом периоде своей жизни сама игумения Нина в одном из писем известному русскому философу В. В. Розанову: «…Вернувшись домой, я попала в водоворот той работы, которая идет под началом Эвакуационных Комиссий. В течение трех недель наше училище было занято временным лазаретом, у которого все оборудование и весь персонал заключался в двух врачах. Пришлось немедленно взяться за дело, удовлетворить нуждам свыше 250 раненых, приходилось делать с врачами до 150 перевязок в день. Потом временный лазарет, ставший бесконечно дорогим, прекратил свое существование, а на его место водворились два военных госпиталя – всего с больными у нас квартируется около 600 человек. Вся жизнь перевернута вверх дном, предполагается открыть занятия только в одном выпускном классе, а в остальных отложить учение до освобождения зданий.
Пишу это для того, чтобы дать Вам представление о том котле, в котором кипит вся моя дружина здесь живущих. Обычный ход занятий и дум нарушен совершенно. Хорошо ли это, дурно ли – не приходится судить, – несешься по течению событий и, пожалуй, рада, что чувствуешь, живешь одними нервами со страной» [10; с. 133–134].
К делам милосердия игумения Нина привлекала и своих воспитанниц. В отчете в Учебный комитет при Святейшем Синоде по деятельности училища во время Первой мировой войны сказано:«…В 1914–1915 уч. г. начальствующие, учащиеся и учащие принимали посильное участие в удовлетворении нужд воинов.
Воспитанницы училища шили и вязали теплые носки (около 200 шт.), изготовляли кисеты с образками, крестиками, конвертами, бумагой, карандашами, табаком и мылом (около 350 шт.), откладывали часть выдаваемого им сахара для передачи больным воинам.
Также принимали участие во всех богослужениях (пели и читали), совершаемых для раненых воинов, находящихся в военном госпитале, помещенном в здании училища» [10; с. 134].
В материальном отношении положение училища в этот период было весьма непростым. Так, например, в училищном здании отсутствовал водопровод, и питьевую воду приходилось носить из колодца. Для всех же остальных хозяйственных нужд вода доставлялась в бочках из реки, что обходилось училищу очень дорого. Содержание одного водовоза и лошади стоило около 200 рублей в год. Не было не только необходимой мебели, учебных пособий, но «временами ни за какие деньги нельзя было достать керосина, сахара, соли. Жизнь шла так, что казалось, нить ее может каждую минуту оборваться» [3; л. 94].
Обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер[7] в своем рапорте в Синод от 21 февраля 1915 года писал следующее: «По полученным мною сведениям, г. Полоцк, в котором имеется женское Спасо-Евфросиниевское епархиальное училище, в настоящее время переполнен не только ранеными, но и беженцами с мест, застигнутых военными действиями. Вследствие скученности населения в городе развелись разного рода эпидемические болезни, такие как тиф, оспа и холера. Два случая холеры были даже в здании самого училища, в котором находится теперь воинский лазарет. Что касается воспитанниц означенного училища, помещающихся в настоящее время в здании монастырской гостиницы, то они находятся в самых неблагоприятных… условиях. Вследствие недостатка помещений в здании монастырской гостиницы иногда по 8 воспитанниц должны ютиться в тех [комнатах], которые предназначались монастырем только для 3 богомольцев» [4; л. 14 об.].
Однако вскоре для Полоцка наступили еще более суровые времена, в связи с чем уже в 1915 году военный лазарет при Спасо-Евфросиниевском училище прекратил свое существование.
Немецкие войска приблизились к Полоцку осенью 1915 года, и город оказался в прифронтовом положении. Согласно распоряжению Святейшего Синода, мощи преподобной Евфросинии Полоцкой и сестры обители были эвакуированы в Ростовский Богоявленский Авраамиев монастырь. Что касается Спасо-Евфросиниевского женского училища, то оно также «выехало» в Ростов Великий Ярославской губернии и расположилось на окраине этого города в Варницком Троице-Сергиевом монастыре. Игумения Нина (Боянус) и ее воспитанницы, приведя в порядок жилые помещения и наладив учебные занятия, продолжили на новом месте свое служение. Некоторое время они совершали труды сестер милосердия в Ростовском Крестовоздвиженском госпитале. Сведений о том, что насельницы Полоцкой обители, эвакуированные в Ростов, трудились там в качестве сестер милосердия, не имеется.
Уже в начале 1916 года в результате клеветнического обвинения игумения Нина была отстранена от управления училищем. Незадолго до революции она покинула Ростов.
Многие исследователи, занимавшиеся изучением Первой мировой войны, условно выделяли в ней два периода: 1914 – 1915 и 1916 – 1918 годы. За основу этой периодизации было взято изменение настроений и мировоззрений в русском обществе. И если первый период войны, которую современники называли Великой, был ознаменован особенным духовным подъемом и возрождением церковной жизни, то для второго весьма характерно усиление антицерковных настроений. Уже в 1916 году в Святейший Синод стали поступать тревожные докладные из епархий об упадке веры в народе, о все более распространявшейся агитации под лозунгом:«Нет Бога, долой Церковь!». Революционные настроения начинали проникать и в православную среду. Появились священнослужители, разделявшие идеи марксистов и пропагандировавшие их.
Беспощадное революционное время поставило Православную Церковь – нравственную опору закона – вне закона и обрекло ее на бесправное положение, угнетение и уничтожение. Распоряжениями советской власти были закрыты все духовные учебные заведения, запрещено религиозное образование, прекращены все виды общественного служения Церкви и ее участие в народной и государственной жизни. 23 января (5 февраля по н. ст.) 1918 года большевики издали декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви».
Россия начинала пить горькую чашу очистительных страданий. Тем не менее, и в этих условиях, восходя на Голгофу, Русская Православная Церковь продолжала возвышать свой глас и совершать свое спасительное служение. И русское монашество, в том числе женское, в большинстве своих представителей, смогло достойно понести свой мученический крест и остаться до конца верным своему призванию.
Инокиня Ольга (Быховцева)
Список использованных источников:
1. Список лиц, допущенных к лечению и ухаживанию за больными и ранеными воинами в нижеследующих лазаретах, расположенных в г. Полоцке // НИАБ. – Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 49010.
2. Список находящихся в Витебской губернии лазаретов для больных и раненых воинов // НИАБ. – Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 49556.
3. Отчет Преосвященного Кириона (Садзегелли) в Св. Синод «О состоянии Полоцкой епархии за 1915 год» // РГИА. – Ф. 796. – Оп. 442. – Д. 2722.
4. Рапорт в Святейший Правительствующий Синод Обер-прокурора В. К. Саблера // РГИА. – Ф. 796. – Оп. 200. – Д. 4.
5. Определения Святейшего Синода // Церковные ведомости, издаваемые при Святейшем Правительствующем Синоде: еженедельное издание с прибавлениями. – СПб. – № 30 (26 июля 1914 г.).
6. Оксенюк, Е. В. Деятельность Российского Общества Красного Креста в начале XX века (1903–1914). – М., 2014.
7. Трубецкой, Е. Н. Отечественная война и ее духовный смысл // Смысл жизни / Е. Н. Трубецкой, сост. и отв. ред. О. А. Платонов. – М., 2011.
8. Головкова, Л. А. Свято-Екатерининский мужской монастырь: в 2 кн. – М., 2010. – Кн. 1. Страницы истории. – (Святыни Подмосковья).
9. Летопись жизни и деятельности благоверной княгини Елисаветы Феодоровны, основательницы Марфо-Мариинской обители милосердия, в хронике событий / сост. Л. В. Куликова. – М., 2011.
10. Нина (Боянус), игум. Наши беседы о жизни: жизнеописания, письма, воспоминания. – М., 2004.
11. Белявина, В. Н. Беларусь в годы Первой мировой войны. – Минск, 2013.
12. Филимонов С., прот. Учебник для сестер милосердия. – 2-е изд., исправл. и доп. – СПб., 2007.
13. Григорьев, А. Б. Вера и верность: очерки из истории отношений Русской Православной Церкви и Российской армии. – Жуковский; М., 2005.
Сноски:
[1] Российская императрица Мария Феодоровна (1847–1928), супруга императора Александра III. В 1919 г. она покинула Россию. Скончалась в Дании, в своем загородном замке в Видере. В 2006 г. прах Марии Феодоровны был перезахоронен в Петро-Павловском соборе Санкт-Петербурга.
[2] В 1992 г. Архиерейским Собором Русской Православной Церкви Великая княгиня Елисавета Феодоровна была прославлена в Соборе новомучеников и исповедников Российских.
[3] «Крестовые» сестры приносили обеты послушания, целомудрия и нестяжания, однако без пострижения в монашество. По истечении определенного срока они могли уйти из обители, создать семью и быть свободными от данных прежде обетов.
[4] До эвакуации в Гродно и затем в Москву, с первых же дней войны, Красностокская обитель принимала раненых и больных воинов. Монастырь снабжал военные посты на передовой горячей едой, бельем и лекарствами. В помещениях церковно-учительской и сельскохозяйственной школ при обители был также оборудован госпиталь на 150 мест для раненых.
[5] Газета «Русский инвалид» издавалась в Санкт-Петербурге с 1813 по 1917 г.
[6] С 1902 по 1911 г. – епископ Полоцкий и Витебский.
[7] В. К. Саблер, Обер-прокурор Святейшего Синода с 1911 по 1915 г.
(Мф. 1). Среди предков Господа Иисуса Христа, кроме праведников, есть и грешники. Недоумевают люди - как от грешников может родиться праведник?
На это есть два ответа: 1) то, что вера истинная, есть вера очистительная и 2) то, что наша жизнь проходит в постоянном чередовании добра и зла, но сила и значение добра не умаляется от этого чередования. Если уголь бросить в воду, то по виду вода станет вся черна, но уголь и вода не смешались и когда уголь отстоится, то вода станет по-прежнему чиста и даже чище. Так и в родословной Спасителя мы видим, что чередование добра и зла в Его предках не умалили добра и омыли зло. Праведность одного иногда очищает всех его близких и даже не подвигами праведности, а только желаниями таких подвигов. Такое прощение и очищение получил Закхей, "потому что и он сын Авраама." В этих словах мы видим, что есть благословение на потомство - грешный, но покаявшийся Закхей сподобился, получить "ныне пришло спасение (или прощение) дому сему," т.е всем его близким. Вода и уголь не смешались, и мы видим победную силу чистой воды.
Вся жизнь есть чередование добра и зла, но хотя было зло, доброта не потеряла своей силы и чистоты.
Мы часто обещаем Богу отказаться от греха: "тьмами обещался Тебе, Иисусе, покаяния, но солгал окаянный" (Веч. молитв.). Часто срывается человек, но снова поднимается и тянется кверху. И пусть его падения не принимаются самим падшим, как доказательство бессилия в нем добра - добро никогда не теряет своей силы. "Тьмами обещался," но вот снова согрешил, и снова уголь греха омой водой покаяния. "Тьмами обещахся," но "да не горшая, о душе моя, явишися отчаянием" (Вел. Канон).
Совсем приблизился великий радостный праздник Рождества Христова, от которого нас теперь отделяет один завтрашний день. Как трогательны те священные воспоминания, которые мы с вами сохранили еще с детства нашего. Те обстоятельства, те события, которые окружали радостное событие – воплощение на земле Сына Божия. Церковь в эти дни их и вспоминает. Воспоминает то, что свершилось две тысячи лет тому назад: в эти дни праведный Иосиф с Преблагословенной Девой Марией идут к Вифлеему, потому что в это время была перепись, и им надлежало идти туда, т.к. они были из рода Давидова. Пастыри еще ни о чем не знали, они, как и в благословенную Рождественскую ночь, так и в эти ночи, предпоследние, просто, вероятно, исполняли свое дело, только, быть может, думая, мечтая, молясь о том, чтобы Господь послал долгожданное избавление народу Своему. Но зато, вот далеко далеко, на реках Вавилонских, там уже давно мудрецы востока – звездочеты, звездою научились кланяться Солнцу Правды и направили стопы свои в далекий далекий от них город Иерусалим. Нелегкое было путешествие! Это теперь легко ездить на аэропланах, да на автомобилях, а они задолго, вероятно, вышли и шли, ведомые чудесной звездой.
Синод ИПЦ Геции 27 декабря издал энциклику, которой известил о том, что митрополит Этнийский Хризостом (Калифорния, США), по состоянию здоровья ушел на покой. Также по состоянию здоровья ушел на покой епископ Портландский Сергий (Орегон, США). В связи с этим Синод постановил объединить две епархии в одну. Правящий архиерей объединенной епахии будет избран на заседании Синода 22 января 2015 года. Временно, с 1 января 2015 года окормление епархии порученно митрополиту Америки Димитрию.
Митрополит Хризостом Аттикийский и Беотийский (ИПЦ Греции) возглавил предпраздничную встречу, посвященную Рождеству Христову, организованную катехизаторами прихода Святого Креста, которая прошла 3 января (н. ст.) 2015 г. в зале муниципалитета Лавреотики Кератеа.
На Празднике, в котором участвовали дети катехизаторов, пелись византийские гимны, читались стихи, показывались сценки на Рождественскую тему.
В конце встречи Митрополит Хризостом преподал свое архипастырское благословение, поблагодарил организаторов этого славного Праздника и напомнил, что мы, православные, должны иметь Рождество каждый день в нашей жизни. Каждый день любви, прощения, благодарения!
Первымъ нарушителемъ закона вѣчной гармоніи въ духовномъ мірѣ является Денница (Люциферъ), за что онъ и низвергнутъ въ адъ и изъ свѣтоносца сталъ темнымъ духомъ, отверженнымъ отъ Бога.
Среди русских иерархов, несших в ХХ веке крест изгнания и в настоящее время почти забытых, особое место занимает архиепископ Гавриил (Чепур) – замечательный проповедник, гимнограф, блестящий знаток устава. 1 января 2015 года (19 декабря 2014 года по ст. ст.) исполняется 140 лет со дня рождения владыки.
ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ СВОЙСТВА ХАРАКТЕРА О. ИОАННА КРОНШТАДТСКОГО, СРАВНИТЕЛЬНО С ДРУГИМИ ПРАВЕДНИКАМИ
Память об отце Иоанне Кронштадтском дорога для каждого христианина. Чем был он велик перед Богом и людьми? Чем был так дорог о. Иоанн для русского сердца? Что особенно привлекательного было в его душе и благочестии? Эти вопросы естественно возникают при мысли о той исключительной знаменитости и славе отца Иоанна при жизни, какой не удостаивались другие праведные люди, подвизавшиеся в последние времена, пожалуй - и во времена древнейшие. Русское православное благочестие обычно является благочестием поста и покаянной скорби. Характернейшую черту нашего благочестия составляет сознание своей греховности пред Богом и людьми и дух самоукорения, самобичевания. Любимыми нашими молитвами считаются молитвы покаянные, и между ними особенно любезна русскому верующему сердцу молитва св. Ефрема Сирина - "Господи и владыко живота моего".
Однако постоянною скорбью о грехах своих и слезами покаянными не исчерпывается вся жизнь души. Вот наступает праздник Святой Пасхи, с ее всерадостным торжеством, с ее знаменитым словом Златоуста. В эти дивные часы священного, победоносного восторга и светлого ликования христианского духа забываются печали покаяния, и христианин ликовствует божественною, всепрощающею любовью, так что не оказывается разницы между подвизавшимися и не подвизавшимися, между постившимися и непостившимися, между усердным и ленивым, и все, без различия, приглашаются на великий духовный пир веры христианской: все люди, без исключения, составляют общий хор славословящих воскресшего Христа, Победителя смерти и ада. Подобное же состояние души мы переживаем и в некоторые другие большие праздники и во дни причащения Святых Тайн.
В обычное же время не только обычные грешные люди, но и подвижники-праведники проводили и проводят свою жизнь в оплакивании своих грехов и, подобно Ефрему Сирину, любят "плачевное житие". Но между ними известен христианам один, который имел иную настроенность духа, который получал благодатную силу от Бога своим победным, радостно-торжественным хождением перед Ним. Таков - Святитель Николай Чудотворец и в этом - объяснение его непреходящей славы в христианских народах, а особенно в народе русском.
Духом Святителя Николая водился и шествовал и возлюбленный наш пастырь, отошедший ныне ко Господу, - о. Иоанн Кронштадтский. Ему всегда был присущ дух радостного прославления Бога, как у нас, грешных, в день Св. Пасхи; от него не было слышно покаянных воплей; он больше радовался, чем скорбел: он, видимо, в молодости еще отмолил свои грехи, и в нем постоянно ликовала эта благодатная, духовная победа над грехом, диаволом и миром... Видеть такого человека, слышать сего облагодатствованного христианина, молиться с этим великим пастырем Церкви Христовой, составляло великое духовное наслаждение для русского народа. Отец Иоанн проходил в своей жизни пред нами, как носитель веры побеждающей, торжествующей.
Вот почему люди так неудержимо тянулись к нему, так жаждали его. Каждый из них как бы так говорил себе: "пусть я немощен и весь во грехах; но вот, есть в мире праведник, который препобеждает нашу греховную природу; есть такая душа христианская, которая все победила и получила благодатную силу великого молитвенного дерзновения, которая только и торжествует о красоте сладчайшего Иисуса..."
Однако же были и такие люди, сами не обладавшие духовною уравновешенностью, не знавшие хорошо о. Иоанна и составившие себе понятие о нем больше по газетным сообщениям, которые утверждали, что о. Иоанн находится "в прелести". Этим пустосвятам соблазном представлялись - и та внешняя обстановка, в которой жил, подвизаясь на земле, этот праведник, и те вещественные знаки любви, которыми щедро одаряли о. Иоанна почитатели его. Смущали их и карета, в которой ездил о. Иоанн, и собственный его пароход и шелковые рясы, и бриллиантовые кресты, которые он носил.
О, близорукие люди! Они не знали, что для самого о. Иоанна шелк имел такое же значение как и рогожа; что бриллианты, для него были не дороже песка, который мы попираем ногами, что все подобные знаки почитания и любви он принимал не для себя, а ради любивших его, дабы не оскорбить их добрые чувства к нему и расположение к тому святому делу, которому служил он всю жизнь свою.
А, быть может, - скажут, - о. Иоанн приближался к типу тех современных мнимых праведников, "духовновозрожденных и спасенных в Боге", якобы, чуждых греха, каковыми считают себя наши сектанты - пашковцы, штундисты, баптисты и другие: смеющиеся над подвигами покаяния, над постами, святыми иконами и прочими установлениями церковными? - Слава Богу, этого нет и не будет: о. Иоанн - не от их части. Тех обличает самое их самохвальство - почитание себя святыми и спасенными. Ибо даже, если святой Апостол Павел считал себя еще не достигшим Христа, говорил о себе: "Стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус. Забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышняго звания Божия во Христе Иисусе" (Филип.3:12-14), то этим ли самообольщенным мечтателям считать себя совершенными?!
Какая же разница между о. Иоанном и этими мнимыми праведниками? - Дознать это вы можете сами. Попробуйте только основательно возражать им и задеть их самолюбие, как сейчас обнаружится, какого они духа. Тотчас же вид их резко меняется; из мягких и ласковых они становились злыми и раздражительными, проповедуемые ими радование о Боге, мир и в человецех благоволение сменяются проявлениями грубого гнева, доказывающего, что в них вовсе нет благодатного духа, а - одно лишь лицемерие. В этой раздражительности их, по указаниям опытных в духовной жизни отцов, и заключается признак того, что одержимые ею, находятся во власти злой, демонической силы ("в прелести").
Теперь вспомните, можно ли было так раздражить кроткого и смиренного сердцем отца Иоанна? Ведь и он подвергался оскорблениям как от своих, так и от чужих, ведь его же выгоняли вон из храма, а разве он раздражался, выходил из себя и злобствовал, подобно тем мнимым праведникам? Именно, благодаря своему смиренномудрию и кротости, о. Иоанн, освободившись от всякой гордыни, мог восприять ту победную радость Христову, которая всегда сияла в нем, как чудесный Божий дар. И вот почему, отец Иоанн был так возлюблен всеми.
Но если бы кто пожелал спорить и доказывать, что покаянная скорбь всегда должна сопровождать жизнь христианина, тому полезно напомнить вот какое предание из жизни афонских иноков. Согрешили два инока и аввою были посажены в пирг (монастырскую темницу) на трое суток. Когда оба они вышли из своего заключения, то один обливался горючими слезами о грехе своем, а другой инок весьма радовался, что победил свой грех. На вопрос недоумевавшей братии мудрый авва объяснил, что оба инока одинаково угодили Богу - и плачущий и радующийся.
Достойно внимания и то, что о. Иоанн непреткновенно подвизался среди тех искушений тщеславия и гордости, каким обычно подвергаются все знаменитости в мире. И это происходило от того глубокого христианскаго смирения отца Иоанна, при котором он ни на минуту не переставал памятовать о Боге-Промыслителе и считал себя Его недостойным рабом и слабым орудием Его благости. "Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную Мене есть, да не подвижуся" (Пс.15:8), - мог сказать он о себе вместе с Псалмопевцем. И эта духовная умудренность о. Иоанна становится тем удивительнее, что у него не было старца, по-видимому, в продолжение всей его жизни: он учился лишь у самой святой Церкви, в ее уставах и преданиях, в ее дивном богослужении и слове Божием. Своим неустанным подвигом молитвы и сыновнего послушания Церкви, своими непрестанными добрыми делами в духе любви Евангельской о. Иоанн сумел смолоду убить в себе дух гордыни и созревал затем в добрую пшеницу для житницы Христовой.
Какую же истину паче иных возлюбил о. Иоанн? О чем наипаче любил он проповедовать? - Излюбленная мысль о. Иоанна, которая главенствует в его проповедях и дневниках, есть та дорогая для православного сознания истина, что все мы в Боге составляем одно: ангелы, святые угодники и христиане, совершающие свое спасение, живые и умершие. Ближайшими способами этого единения являются: возношение души нашей к Богу в молитве и теснейшее соединение со Христом Богом в святейшем таинстве Евхаристии.
Проповедь именно этой истины, засвидетельствованной глаголом Христовым: "да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будет" (Иоан.17:21), особенно была полезна для Петербурга, где умножается пашковское лжеучение отрицающее общение святых, якобы, по любви к единому Ходатаю - Христу. Но Христос не самолюбивый гордец, который завидует, когда прославляют Его друзей. Он сказал: "кто напоит вас чашею воды во имя Мое, потому что вы - Христовы, истинно говорю вам, не потеряет награды своей" (Мк.9:41). Или еще: "кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, - не потеряет награды своей" (Мф.10:42). Проникнутый этим созерцанием всех в Боге, о. Иоанн вмещал в своем сердце, вместе с Богом, всех людей. И этим объясняется близость его ко всем и близость всех к нему, и близость наша между собою, когда мы о нем вспоминаем или молимся. Вот и теперь мы составляем один одушевленный лик, объединенный его вселюбящим духом.
Известно, что о. Иоанн не отличался гениальными умственными способностями и какими-либо другими выдающимися природными талантами, и тем изумительнее являлись его духовное прозрение, его близость к Богу, великое влияние его на души людей и благодатная чудодейственная сила. Разгадку этого дивного явления я получил от моего друга и школьного товарища - покойного Таврического епископа, преосвященного Михаила (Грибановского). При первом же своем свидании с о. Иоанном, еще в молодые годы своей жизни, он отозвался о Кронштадтском пастыре так: "это человек, который говорит Богу и людям только то, что говорит ему его сердце: столько он проявляет в голосе своем чувства, столько оказывает людям участия и ласки, сколько ощутит их в своем сердце, и никогда в устах своих не прибавит сверх того, что имеет внутри своей души. Это есть высшая степень духовной правды, которая приближает человека к Богу".
Проверяя высказанную мысль своими наблюдениями, я нашел, что действительно о. Иоанн всегда и во всем был, безусловно, правдив и совершенно искренен. Это свойство души о. Иоанна сказывалось и в молитве его: некоторые возгласы он, следуя своему возвышенному молитвенному настроению, произносил восторженно, а другие - спокойно. В служении его Богу не было никакого уклонения от этой высшей искренности; это служение являлось отрицанием всякого актерства. Ведя постоянную внутреннюю борьбу со всякими греховными помыслами, поверяя ежедневно чистоту своей души и правдивость своего сердца о. Иоанн достиг той высшей степени правдивости, которая только и приближает нас к Богу, согласно слову святого Евангелия: "Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят" (Мф.5:8).
Мы сказали, что отец Иоанн имел духовную близость ко всем людям. Эта близость сказывалась в присущем ему чувстве самого искреннего, горячего и ко всем одинакового сострадания. Для обыкновенного человека это чувство недоступно в той мере, как оно было у о. Иоанна, почему подвиг его сострадательной любви ко всем людям необходимо признать подвигом неимоверно трудным и как бы сверхчеловеческим. Ведь наша душа может выразить самое искреннее и деятельное сострадание двум, трем лицам в один день; если же их явится еще несколько то шестому, седьмому ближнему мы уже не только не будем в состоянии, по немощи нашей, искренно сочувствовать и подлинно помогать, но их притязания на наше участие сделают их самих для нас противными. Этой ограниченностью нашей любви к ближнему и объясняется то явление, что так спокойно и равнодушно относятся к чужим страданиям доктора, больничные, кладбищенские священники и другие лица, постоянно присутствующие при человеческих страданиях и смерти. Впрочем, если такой священник живо, искренно приветствует всех покойников, как братьев своих во Христе, отходящих в горнее отечество к Отцу небесному, то это - верный признак того, что он достиг уже высокой степени нравственного совершенства, что в нем уже действует благодать Божия, а не человеческая сила...
Теперь представьте себе, во сколько сот раз более приходилось отцу Иоанну совершать эти подвиги сострадательного человеколюбия?! Во сколько сот раз больше, чем всякому другому духовнику! И для всех у него доставало благодатного участия и ободрения. Когда же о. Иоанн в этом тяжком подвиге изнемогал телесно, то он быстро удалялся и уединялся, чтобы найти себе благодатное подкрепление в молитве или чтении Святого Евангелия, после чего снова являлся к людям неизменно благостным и лучезарным вестником Евангельской любви...
И эту неземную красоту подвига человеколюбия, это неотразимое духовное обаяние отца Иоанна признавали за ним не только почитатели его, но и все те, кто знал этого победоносного провозвестника веры Христовой. А для прочих его духовных детей о. Иоанн был столь близок духовно, так всецело обаятелен, что становился для них как бы частью их собственного существа; эти люди почти каждое движение своего сердца стремились связать с ним, с его волею и всегда мысленно представляли себе: что бы он сказал или как поступил в данном случае? Очень многие ничего важного в своей жизни не предпринимали без совета и благословения о. Иоанна.
Такой духовный союз между о. Иоанном и его духовными детьми водворялся, главным образом, через молитву. И подобное чувство духовного взаимообщения люди склонны были считать сверхъестественным, и отсюда некоторые почитали его за воплотившегося вторично Христа. Вот на этой-то почве и возникло такое извращенное, болезненное явление, как иоаннитство, решительно осужденное и Церковью и самим отцом Иоанном. Происхождение данного сектантского движения довольно естественно: всегда около мощных явлений в жизни возникают и заблуждения более или менее сильные...
Хотя, таким образом, отец Иоанн и шествовал ликующим, победоносным исповедником Христовой истины, правдолюбивую чистоту своего сердца возвысил до степени лицезрения Божия и являлся светлым носителем великой сострадательной любви к ближним: однако, он и тогда, в эпоху высшей своей славы на земле, не достиг еще полноты Евангельских блаженств. Он еще не понес тогда "страдания за веру" Христову, на него еще не был возложен венец, провозвещенный Христовым глаголом: "блажени будете, егда возненавидят вас человецы и егда разлучат вы, и поносят, и пронесут имя ваше, яко зло, Сына Человеческаго ради" (Лк.6:22). Но вот, в 1905 году, во дни революционных свобод, когда нечестивцы втыкивали папиросы в уста ликов святых Божиих в церковных иконостасах, когда осквернялись и опрокидывались святые престолы в алтарях, тогда ополчились и на отца Иоанна враги Христовы гнусным издевательством и клеветою. Его возненавидели именно - "Сына Человеческаго ради"; поняли враги Христовой веры, что невозможно поколебать ее на Руси, пока нравственный облик о. Иоанна стоит не оскверненным пред сознанием русского народа и общества. И вот, они не остановились ни пред какою клеветой, чтобы унизить его в глазах людей. Но этим они только подняли его в сознании верных чад Божиих: на честной главе его заблистал венец исповедника, и мы с полным упованием приложим к нему продолжение Христова приветствия: "возрадуйтеся в день той и взыграйте, се бо мзда ваша многа на небеси".
А нам, оставшимся на земле, радоваться ли его блаженной кончине, утешаться ли сею славою и благодатью или плакать о духовном упадке, в состоянии коего покинута им наша поместная Церковь, наша православная Русь? - Скажу в ответ на это следующее.
Четыре года тому назад, в день Сретения, сообщили мне, что о. Иоанн тогда тяжко болевший, спрашивает обо мне и желает меня видеть. Обрадованный драгоценным для меня вниманием, я немедленно приветствовал его приблизительно такою телеграммой:
Поздравляю досточтимого батюшку-отца Иоанна с праздником Сретения Господня. Прошу вас, подобно праведному Симеону, не покидать земли и своего народа, доколе не воссияет снова через вас возрожденное благочестие, - свет в откровение языкам и слава людей Божиих.
Спустя несколько дней, я прибыл к о. Иоанну лично в Кронштадт и здесь имел утешение услышать от него намек на то, что высказанное мною пожелание исполнится. Действительно, вопреки заявлению докторов, категорически утверждавших, что о. Иоанну не придется выйти из комнаты, до Пасхи и прожить дольше осени, он уже через 4 дня, в "прощеное воскресенье", совершал в соборе литургию, затем служил весь пост и Пасху, и с тех пор прожил еще почти четыре года.
Как же теперь понять нам исполнение того молитвенного пожелания? В том смысле, что последовавшая 40 дней тому назад кончина о. Иоанна является удостоверением тому, что уже окончились для России лихие годы безбожного и мятежного беснования и занялась заря духовного возрождения, или в том смысле, что взят из среды удерживаяй (2Сол. 2:7) и приблизилось время окончательного торжества и безбожия и бесстыдства?
Во всяком случае, приближается решительная борьба между верою и неверием; во всяком случае, дорогой усопший повелевает нам либо отстоять святую веру в нашей общественной жизни, либо, если этому уже не суждено быть, то по крайней мере, каждому отстоять свою душу! Среди бурь злобы и страстей, поднявшихся на истину, - хромать на оба колена русскому обществу и народу далее невозможно.
Что бы Господь нам ни судил, - радость или скорбь, спасение или погибель, каждый должен, взирая на кончину отца Иоанна подражать его вере. Каждый из нас дай себе, в память о. Иоанна, обещание: "Не скрывать своей веры святой!" "Не уступать кощунникам и богохульникам!" Этим и свою душу мы оправдаем, и благословение получим от облагодатствованного пастыря Христова.
Нередко в укор христианам говорится: "Если бы не христиане, то Христианство давно бы уже распространилось по всей земле". К сожалению, в этом есть большая доля правды. Но когда к непросвещенному Светом Христовым народу со словом Евангельским приходит истинный последователь Христов, то его пример и слово служат к обращению многих. Таким проповедником для жителей Аляски явился преподобный Герман. Свидетельством его праведных трудов являются сами алеуты, до сих пор сохранившие, несмотря на все попытки обратить их в инославие, веру православную, которой научил их преподобный. 32 года назад состоялось прославление преп. Германа, первого святого, просиявшего в Америке. В то время наша Русская Зарубежная Церковь располагала только местными архивными материалами, повествующими о его жизни, сейчас открылся доступ к Российским архивам, которыми и воспользовался автор этой книги Сергей Корсун. Его труд на сегодняшний день является наиболее полным повествованием о жизни преподобного. Уникален он и тем, что передан почти полностью словами самовидцев старца, его современниками и даже им самим.
Известный историк и знаток Русской Америки профессор Лидия Сергеевна Блэк, живущая на острове Кадьяке, где хранятся св. мощи преподобного, дополнила труд Сергея Корсуна, внесла в него необходимые поправки и составила главы Приложение, Прославление и Очевидцы. Мы рады предложить вниманию боголюбивого читателя эту ценную книгу, правдиво повествующую об апостольских трудах преподобного старца. Джорданвилль, 2002 г.
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Описание жизни преподобного Германа Аляскинского впервые было составлено братией Валаамского монастыря в 1867 году. В 1868 г. оно было издано под названием "Жизнь валаамского монаха Германа, американского миссионера". Второе издание этого жизнеописания вышло в 1894 году.
В 1872 г. была издана книга "Валаамские подвижники", вторым изданием - в 1891 году. Здесь помещено то же самое, что и в издании 1868 г., жизнеописание отца Германа, лишь с незначительными изменениями.
В 1894 г., в честь столетнего юбилея Кадьякской православной миссии, издательством Валаамского монастыря была издана книга "Очерки по истории Американской православной духовной миссии (Кадьякской миссии 1794-1837 гг.)". В 1900 г. второе издание этой книги вышло под новым названием "Валаамские миссионеры в Америке (в конце XVIII столетия)". Здесь уже в более расширенном виде представлено жизнеописание отца Германа, но, самое главное, в этой книге в виде приложения представлены те документы, которые Валаамские иноки использовали при составлении жития отца Германа.
Используя вышеперечисленные материалы, а также целый ряд новых источников, я сделал попытку составить новое, более подробное жизнеописание преподобного Германа Аляскинского.
Я хотел, чтобы читатель почувствовал историческую обстановку, те конкретные условия, в которых жил отец Герман. Надо сказать, что, имея общее представление о жизни отца Германа в Америке, я не представлял, какой трудной была его жизнь, каким сильным гонениям и преследованиям он и другие члены Кадьякской православной миссии подвергались со стороны местных властей - "сильных мира сего". А все из-за чего? Из-за того, что они хотели жить по христианским заповедям и призывали к этому других!
Но обо всем этом подробно говорят документы, им и отводится главная роль, они сами говорят за себя, и здесь ничего убавить или прибавить нельзя. Авторская речь выступает связывающим звеном между отдельными документами.
Теперь о некоторых датах жизни отца Германа, в отношении которых нет точных сведений. Везде говорится, что он ушел в монастырь в шестнадцатилетнем, по некоторым источникам в семнадцатилетнем возрасте, соответственно, это был 1773 или 1774 год. У Ф. П. Врангеля и в некоторых публикациях говорится, что первоначально он поступил в Саровскую пустынь. В Валаамский монастырь отец Герман мог перейти из Троицко-Сергиевой пустыни только после 1782 года, но никак не в конце 70-х годов - как утверждается в очень многих публикациях. Есть точные сведения, что все прежние насельники Валаамского монастыря утонули в 1781 году, и зиму 1781-1782 гг. старец Назарий прожил один, и только с 1782 г. здесь появились другие иноки.
Что касается года переселения отца Германа на остров Еловый, то на основе анализа источников, это могло произойти в период между 1808 и 1817 годами, возможно, раньше, ибо известно, что он учил детей огородничеству на Еловом с 1804 г., но никак не позже. Также установлены некоторые детали, касающиеся других членов Кадьякской православной миссии. Так, во многих публикациях утверждается, что отец Нектарий скончался в 1814 г. в Киренском монастыре, а отец Афанасий вернулся в Россию, на Валаам в 1825 г. и умер там. Дата смерти отца Афанасия - 1831 г. - приведена в книге "Валаамский монастырь и его подвижники" СПб. 1889.
А. К. Львов, используя архивные данные Святейшего Синода, установил, что о. Нектарий скончался в Валаамском монастыре в 1808 г. Что касается мирской фамилии монаха Иоасафа, то, хотя отец Герман и называет его в своих письмах - Козьма Алексеевич, я думаю, что его фамилия - Алексеев. В XVIII веке при выдаче паспортов крестьянам, что было необходимо при поступлении в монастырь, очень часто отчество превращалось в фамилию. Также как Алексеев он именуется в ряде публикаций о Кадьякской православной миссии.
Документальных свидетельств о жизни отца Германа довольно мало, память о нем сохранялась в сердцах его паствы, зачастую безграмотных кадьякских алеутов, и именно благодаря им дошла до наших дней. На все воля Господня!
Составитель Сергей Корсун Санкт-Петербург, Россия, 2002 г.
ГЛАВА I. НАЧАЛО СЛУЖЕНИЯ. ВАЛААМСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Преподобный Герман родился в 1756 или 1757 году в купеческой семье города Серпухова, недалеко от Москвы. Вероятно, его мирское имя - Герасим Иванович Зырянов. Семья преподобного Германа была весьма благочестивая, известно, что одна из его родственниц окончила свои дни монахиней Сретенского женского монастыря в Москве. С ранней юности отец Герман возымел великую ревность к благочестию и в шестнадцатилетнем возрасте ушел в Саровскую пустынь. Он поселился в Саровском монастырском лесу в келлии у старца-подвижника Варлаама. Здесь он оставался четыре года. Об этом периоде жизни отца Германа нам неизвестно ничего, кроме того, что он близко сошелся с иноком, который впоследствии стал архимандритом и получил имя Феофан. В 1777 г. отец Герман поступил послушником в Троицко-Сергиеву пустынь под Санкт-Петербургом, где он прожил шесть лет и принял иноческий постриг. Во время пребывания в пустыне отец Герман тяжело заболел: у него на горле образовалась опухоль, она быстро увеличивалась и обезобразила все лицо. Боль была ужасная, было трудно глотать, от опухоли шел нестерпимый запах. Тем не менее, отец Герман не обратился к врачу, но с сердечной молитвой и со слезами покаяния упал пред образом Божией Матери, прося у Бога исцеления. Молился он всю ночь, потом мокрым полотенцем обтер лик Пресвятой Богородицы и этим полотенцем обвязал свою опухоль. Продолжая молиться, в изнеможении уснул на полу и видел во сне, что его исцелила Пресвятая Дева. Когда он проснулся, то был совершенно здоров - опухоль исчезла, не прорвавшись, оставив по себе только маленький знак на шее, как бы в воспоминание чуда.
В 1781 году митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский и Олонецкий Гавриил принял решение о восстановлении Валаамского монастыря и назначил его настоятелем знаменитого игумена Саровской пустыни - отца Назария.
Когда о. Назарий прибыл на Валаам в 1781 году, здесь было только четыре насельника: два белых священника, один монах и один строитель. Но и они все вскоре потонули, переправляясь через Ладожское озеро. Около года только один о. Назарий подвизался на Валааме. Летом 1782 года появилась новая братия, в числе которых был монах Герман, которого о. Назарий знал еще по Сарову. Он был переведен на Валаам из Троицко-Сергиевой пустыни. Всей душой отец Герман полюбил величественную, пустынную Валаамскую обитель, ее настоятеля, старца Назария и всю братию.
Академик Н. Я. Озерецковский, посетивший Валаамскую обитель в 1785 г., писал: "Нынешние пустынники ведут жизнь трудолюбивую. В обществе их, которое состоит, по крайней мере, из двадцати человек, не видно ни малейшего несогласия, они ничего не имеют порознь, а всем владеют вместе, но паче всего похвальна трезвость".
И далее - "На всем острове Валааме, кроме монастыря, нет никакого другого селения, а находятся только в разных местах хижины, нарочно построенные для большего уединения валаамским пустынникам, из коих иные удаляются туда от своей собратии и живут по нескольку недель и месяцев. Для сих пустынек избраны места самые красивые, где взор наслаждается приятностью деревьев, растений, каменных утесов и долин, а душа питается размышлениями, кои рождает тишина и уединение.
При довольстве всего для жизни потребного, в безмолвной тишине и спокойствии, пустынные оные блаженную ведут жизнь и имеют действительную причину вести себя соответственно своему званию, в чем и не можно не отдать им справедливости. Ибо живут они благонравно и ежедневно отправляют церковнослужение. Обедний и вечерний стол имеют все вместе, причем обыкновенно глубокое наблюдается молчание, для сохранения которого один из братии громко и явственно читает, стоя, какую-нибудь церковную книгу, когда братия свое вкушают. Обыкновенно их пища состоит во щах, ухе и каше. Яств сих по тарелочкам они не разливают, а вместе черпают их из больших деревянных чаш деревянными ложками, и салфеток для утирания не держат. Во время стола прислуживают из них младшие, по окончании оного все вместе громогласно читают молитву и расходятся по своим кельям. Где упражняются в разных рукоделиях, как например: точат кленовые ложки, вырезают кипарисовые кресты и прочие, а в летнее время работают на огородах, пашут землю, жнут хлеб и косят сено. Строитель Назарий во всех работах с другими принимает участие" [1].
Вот что вспоминал о жизни отца Германа на Валааме современник его, впоследствии игумен Валаамский, о. Варлаам. "Отец Герман проходил здесь разные послушания и, как "на все благое уготованный", между прочим, был посылаем в город Сердоболь (Сортавала) для надзора за работами при производившейся там мраморной ломке. Любили братия о. Германа и с нетерпением дожидались его возвращения из Сердоболя в обитель" [2].
Несмотря на то, что Валаамская обитель была весьма строгим монастырем, душа отца Германа хотела уединения, и, после испытаний в различных послушаниях, настоятель Назарий отпустил его на жительство в пустынь.
О пустынниках в одной из книг Валаамского монастыря говорится: "Что касается до тех валаамских иноков, которые, по достоверном свидетельстве о житии своем, получили от монастырского начальства благословение спасаться по пустыням, - эти строгие подвижники, вместо ежедневного богослужения, постоянно упражняются в келейных молитвах, особенно в молитве умной, совершают по древним уставам монашеское правило, а для поддержания жизни и сил довольствуются самою скудною пищею, которую и приготовляют сами. В великие же праздники пустынники, подобно скитянам, приходят, несмотря ни на какую погоду, в монастырь, любовно приемлются братиями, участвуют с прочими в общем богослужении и разделяют трапезу.
Количество и мера молитвословий пустынников, как опытных уже в духовной жизни, поставлены в совершенную зависимость от степени их сил и внутренних движений души, которые, впрочем, доверчиво поверяются благоразумию и совести настоятеля или отца духовного, руководствующих, по долгу пастырей, и жизнью пустынников. Посему служение Богу пустынников так же сокровенно, как и жизнь их. Но они сокрыты, по писанию, со Христом в Боге" [3].
Пустынь, которую выбрал себе отец Герман, находилась в глухом лесу, примерно в двух километрах от монастыря. И до настоящего времени это место называется "Германово поле". По праздникам отец Герман приходил из пустыни в монастырь. И, бывало, на малой вечерне, стоя на клиросе, пел вместе с братией припевы канона: "Иисусе, сладчайший, спаси нас грешных", "Пресвятая Богородице, спаси нас", и слезы градом катились из его очей (именно на месте его домика в пустыньке была воздвигнута великолепная каменная часовня в русско-византийском стиле, с разноцветными стеклами в окнах, и посвящена была свв. Царям, Равноапостольным Константину и Елене. Часовня была освящена в 1908 г. и построена была на средства одного русского офицера, который оставил свою военную карьеру, принял иночество в Валаамской обители и особенно благоговейно чтил память преподобного Германа. Из любви к подвижнику он и позаботился создать эту часовню. Этот инок, по имени иеромонах Константин, впоследствии был посвящен в России в епископский сан в 1925-1928 годах).
Судя по письмам, отец Герман лично знал митрополита Новгородского, Санкт-Петербургского и Олонецкого Гавриила, тогда первоиерарха Русской Православной Церкви. До 1793 года отцу Герману предлагали сан иеромонаха, а затем даже архимандрита с назначением главой Пекинской православной миссии, еще раз сан иеромонаха ему предложили в 1808 году, но "он не хотел быть архимандритом, очень понимая, что с каждым возвышением он более и более был бы связан и более и более удалялся от любимой цели: отшельником прославлять Бога своего!" [4].
Десять лет провел отец Герман в Валаамской обители в беспрерывных подвигах поста и молитвы, но Господу было угодно, чтобы он послужил на другом конце земли - на Аляске, среди народа, который еще не постиг истинной веры.
ГЛАВА II. В СОСТАВЕ КАДЬЯКСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ МИССИИ
Аляска была известна русским на Чукотке, Камчатке и в Якутске, также в поселениях на Колыме с 1648 года. Достигнута была Аляска русскими военными мореплавателями в 1732 и затем в 1741 годах. Хозяйственное освоение этой территории началось в 1743 году (Командорские острова) и, собственно Аляски, в 1745 году (острова Ближние Алеутской гряды). Начиная с восьмидесятых годов XVIII века, несколько торгово-промышленных компаний добивались от правительства монопольных прав на освоение Аляски. Одной из них руководили купцы Иван Голиков и Григорий Шелихов. В 1784 году Шелихов отправился на Аляску, где пребывал с 1784 по 1786 годы, покорив местное население Кадьякского архипелага, и основал на Кадьяке постоянное поселение. В 1793 году Голиков и Шелихов лично обратились в Святейший Синод с "Прошением", в котором просили прислать в Америку "хорошего священника с причтом". Эту просьбу обер-прокурор Синода доложил Екатерине II, в ответ на нее императрица приказала отправить в Америку не одного священника, а целую православную миссию.
Сформировать миссию было поручено митрополиту Новгородскому, Санкт-Петербургскому и Олонецкому Гавриилу. Митрополит Гавриил, зная о подвижнической жизни валаамских старцев, об их непоколебимой преданности Православию и готовности предпринять любые труды во имя Божие, поручил игумену Назарию избрать несколько иноков для исполнения этого весьма важного послушания.
Преподобный Герман сразу же добровольно изъявил желание ехать в Америку. Всего в состав миссии игумен Назарий назначил шесть иноков и четырех послушников. Возглавил миссию архимандрит Иоасаф, в его подчинении находились иеромонахи: Макарий, Ювеналий, Афанасий; иеродиакон Нектарий и монах Герман, а также четыре послушника: Михаил Говорухин, Козьма Алексеев, Димитрий Авдеев и Никита Семенов.
О жизни этих людей до прибытия в Америку нам известно немного.
Архимандрит Иоасаф, в миру Иван Ильич Болотов, сын сельского священника, родился 22 января 1761 г. в селе Стражково Тверской губернии. Обучался в Тверской семинарии до богословского класса, перешел в Ярославскую семинарию, где закончил полный курс. Четыре года преподавал в духовном училище города Углича. В 1786 или 1787 г. принял монашество с именем Иоасафа в Толгском монастыре города Ярославля, оттуда перешел в Югскую Дорофеевскую пустынь. В 1792 г., по его желанию, был определен в Валаамский монастырь. Иеромонах Макарий, в миру Матвей Александров, родился в 1750 г. в селе Чаянки Орловской губернии, из крепостных. В 1770 г. принял монашество в Богородицкой Площанской пустыне Орловской епархии, в 1793 г. переведен в Коневский монастырь Санкт-Петербургской епархии.
Иеромонах Ювеналий, в миру Яков Федорович Говорухин, родился в 1761 г. в городе Екатеринбурге. Работал на Нерчинских горных заводах в чине инженерного прапорщика. В 1791 г. был принят в Валаамский монастырь.
Иеромонах Афанасий, в миру Антон Семенович Михайлов, родился в 1758 г., из крепостных. В 1788 г. принял монашество в Валаамском монастыре.
Иеродиакон Нектарий, в миру Феодор Димитриевич Панов, из купцов города Костромы. В 1787-1791 годах был послушником в Саровской пустыне, в 1791 г. перешел на Валаам. В 1793 г. пострижен в монахи и произведен в иеродиаконы.
Послушник Михаил Феодорович Говорухин, родной брат иеромонаха Ювеналия. Работал на Нерчинских горных заводах. Поступил послушником в Коневский монастырь, оттуда был переведен на Валаам в 1793 г.
Послушник Козьма Алексеев, родился в 1773 г., из Валаамского монастыря.
Два других послушника - Димитрий Авдеев и Никита Семенов также, вероятно, были из Валаамского монастыря.
Миссия отправилась из Петербурга в декабре 1793 года, далее ее маршрут проходил через Москву до Иркутска. В Иркутске братия прибыли 16 марта 1794 года, здесь они оставались до 2 мая.
Здесь иноков встретил Г. И. Шелихов, он вручил архимандриту Иоасафу план церкви, которую предстояло построить на Кадьяке, а также церковную утварь, одежду и продовольствие на несколько месяцев. Здесь же в Иркутске 20 апреля был пострижен в монахи послушник Михаил Говорухин, которому дали имя Стефан, а 30 апреля Стефан был произведен в иеродиаконы.
Что касалось построения церкви, то Г. И. Шелихов писал А. А. Баранову - главному правителю его поселений в Америке: "Место для церкви избрать, сколь можно, такое, чтобы половина оной вдоль была или внутри селения, или смотрящая к обывательским домам, дабы из оных можно было входить в церковь, не заходя на другую половину, которая бы оставалась вне селения и заграждена была крепким и высоким оплотом, столь пространно, сколько могут поместиться келлии для священно-архимандрита и других монашествующих, с потребными службами, огородом и школою для малолетних американцев" [5]. В секретном наставлении А. А. Баранову Г. И. Шелихов был более откровенен, он приказывал построить для миссии монастырь с церковью так, "чтобы монахи не видели, что делают бельцы, а бельцы не видели бы, что делают монахи" [6].
Г. И. Шелихов планировал использовать монахов на мирских работах. В частности, он надеялся, что о. Иувеналий и о. Стефан, как "знающие математические науки", помогут при возведении новой крепости и в устройстве кузницы. Он писал: "На первый раз довольно бы было, если бы вблизи отыскались железные и медные руды, яко необходимые для новозаводимого селения и кораблестроения. А каким образом оные плавить и какие построить плавильные печи и все прочее учредить, получите вы наставления от отцов Иювеналия и Стефана, яко в горной и заводской науке искусных" [7].
Также Г. И. Шелихов собирался передать в ведение миссии школу, которая уже работала на Кадьяке. Он писал: "Кои на Кадьяке у вас есть обучающиеся грамоте молодые ребята, препоручить ко обучению грамоте и математическим наукам в руководство священно-архимандриту, ибо из подчиненных ему братии некоторые, имев способности быть учителями, охотно к сему здесь изъявили свое желание, а особливо отец Макарий" [8].
Из Иркутска иноки отправились 2-го мая, далее их путь пролегал по реке Лене до Якутска и оттуда на лошадях до Охотска, куда прибыли 13 июля. Здесь оставались месяц и 13 августа отправились на остров Кадьяк на судне "Три святителя". Всего на судне находилось 126 человек: 10 членов миссии, 5 алеутов, 45 человек из семей поселенцев, штурман, помощник А. А. Баранова, два приказчика и 62 промышленника.
Здесь члены миссии впервые столкнулись с теми людьми, среди которых им предстояло жить на Аляске долгие годы. Большую часть промышленников составляли бывшие крестьяне, разорившиеся мелкие купцы, беглые каторжники и беглые солдаты. Компания Г. И. Шелихова, при зачислении на службу, старалась подбирать людей, обремененных долгами, и выплачивала их так, что промышленный еще до приезда в Америку уже имел солидный долг перед компанией и попадал в полную зависимость от нее.
Вербовка промышленных для службы в Америке сопровождалась в Охотске пьяными оргиями. "Рабочие люди при найме в службу Компании... поймы были искажение виду человеческому наносящим образом, и ежедневному пьянству и бесчинству полиция положить конец находила себя не в состоянии" [9]. В начале сентября судно сделало остановку на острове Уналашка, здесь началась миссионерская деятельность иноков в Америке. Из письма архим. Иоасафа игумену Назарию на Валаам от 19-го мая 1795 года видна картина встретившая их на Аляске: "А морем по Алеутской гряде ехавши только два дня, заехали на остров Уналашку и тут более ста человек окрестили: они давно уж готовы к принятию крещения, ибо всегда с русскими промышленниками живут. Народ добрый, но бедный. Живем хорошо, они нас любят, а мы их. И так усердно приемлют крещение, что все свои шаманские наряды изломали и сожгли. Вы хотя и стращали нас нагими, но, благодаря Бога, о целомудрии имеют понятие. Хотя не нарядны, однако не нагие и опрятнее еще русских ходят: платье носят небогатое, из птичьих шкурок, но длинное до пят, и без пол сшитое, наподобие стихаря. Одна прореха - только голове пройти. Щеголи бобровое платье носят. Пища - рыба и разные коренья" [10]. Алеуты, не удовлетворившись кратким пребыванием миссии, просили архимандрита Иоасафа оставить на Уналашке одного из иеромонахов. И он им обещал, что вскоре к ним прибудет один из иноков. 24 сентября 1794 года судно "Три святителя" прибыло в селение Павловская гавань на острове Кадьяк. С этого времени начинается постоянное распространение Православия среди коренного населения Аляски.
Коренным населением Кадьяка и соседних островов были кадьякцы. Русские их называли "американцы", а позже стали называть их алеутами, по аналогии с жителями Алеутских островов, с которыми они познакомились раньше, чем с жителями острова Кадьяк. Кадьякские алеуты находились в угнетенном состоянии, по существу они являлись крепостными компании Г. И. Шелихова. Отличие их от крепостных крестьян в России состояло в том, что их не могли продавать и они не занимались земледелием, а вели промысел морских животных. Позже они были официально причислены к сословию свободных крестьян.
Вместе с "Тремя святителями" на Кадьяк прибыло судно "Святая Екатерина", всего на этих судах находилось 193 человека. У А. А. Баранова не было возможности разместить и прокормить столь большое число людей. Зима 1794-1795 годов была очень тяжелой. Вскоре после прибытия на Кадьяк, послушник Козьма Алексеев был пострижен в монахи с именем Иоасаф. 21 ноября 1794 года была заложена церковь. Архимандрит Иоасаф дал послушание инокам, по их способностям: о. Макарию была поручена миссионерская работа среди кадьякских алеутов, он объехал множество селений, где крестил несколько тысяч человек и повенчал несколько сот пар. Его сопровождал переводчик Осип Прянишников.
Прянишников был из тобольских купцов, он уже несколько лет жил на Кадьяке, был женат на кадьякской алеутке и выучил три местных языка: алеутский, кадьякский, а также язык индейцев-кенайцев. Еще до прибытия миссии, Прянишников, хорошо зная церковный устав, совершал утреню, а иногда и вечерню в селении Павловская Гавань. С прибытием миссии он "с великим усердием в Евангельской проповеди укреплялся", а его служба как переводчика оказалась очень успешной, так как "он всеми Кадьякскими жителями издавна любим и почитаем за его добропорядочную жизнь и ласковое с ними обращение".
Отец Нектарий заведовал школой, в которой обучалось 15 детей. Среди них были дети кадьякских алеутов, аманатов (заложников), среди которых были даже тлингиты, и креолы. Тлингиты, это воинственное племя индейцев, населяющее юго-западное побережье Аляски. Креолы в Русской Америке составляли специальное сословие, и принадлежность к нему была по наследству, по отцовской линии. Оно было приравнено к мещанскому сословию.
Отцы Ювеналий и Стефан занимались постройкой храма, а также вели службу в Павловской Гавани. Отцы Герман и Иоасаф были назначены в пекарню, а о. Афанасий, как наименее способный, должен был заниматься огородничеством и учиться церковной службе.
Весной 1795 года архимандрит Иоасаф уделил особенное внимание разведению огородов, он писал: "Мне хочется хотя бы немного картофелю, капусты и еще кое-чего из огородных овощей завести; да вот главное препятствие, что были не обучены. Просил (у А.А. Баранова) было хотя заступов или мотыг несколько сделать, но не знаю, добьюсь ли толку, а теперь кое-как роем землю деревянными чурками, завостря" [11].
Уже к лету 1795 г. члены миссии крестили около 6 тысяч человек и обвенчали более тысячи пар, практически все население Кадьяка и ближайших к нему островов.
Первые десять месяцев жизни иноков в Америке подробно описаны в письмах архимандрита Иоасафа к Г. И. Шелихову от 18 мая 1795 г. и отца Германа к игумену Назарию, которые и приводятся ниже, первое в извлечениях, а последние полностью. Архимандрит Иоасаф писал: "... Удовольствие мое в том только состоит, что американцы отовсюду стекаются креститься. А русские не только не стараются приводить их к тому, но все способы употребляют расстраивать их. А причина тому та, что жизнь их развратная начала уличаться добрым поведением американцев. Я едва мог убедить некоторых промышленных жениться, а прочие и слышать не хотят. А девок держат все публично. Да еще не по одной, что служит к великой обиде американцев...
Со времени нашего прибытия, единственное, чем нас потчуют, это вяленым лососем трехлетней давности... Нет провизии и для переселенных сюда, однажды я отправил своего монаха в бараки переселенцев, он увидел, что все они переполнены. Им тоже не хватает продовольствия, однако, они целые ночи напролет проводят в пьянках и кутежах, распевая и танцуя. В первую среду Великого Поста они отказались исповедоваться до тех пор, пока не закончат кутеж.
Я не могу и поныне узнать, приезд ли мой или ваши колкие выговоры, господину Баранову писанные, взбесили его... Да и мы для себя таскаем из лесу (дрова) на плечах. Всего смешнее, что и у хозяина не бывает в целый год ни полена заготовлено, у него когда чайник греть, так и побегут или вкруг строения углы ломать, или где с сарая жердь стащат. А иногда из кузнецы возьмут уголья...
Детей обучается только пять человек. А старые школьники почти все без присмотру живут по жилам и обалеутились, так что ничем не разнятся от других...
Я крещу американцев, не делая никакого препятствия компании ни в чем, ибо каюры (холопы, ред.) остаются каюрами, аманаты (заложники, ред.) аманатами и каждый промышленный при своей должности, и то, кажется, не мешает, что он крещенный, но всегда мне делается в том препятствие.
Случалось крестить по жилам и тех же самих алеут венчать с держимыми ими девками, но такие выходили иногда казусы, что некоторых отнимают, венчанных мною, себе в наложниц..." - и далее о том, что говорил А. А. Баранов - "Я де имею предписание от Шелихова содержать свиту духовную во всякой строгости, приучать их к здешней пище, употреблять во всякие работы и прочее.
И без предписаний ваших нужда научит нас привыкать к здешней пище, не на что надеяться употреблять много провианта, ходим на открытый стол - на лайду, собираем ракушки и улитки морские, а без этого осталось бы один хлеб употреблять, но его не на долго будет...
Зима была холодная, покоишки не утыканные, окошки худые, мы всю зиму так пробились, правда, с приезда моего почтил было он (А. А. Баранов) меня, отвел покоец хороший - для меня одного, а братию определил в казарму, где вояжные живут с наложницами. Но мне не рассудилось дать жить с ними братии.
Так я и перешел с ними в другие покойцы, ибо кроме того, что там наложниц полна казарма бывают собрания, частые пирушки и пляски всю ночь. Так что не оставляют и на воскресные и праздничные дни..." - и снова о А. А. Баранове - "Он хоть и подписал на церковь также и на свиту в книгу 1500 (рублей), но мне бы сноснее было, если бы он с меня столько взял, да получше распоряжался здесь...
Детей, от русских прижитых, промышленные, по дозволению правителя, отбирают у матерей, а при том таких малолетних, что иному год, а другой двухлетний ребенок, и собираются вывезти в Россию, мне это не очень нравится...
Я слыхал от некоторых, что Баранов со своими бунтовщиками нередко поговаривает: на бы де, как отправить на тот свет Архимандрита, да Иувеналия, а других как мух придавим, хотя и не должен я всем вракам верить, но сомневаться могу, от столь бесчеловечного скоро то может быть. Он довольно уже на тот свет отправил людей, - так не дрогнет рука и на меня. Нынешнею Пасхою одного каюру с барабанным боем загонял китовыми усами сквозь строй до смерти..." [12].
По прибытии на Аляску о. Герман писал игумену Назарию на Валаам: "Преподобнейший и пречестнейший, государь батюшко, отец Назарий со всею о Христе братиею, о Господе радоватися.
Ваших отеческих мне убогому благодеяний не изгладят из моего сердца ни страшные непроходимые Сибирские места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, ниже грозный Океан не угасит чувств оных.
Я в уме воображаю любимый мною Валаам на него всегда смотрю через Великий океан, но нельзя мне собственным гласом, ради столь великого расстояния, возгласить, по долгу, мою благодарность, но посредством сей маленькой бумажки стараюсь, сколько можно, вам, любезному моему батюшке, оную принесть, при сем осмеливаюсь и о себе нечто доложить.
1) Благодатию Всевышнего Бога, святых ради ваших молитв, мы Американских пределов достигли благополучно, все десять человек. Подробно же описать столь великое странствие не дозволит краткость времени. В дороге находились круглый почти год, приключений достойных памяти никаких не встречалось, кроме некоторых от новости мест, и от разноманерной езды. Да разве за разговор простой любителям новостей можно сказать, что по Охотской дороге в верховой езде нападали на нас медведи, а по океану встречали разных морских зверей: китов, косаток, свинок, сивучей, и других, коих довольно мы видели. Штормов больших не было, кроме одного.
2) Находимся на острове Кадьяке, но еще не на месте, а намерение наше на матерую (землю), но не знаем, где понравится. Американцы к крещению идут весьма охотно, крестилось без мала тысяч семь, а на Уналашке, во время проезда сквозь Алеутские острова, неволею в одну бухту противным ветром нас загнанных, алеуты своей ласковостью и желанием крещения весьма удивили.
3) Ныне отправляются для проповеди и крещения вместе с сим письмом отец Макарий по Алеутским, Лисьевским и Андреяновским островам, а после, в скором времени, отправится отец Иувеналий на матерую, начиная с Кенайской губы, в Чугачи, Алегмют, дальше Колоши и другие многие языки, даже до Чилхата. Ах! Здесь восхитившись я духом, при всей краткости времени, к продолжению истории урвав кратчайшую минутку, несколько прибавлю речей. Находясь между ведром и ненастьем, меж радостей и скуки, между довольством и недостатком, сытостью и гладом, теплом и холодом, при всех моих печалях, обретаю нечто, веселящее меня, когда слышу разговоры между братиею о проповеди, и о разделении для того себе разных пределов, особливо прение между иеромонахами Макарием и Иувеналием, ибо они и вокруг Кадьяка пускались на малейших кожаных лодочках, невзирая на все морские опасности, а отец Архимандрит оставался с нами, как будто с малыми детьми, в Гавани (в селении Павловская Гавань).
Также и далее простирая те иеромонахи свои мысли, некогда прохаживаясь в своей гавани, где и я грешный случился быть между ними, взошли мы на холмик к полуденной стороне, если смотреть на океан, и, между прочим, стали говорить, кому из нас куда идти для проповеди, ибо приближалось тогда время отправления судов, на коих нам должно было ехать. И вышел между ними в то время спор, для меня убогого утешный и радостный.
Есть на Куковских картах, назначено к северу: по одной реке живут русские люди, а у нас об них разные слухи, о коих мы, между разговорами, тогда напоминали, желая как бы с ними видеться.
Отец Макарий начал говорить: "Я, по намерению своему, если Бог изволит, когда буду на Алеутских островах, по пристойности же должен быть и на Аляске (полуостров Аляска, Alaska peninsula), куда меня Аляскинцы уже и звали, и как к той стороне ближе те Русские, то буду искать способов, как проведать достоверно про них".
А отец Иувеналий, услышав про Аляску и не давши от ревности более тому говорить, с торопливостью духа сказал: "Аляска, по всему, моей части принадлежит, то прошу покорно меня тем не обижать, как судно ныне отпускается в Якутат, то и я проповедь должен начинать с юга, и, проходя вдоль по океану к северу и обошед Кенайскую губу, непременно в здешнюю гавань нужно идти по Аляске".
Слушая то, отец Макарий покрывался унынием и, приняв печальный вид, говорил умиленно: "Нет, батюшка, ты меня не тесни, сам ты знаешь: цепь Алеутских островов соединилась с Аляскою, то непременно моей части подлежит, а оттуда и весь северный берег, тебе же, если изволишь, довольно на весь твой живот южная часть Америки".
Я же, нижайше слушая такое прение, приходил от радости в восторг. Ах! Жаль мне, батюшко, что не могу за краткостью времени больше говорить, и даже не могу о нравах, обычаях и всех поведениях жизни здешних стран и о самом братстве с точностью доложить вам.
Козьму Алексеевича постригли, переименовали Иоасафом. Мы находимся с ним в хлебне.
Прости, любезный батюшка, прости, больше писать некогда. Прошу святых, отеческих молитв ваших и благословения, остаюсь Убогий Герман.
Всей любезной и дражайшей Валаамской братии усердно кланяюсь и прошу святых молитв. 19 числа Мая 1795 года. Кадьяк" [13].
Через три дня после написания первого письма игумену Назарию о. Герман написал еще одно письмо: "Преподобнейший и пречестнейший, милостивый государь мой, батюшка отец Назарий, со всей любезною о Господе братиею, радоваться вам желаю. Писал я вам одно письмо неясное, которое должно было отдать отцу Архимандриту для передачи к Вам через компаньонов и которое нельзя было ему не читать, для того и не мог я написать в оном, чтобы Вы о нашем состоянии могли узнать через Преосвященного (вероятно, имеется в виду митрополит Гавриил), к которому я писал секретно о многих вещах, о чем изволите справиться, в том (числе) упомянул и о русских людях, но не сказал, как они зашли. Здесь слухи о них носятся такие: что они новгородцы и во время Царя Ивана Васильевича ушли в Сибирь и, по Лене спустившись, пришли на Колыму, сделали 7 судов, называемых кочами, и с Колымы перешли на Анадырь. Тут одно судно разбило, из коего люди вышли на берег, начали жить, сделали церковь, которой пол и до ныне цел, сделан ныне тут город Анадырск. Прочие же суда пошли в море и пристали 5 в Ижиге, в Якум, к Таинску, а шестой девался без вести. То и думаю, что непременно то судно принесло в Америку и живут тут, где ныне слышим. А при отправлении сего моего письмеца, когда я его до сего места тихохонько в своей маленькой кухоньке дописавши, пошел в горницу, в коей братия живут и отправляется вместо церкви служба и всегда приходят люди, услышал там, от приехавших с матерого (берега) от Лебедевской компании, что те русские люди от них близко. И хотя они с ними еще не виделись, но очень слышно и получили через других ножи большие с надписью точно тех русских. Живут же они, как слышно, на большой реке, и рыба в ней сибирских рек, которой у нас на Кадьяке нет. Есть же у них и русская рыба, щука и налим, и если бы, батюшка, какая-нибудь помощь со стороны царской, то весьма много можно добра получить, а с купцами очень неудобно приводить здешний народ, потому что они только стараются о богатстве и весьма обижают бедных Американцев, о чем я к Преосвященному писал пространнее. Вас же, государь батюшка, прошу: пожалуйте, сколько-нибудь своими советами тому моему донесению помозите в пользу здешнего бедного народа, а особливо просил я его Высокопреосвященство, чтобы прислал к нам Архиереем или отца Иоакима из Саровской или отца Феофана (вероятно, здесь говорится об о. Феофане, с которым преп. Герман близко сошелся во время своего пребывания в Саровской пустыне в 1773-1777 годах) бывшего Архиерейского келейника, потому что, мне кажется, они отнюдь не пристрастны к имению, а у нас то весьма нужно, чтобы быть не скупу. Но, однако, отцу Иоакиму по старости лет и по непривычке к хлопотам, мне кажется, будет тягостно, то весьма, весьма желал бы я отца Феофана и думаю, что ему было бы не скучно, по его свойству весьма бы и весело, у нас всегда новости и разговоры.
Почти как необычайные иеромонахи: отец Макарий и отец Иувеналий пылают всегда ревностью и стремятся во все стороны, отец Афанасий дома для нас, чтобы не были без иеромонаха: и правит службу, и крестит приходящих, а если бы не было обиды Американцам от компании, то весьма весело бы было. Хотя у нас хлебом и бедно, а, может быть, и хлеб бы стал родиться, если бы старание приложить - можно сыскать способные места.
Но у нас ныне управитель в компании, Баранов, человек богатый, а к тому же и гордый, весьма роскошный и ни мало о таких вещах не старается, но, не поверите, какое у нас щегольство, подлинно, в Российских городах вряд ли такое сыщется. В нашей гавани, точно как будто какой ни есть Европейский городок. Слили ныне колокольчик пудов в пять и благовестят ко всякой службе, а утро и вечер бьют зори в барабан и играет флейка (sic. флейта).
Служба отправляется в наших покоицах, а церковь небольшая деревянная зачата делать, но еще не кончена. В праздники приходят к службе вояжные и посельщики приехавшие с нами, также управитель, приказчики и штурмана, есть и офицеры.
У нас родится репа, картофель и все огородные овощи, а огурцы не пробованы, также и хлеб, но один вояжный посеял ячмень в одно лето фунт, а взял полтора пуда, а в другое сеял - не было. Морские туманы - и ничего не родилось.
Прости, батюшка, прости! Весьма тужу и жалею, что не могу с Вами больше говорить, судно хочет уже парус подымать. Всей любезной и прелюбезной Валаамской братии кланяюсь, а отец Иоасаф, бывший Козьма Алексеевич, со мной живет в хлебне и усердно Вам кланяется - при сем же святых молитв и благословения просим Убогий Герман. 22 мая 1795 года" [14].
Что касается поиска "селения новгородцев", то правление Российско-Американской компании неоднократно организовывало экспедиции на север. Так в январе 1818 г. главный правитель Л. А. Гагемейстер, отправляя очередную экспедицию, писал: "Перескажите отцу Герману о плане к северу и прочтите ему мое предложение конторе, может быть, и он подаст благой совет". Но легенда так и осталась легендой, "селения новгородцев" на Аляске найти не удалось. Осенью 1795 г. иноки собрали первый урожай со своего огорода. Урожаем порадовали только картофель, редька и репа. В последующие годы, в результате опытов, удалось выяснить, что на Кадьяке также могут расти: брюква, свекла, чеснок и ячмень.
"Из картофеля делали муку, репу изрубив на мелкие части квасили, недостаток соли пополняли морской водой, и употребляли через всю зиму и лето вместо капусты. Оставшимися избытками своих трудов помогали бедным жителям и, по должности проповедников имея ласковое обращение, впечатлели в умах американцев доброе о себе мнение" [15].
Летом 1795 года иеромонахи Макарий и Иувеналий получили благословение архимандрита на миссионерские подвиги. Первый из них отправился на Алеутские острова, а второй в Чугачский залив (залив Принца Уэльского), где он провел зиму в редуте свв. Константина и Елены. Здесь уже к лету 1796 г. отец Иувеналий крестил 746 человек чугачей. Архимандрит Иоасаф докладывал в Святейший Синод, что в 1796 г. в Америке крещено 6746 человек. Летом 1796 г. отец Иувеналий вел миссионерскую работу на Кенайском полуострове среди индейцев-кенайцев, затем он проник во внутренние области Аляски. Имеются сведения, что ему удалось достигнуть залива Кускоквим, где он был убит эскимосами в селении Квингагак. Миссионерская деятельность о Макария, которого сопровождал послушник Никита Семенов, была очень успешной. Алеуты уже более пятидесяти лет находились в контакте с русскими и многие из них были крещены мирянами. И. Вениаминов отмечал: "О. Макарий переезжал с места на место и, отправляясь в дальние селения, не имел при себе никого для своей безопасности, кроме одного русского для прислуги. Те же алеуты перевозили, питали и берегли его, которых он должен был крестить" [16]. Во время одного из таких переездов утонул послушник Никита Семенов. После завершения миссионерской работы на Алеутских островах, о. Макарий выехал в Россию для доклада Святейшему Синоду о деятельности миссии в Америке.
В 1796 г. было закончено строительство храма Воскресения Христова.
Между тем, в России было принято решение отправить в Америку епископа "... потому, что архиерей там, в случае убыли священников, может на месте их рукоположить, там же, других, из самих тех жителей, из коих многие уже обучились и российскому языку, и священному писанию и скорее и твердее могут оное на своем языке объяснить единоземцам своим, и располагать их к святому крещению".
Для посвящения во епископа в Иркутск был вызван архимандрит Иоасаф. Он покинул Кадьяк в июне 1798 г. на судне "Феникс", вместе с ним выехали в Россию иеродиакон Стефан и послушник Д. Авдеев. В Иркутске о. Иоасаф был посвящен в сан епископа Кадьякского и Американского с назначением на Иркутское викариатство на Кадьяке.
Возвращался епископ Иоасаф в Америку в 1799 г. на том же судне "Феникс". Вместе с ним следовали: о. Макарий, о. Стефан, послушник Д. Авдеев, несколько белых священников и церковнослужителей. Все они погибли во время кораблекрушения, "Феникс" в Америку не вернулся, место его гибели неизвестно. В 1811 г. викариатство на Кадьяке было упразднено. Тогда же прервалась переписка о. Германа с Валаамской братией. Почта из Охотска до Петербурга шла в течение целого года. Из Охотска или из Камчатских портов корабли выходили поздним летом или осенью, а из Аляски в мае-июне. Причиной того было направление ветров по сезонам.
Между тем, в России в 1799 г. митрополита Гавриила заменил митрополит Амвросий, а в 1801 г. ушел на покой настоятель Валаамской обители игумен Назарий, и письма о. Германа на Валаам оставались без ответа.
Таким образом, в 1798 г. в Америке остались: иеромонах Афанасий 40 лет, иеродиакон Нектарий 29 лет, монахи Герман 41 года и Иоасаф 25 лет. Миссионерских походов они не предпринимали и всю свою деятельность сосредоточили среди населения Кадьяка и ближайших окрестностей. Формально главой миссии стал о. Афанасий, но фактически всеми действиями иноков руководил о. Нектарий, он по-прежнему преподавал в школе. Хозяйственной деятельностью миссии заведовал о. Герман, а о. Иоасаф был у него в помощниках.
Тем временем, в России произошли важные изменения, касающиеся Русской Америки. В 1795 г. умер Шелихов. В 1796 г. на престол взошел новый император Павел I. В 1799 г. на базе компаний Г. И. Шелихова была создана монопольная Российско-Американская компания. Баранов остался главным представителем РАК на Кадьякском Архипелаге и в Заливе Кука. Оттуда он продолжал расширение действий компаний вдоль Аляскинского побережья на восток и в ранние 1800-ые годы - в Калифорнию и Гавайские острова.
Коренное население Аляски со стороны Российско-Американской компаний (в дальнейшем РАК) подвергалось жесточайшей эксплуатации, и только в лице своих духовных наставников оно находило сочувствие и поддержку. Главным защитником кадьякских алеутов был отец Герман. Ф. П. Врангель писал: "Будучи пылкого нрава, он не сносил равнодушно оскорбления и притеснения, которые нередко испытывали другие члены миссии от местного начальства, и с горячностью вступался за права природных жителей, нарушаемые строптивостью, жестокостью и распутством промышленных и начальников. И от того сам подвергался множеству неудовольствий" [17]. Взаимоотношения между иноками и А. А. Барановым постоянно ухудшались.
Подробно этот период деятельности миссии описан в письме иеромонаха Гедеона к митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому Амвросию от 2-го июня 1805 года: "Великодушный митрополит!
После достоверного известия о несчастном разбитии компанейского судна "Феникс", на коем отправился из Охотска Преосвященный епископ Кадьякский Иоасаф, происходило с оставшимися здесь духовными следующее.
Кроме внушения алеутам многих укоризненных нелепостей, кои только могли быть выдуманы со стороны компании к посрамлению чести духовных, из зависти, по причине великой любви младенчествующего народа к своим просветителям, правитель Баранов, разумевая из того умаление своей власти над изнуренными от разных работ и налогов компанейских американцами, 1800 года июля 14 дня присланным к эконому духовной миссии монаху Герману письмом, запрещал духовным иметь обращение с американцами и велел отогнать всех тех, кои по долгу проповедников приласканы были.
В силу высочайшего манифеста, в 1796 году состоявшегося, народ кадьякский за дальними от компании посылками и за другими ее недосугами еще не был приведен к присяге в верности российскому престолу. Для того иеромонах Афанасий 1801 года генваря 1 дня просил на то позволения у Баранова, за что самое иеромонах оный был обруган и выгнан вон с запрещением, чтобы и впредь не ходил. Потом собралось с некоторых жил (селений) со своими тоенами (вождями) человек до двадцати просить Баранова, дабы он их освободил от дальних разъездов Ситхинской партии, обещеваясь производить промыслы около своих жил, но были прогнаны при жестоких угрозах, да и приказано быть всем готовым на весну в поход; чем они, безмерно огорчась, с отчаянием осмелились объявить духовной миссии, что они в партию (на охоту) ехать не хотят, потому, что у них там многие родственники померли и иные жила опустели; а если Баранов будет за то их убивать, то они привезли с собою новые парки, прося духовных, чтоб они в сих новых парках после похоронили и были свидетелями тому невинному убийству. Что видя, духовные и при собрании господ офицеров, штурмана Талина и переводчика духовной миссии Прянишникова, со ужасом то слушая, старались уговаривать их в великодушном перенесении всех тягостных приключений, уверяли притом высокомонаршими милостями; и, едва утешивши, предложили о присяге в верность государю, на что они охотно согласились и обещались во всем слушаться. Посему они, в сопровождении теми офицерами в церковь, были к присяге иеромонахом Афанасием приведены. По выходе из церкви, когда начали только садиться в свои байдарки, помощник правителя Баранова, Кусков со своими промышленными, схватя одного из них, знакомого тоена, отвел в компанейскую казарму и, оковав железами, посадил в темный чулан, где не только окна, но скважины были забиты. Да и за другими ездили с ружьями в погоню на байдаре, но не поймали никого.
После сего происшествия Баранов хотел, так же схватя, посадить другого тоена, крестника архиерейского, который по дружбе приехал к духовным. Что самое приметя, думали они его проводить ночью, но, опасаясь, сперва иеромонах Афанасий велел вынести свою байдарку, сам пошел к оной и хотел только проехать некоторое расстояние; вдруг промышленные, по приказанию правителя Баранова, остановив байдарку, схватили иеромонаха, сам же Баранов в самой великой запальчивости начал ругать, называя беглым господским человеком, а духовных всех и двух вышеупомянутых офицеров - бунтовщиками.
При таковом неприятном происшествии монах Герман просил Баранова объявить порядочно, без всяких ругательств, причину своего неудовольствия. Правитель же с криком говорил: "Вот! вы нашли какую-то присягу, развратили всех американцев".
Смиренный старец ответствовал: "Высочайший манифест публикован всем; и что, если незаконно духовною миссиею сделано, то лучше бы представить в правительство, где все законно могло быть рассмотрено".
Но Баранов, не внимая ему, кричал: "Какой вам манифест? Какой вам суд?" И в самом пылком жару гнева разнообразно грозил, чтобы никто к ним не ходил, да и они никуда выйти не могли. Почему тогда в великом находились страхе и только ожидали, что промышленные, по приказанию Баранова, или потащут куда, или начнут бить. И едва осмелились с берега идти в свой дом, около которого немалое время видали промышленных с ружьями. По таковой причине не смели свободно выходить даже в церковь, а в своем доме отправляли все церковные службы более года, сверх того, и по сумнению в верности, ради запрещения присяги..." [18].
Более или менее нормальные отношения между иноками и Барановым стали налаживаться с осени 1802 года, когда возобновились службы в церкви.
В 1803 году Святейший Синод обратился к правлению РАК в Петербурге с предложением отправить в Америку епископа с новой миссией. На этот раз правление РАК к предложению Синода отнеслось очень сдержанно. Единая монопольная компания по эксплуатации природных богатств Аляски уже была создана, и особого рвения к просвещению туземцев она не испытывала. Правление РАК ответило: "Пребывание тамо епископа, учрежденного единственно для посвящения тамошних уроженцев в духовный сан, еще не время, за неназначением до ныне главного сборного места, где бы оседлости компании были обеспечены со стороны хорошего климата и почвы земли для хлебопашества и других заведений".
К этому времени в Петербург поступили многочисленные жалобы, как от Баранова, так и от иноков, друг на друга. Для того, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, Святейший Синод отправил в Америку инспектировать деятельность миссии иеромонаха Александро-Невской Лавры Гедеона (Гавриила Федотова). Со стороны РАК инспектировать колонии должен был камергер двора Н. П. Резанов - зять Г. И. Шелихова, один из учредителей РАК. В наставлении, которое получил о. Гедеон перед отправлением в Америку, ему предписывалось: "В светские дела и обстоятельства ни под каким ведомом не вмешиваться". В Америку о. Гедеон и Н. П. Резанов отправились на кораблях первой русской кругосветной экспедиции, о. Гедеон на "Неве", а Резанов на "Надежде".
Во время плавания о. Гедеон получил от Н. П. Резанова инструкцию следующего содержания: "...С особливым почтением обращаясь к апостольскому званию, вами столь ревностно на себя принятому, уверен я, что по приходе в Америку исполните вы наилучшим образом высочайшую волю всемилостивейшего нашего государя, пекущегося о распространении православной христианской веры к собственному американских жителей благополучию, что, очистя от предрассудков умы их, насадите вы в сердцах их правила истинного богопочитания и что, удаляя кротким образом всякое суеверие, истинною религией нетерпимое, приуготовите вы их к общежитию, покажете им обязанность их в отношении к государю и ближнему и сделаете добрых сынов России. Успех в сем важном преобразовании обещает бессмертную славу, благоволение государя и признательность позднего потомства.
По прибытии в Америку старайтесь ласковым обхождением снискать любовь тамошнего начальства и всех жителей, содействуйте первому всеми мерами, к утверждению между россиянами и американцами доброго согласия, и внушите обоим племенам, что оба они составляют теперь один народ российский, что оба они сыны одного государя...
Вашему преподобию известно, что в счастливых днях наших просвещение в России есть главный предмет человеколюбивого ее обладателя. Соответственно сим великим намерениям поручаю я вам принять в особое ваше попечение кадьякскую школу и образовать из оной правильное училище, к чему, по сделанным от меня кадьякскому начальству предписаниям, получите вы все зависящие от него способы. Ежели юношество там будет обучено уже грамоте, то дайте им истинное понятие о Законе Божием и естественном, займитесь, между тем, показанием им правил правописания, арифметики и положите первоначальные основания прочим наукам.
Хлебопашество, скотоводство и прочие хозяйственные заведения, хотя и не принадлежат к предметам вашего преподобия, но я вас как мужа просвещенного покорнейше прошу, ежели по которой-либо части имеете вы сведения, то не оставить начальство тамошнее вашими советами и содействовать к общей пользе и благосостоянию края" [19].
На Кадьяк иеромонах Гедеон прибыл в июне 1804 г. и возглавил миссию, он сразу же решил восстановить деятельность школы. Школа, созданная архимандритом Иоасафом, просуществовала до осени 1801 г., в ней преподавал о. Нектарий. В марте 1805 г. школа была вновь открыта, учащиеся, около шестидесяти человек, были разделены на два класса. Учеников обучали: краткому катехизису, священной истории, чтению, письму и арифметике. Кроме того, кадьякских алеутов обучали навыкам земледелия: сажать, полоть и собирать овощи. Обучение огородничеству начиналось весной и заканчивалось осенью, таким образом, учащиеся присутствовали, как при посадке овощей, так и при сборе урожая. В августе в школе состоялись публичные экзамены и Н. П. Резанов наградил наиболее отличившихся учеников. Тогда же о. Гедеон пытался привлечь к преподаванию математики в школе промышленника Борисова, но получил резкий отказ от заместителя Баранова, Баннера, который грубо напомнил, что он не имеет права вмешиваться в светские дела и, укоряя его в самовольстве, грозил неприятностями с начальством.
В 1806 г. покинул Кадьяк и выехал в Россию о. Нектарий, всегда отличавшийся слабым здоровьем. Он выехал в Петербург, но не доехал до столицы. Отец Нектарий скончался 11 декабря 1808 г. и был погребен в селе Гонбы, Мамлышского благочиния, Вятской епархии. Что касается бракосочетаний между русскими и местными уроженками, то они происходили только в том случае, если жених в присутствии трех свидетелей подтверждал, что у него в России не осталась жена. Однако, после прибытия Н. П. Резанова на Кадьяк в марте 1805 г., последний вообще запретил браки между русскими и местными уроженками, если русские не изъявляли желание остаться в Америке навсегда. Всего русско-аборигенных семей, пожелавших остаться в Америке навсегда, было в 1805 г. немногим более тридцати. Однако, практически все русские, которых к этому времени было на Аляске более 300 человек, имели наложниц из местных уроженок. Отчасти, это объясняется тем, что на Камчатке, откуда прибывала значительная часть русских, на тридцать мужчин приходилась только одна русская женщина. Поэтому на Кадьяке в начале XIX века было большое количество незаконнорожденных детей. Летом 1806 г. Н. П. Рязанов покинул Америку, и с этого времени снова стали официально регистрироваться русско-аборигенные браки.
В апреле 1807 г. в школе состоялись очередные экзамены. Наибольших успехов добились ученики: Парамон Чумовитский, Алексей Котельников, Иван Кадьякский и Христофор Прянишников. Всем им была выдана денежная премия за отличную учебу.
Со временем у отца Германа установились хорошие взаимоотношения с А. А. Барановым; как истинный христианин он всех любил и всех прощал. Также и все население Павловской Гавани любило и уважало отца Германа, особенно его любили дети. Стоило отцу Герману показаться на улице, как дети бежали к нему со всех сторон и просили рассказать сказку или какую-нибудь историю. О. Герман мало знал сказок, но зато хорошо знал жития святых, которые и рассказывал детям с такой умильной простотой и свежестью, что детям никаких сказок не нужно было.
В 1807 г. иеромонах Гедеон отбыл на Камчатку для инспекции тамошних церквей, а затем, в 1809 г. прибыл в Петербург. Главой миссии на Кадьяке он решил назначить отца Германа. Сообщая об этом назначении, о. Гедеон писал в письме к А. А. Баранову от 17 мая 1807 г.: "... Смотрению же монаха Германа от бывшего епископа как вверены были весь дом, имущество и экономия, равно поручены были его попечению и оставшиеся здесь духовные, велено поступать с ними по его рассуждению, решительно отказывать в их прихотях и располагать всем особенно представлено его воле, сообразно обстоятельствам, какие встретиться могут.
По таковым причинам и я, при настоящем моем отъезде в С.-Петербург, с особливым почтением обращая взор мой к великим достоинствам и редким ума и сердца качествам сего просвещенного, опытного, трудолюбивого и пречестнейшего отца, в полном уверении, что от (его) ревности, бдительности и проницательности ничего упущено не будет.
С вожделением и совершенным удовольствием поручаю ему начальство здешней духовной миссии, к кому да благоволите вы, милостивый государь, что только надлежит иметь по духовной части, относиться и делать ему всевозможное пособие к пресечению каких-либо могущих случиться неблагопристойностей.
О таковом моем нелицеприятном избрании не примину я, по долгу моему, донести Святейшего правительствующего Синода первенствующему члену, Высокопреосвященнейшему митрополиту и кавалеру Амвросию; а более, признаюсь вам искренно, меня в оном избрании утешает и ободряет, что я о сем кроткости, тихости и смиренномудрия преисполненном и миролюбивом старце весьма часто имел удовольствие слышать великую похвалу от вашего высокоблагородия... Сия-то похвала важнее для него прочих похвал" [20].
Отцу Герману иеромонах Гедеон оставил подробную инструкцию, датированную 11 июня 1807 г., и короткую записку:
"Преподобный отец Герман! Отправляясь теперь в С.-Петербург по долгу моему, непременно нужным признал поручить вам начальство Америко-Кадьякской духовной миссии, о чем я уже уведомил е. в-дие г-на коллежского советника и Главного правителя здешних областей, Александра Андреевича Баранова. Вам же, сверх личных моих с вами объяснений, к лучшему устроению и на письме объявить мои мысли обязанностью почитаю.
1) Зная ваши достоинства и благодетельную о пользе здешнего края ревность, лестною питаю себя надеждою, что не оставите вы опытными своими наставлениями вкоренить в сердца россиян и американцев правила благочестия, христианские добродетели и дружественную между обеими племенами связь. Известно вам, что духовных есть первый долг показывать образ христианской святости в житии своем; то я не сомневаюсь, что вы употребите должное им к тому руководство; особенно в. п-бию предлежит, да и всяк в должности, в какую он призван, пребывать радетельно, честно и богоугодно.
2) Во всей здешней церкви находится великая течь, о чем прежде от меня была уведомлена Кадьякская контора; то ваш долг еще настоять теперь о перекрытии ее. Ризницу, утварь и книги, для отправления службы Божией необходимые, от вас зависит, поручить смотрению или иеромонаха Афанасия, или монаха Иоасафа, и о тщательном всего того сбережении особое имейте попечение.
3) По приезде моем с удовольствием приметил я в экономии вашей редкую умеренность и примерное хозяйство, как верные способы к сохранению хлеба... равно и в прочем имуществе, будучи совершенно уверен, что вы не опустите всего того, что только по сему предмету может завесить от ревности вашей...
5) По прибытии моем на "Неве" в дикообразный и удаленный сей край первое воззрение как на суровость климата, так и на нагую грубость природы сотрясало все мои чувства ужасом, но когда увидел вожделенные плоды ревностных ваших успехов в ласковом с американцами обращении и в производимыми чрез них земледелии и хозяйственной экономии, тогда неожидаемая таковая случайность наполнила дух сладким спокойствием. Да и е.п-во (Н. П. Резанов) по приезде своем, с подобным взирая удовольствием на таковые ваши в диковидной сей стране произведения, к большему еще поощрению лично при вас наградил приласканных вами американцев за их к вам послушание в трудолюбии. Потом для образования края сего признал за лучшее во основание положить три начала: 1 - земледелие, 2 - просвещение, 3 - разумножение народа - и просил меня напрягать к тому всех умы, чтобы скорее можно облагодетельствовать край сей.
То и я с моей стороны при отъезде моем вам, как оные начала уже положившим, напоминаю иметь еще большее о том попечение, почитая излишним о сих подробностях объяснять вам, яко довольно в том опытном. Помощь же в оном можете получить от компании, о чем от е. пр-ва уже конторе предписано, а от меня сообщено его в-дию Александру Андреевичу Баранову. 6) С удовольствием поручаю особенному в. пр-бия попечению заведенное мною Российско-Американское училище. В первом отделении дети должны обучаться чтению, письму, и краткому катехизису, во втором грамматике, арифметике, священной и светской историям и географии. Кроме наук, не забывайте предметы, относящиеся к хозяйственной части, занимайте, вместо отдыха, как приуготовлять огороды, садить и сеять овощи, полоть, собирать нужные травы, коренья и удить рыбу.
Установленный в училище порядок должен быть и впредь сохраняем, наставление там от меня оставлено. Учителем призван Иван Кадьякский, товарищем его Христофор Прянишников и помощником при них Алексей Котельников. Парамону Чумовицкому при вспомоществовании других вверено собирание словаря алеутского языка и сокращенное начертание грамматики того же языка, он должен быть и переводчиком при вас. Также за отрядом учеников земледелия имейте должное смотрение и прилежание. Зависящие к тому способы компании имеет долг доставить вам. Более всего потщитесь напоить юные сердца их правилами веры, страха Божия и всей нравственности, за преступления наказывайте. Любовь ваша ко всему благому не дозволяет мне сумневаться, что все сие от вас наилучшим образом исполнено быть имеет.
7) Содержание ваше, по уверению е. пр-ва (как и вам известно), представлено попечению здешнего правителя, о чем и я, с моей стороны, просил его. Для лучшего порядка, требования ваши должны быть на одно ваше лицо.
8) Паче всего старайтесь сохранить между братствующими мир, тишину и согласие. Я надеюсь, что монах Иоасаф, яко ваш духовный сын, не пренебрежет ваших наставлений, но иеромонах Афанасий, конечно, будет вам тяжел... Вы, яко опытный и искусный духовный врач, сохраните во всем должную меру. Я же, со своей стороны, прошу и молю Всевышнего даров дателя да ниспошлет вам сию крепость, во еже творити и деяти о благоволении его и проч." [21].
"Преподобный отец Герман! Оставшиеся мои книги вручаю попечению вашему, также и прочие вещи. Прошу хранить их впредь, до обратного моего приезда. Александро-Невской Лавры Соборный иеромонах Гедеон 1807-го года июня 11 -го дня. Св. Павл. Гавань" [22].
Покидая Америку, отец Гедеон взял с собой одного из лучших учеников - креола Прокопия Лаврова. Предполагалось, что после обучения в духовной семинарии, он вернется на Кадьяк. П. Лавров получил образование в Санкт-Петербургской духовной семинарии и был посвящен в сан священника. В 1810 г. он был отправлен, за счет РАК, через Сибирь в Америку. Во время этого путешествия, он подвергся большим притеснениям от служащх компании. Осенью он сел на судно РАК "Св. Мария Магдалина", которое шло из Охотска на Кадьяк, но из-за плохого состояния это судно смогло достигнуть только Камчатки, где и осталось на зимовку. Здесь П. Лавров подал рапорт архиепископу Иркутскому, в котором просил оставить его служить в Иркутской епархии, что и было ему разрешено, несмотря на то, что Церковь очень нуждалась в таком священнике на Кадьяке, т.к. ему было только 25 лет и он знал язык кадьякских алеутов. Сначала П. Лавров служил на Камчатке, а затем в Якутске и Иркутске [23].
Что касается о. Гедеона, то, возвращаясь в Россию, он посетил Алеутские острова в июле 1807 года. На острове Уналашка он крестил 141 ребенка и повенчал 40 пар, и отметил в своих записках, что алеуты "знают и благоговейно почитают все праздники, с крайней охотою и любовью слушают внушаемые им наставления и оные самим делом исполняют". В это время на соседнем острове Умнак находилась часовня Святителя Николая. Она была построена алеутами под руководством тоена Ивана Глотова, он сам отправлял в ней утренние молитвы и часы в воскресные и праздничные дни.
Прибыл о. Гедеон в Петербург в 1809 году. Он был назначен наместником Александро-Невской лавры, затем был настоятелем Сковородского и Иверского монастырей, в 1821 году ушел на покой в Коневский монастырь. В 1834 г. переселился в Андрусовскую Николаевскую пустынь Олонецкой епархии, где скончался 1 ноября 1843 г. в возрасте 73 лет.
Таким образом, с 1807 г. отец Герман стал возглавлять Кадьякскую миссию, в его подчинении находились монах Иоасаф и иеромонах Афанасий. "Сей-то монах был и достойнейший член миссии благочестием и умом он перед всеми отличался и в самом деле управлял миссией, будучи простым монахом" [24].
После отъезда о. Гедеона количество учеников в школе значительно сократилось, еще весной 1807 г. компания отправила на различные работы около 60 учеников, так как их было нечем кормить. У отца Германа осталось около 20 мальчиков, которых он обучал земледелию на острове Еловом. Зимой он их учил чтению, письму, закону Божиему, священной истории и церковному пению, но и это количество учеников постепенно сокращалось, и в 1811 г. школа практически прекратила свое существование. У миссионеров остался лишь один переводчик - Парамон Чумовицкий, алеут из селения Карлук, и несколько мальчиков - певчих. Несмотря на то, что деятельность школы оказалась непродолжительной, многие креолы получили в ней начальное образование и впоследствии работали в РАК на должности приказчиков, бухгалтеров, начальников редутов. Что касается местного населения, то его практически впервые целенаправленно стали обучать русскому языку и навыкам земледелия. Вскоре после отъезда о. Гедеона иноки разделились: монахи Герман и Иоасаф остались служить в Павловской Гавани, а иеромонах Афанасий, в поисках уединения, переселился на остров Афогнак, где находится одиночка компании, в которой проживало около двадцати человек.
О жизни о. Германа после 1807 г. мы можем составить представление по нескольким письмам его и к нему, которые и приводятся ниже с необходимыми пояснениями. Алитак, Карлук - названия алеутских селений на о. Кадьяке и вблизи его, Малиновская - одиночка на острове того же имени.
Иван Иванович Баннер - правитель Кадьякской конторы компании, Филипп Кашеваров - ее приказчик, заведующий лавкой. Иван Куглинов - племянник А. А. Баранова, переводчик с английского языка.
"Ваше почтение! Милостивейший мой Государь! Отец Герман! Желаю Вам на много лет здравствовать. Уведомляю Вас - ходил я к своему отцу. Ушел отсюда 25-го числа марта, дорогой ночевал 3-и ночи, за пургой прибыл на Алитак в 1-й день Пасхи. 1-ю неделю жил там, весь Праздник, а прибыл сюда на артель (Карлук) 8-ого числа сего месяца, как ныне не знаю. О себе я говорил своему отцу о женитьбе. Он говорит, что если есть у тебя охота, для чего не жениться, чем тебе так жить. Ныне он хотел быть сюда, на Карлук, в мае для положения бычков и боровков. Отсюда в Малинову, на Афогнак, и к вам, в Гавань, и меня туда же хотел (взять), с тем, чтоб женить меня, теперь я не знаю, что делать, - будет ли соблаговолено от Вас и от Ивана Ивановича, чтобы быть мне в Гавани. Я слышал от Лопатина, что как будто господин Быкидоров пересказал Вам все мои непристойные поступки, а Ковригин в своем журнале дал знать Конторе. Вам известно, что ныне мое содержание находится только в Вашей милости, если Вам действительно не понравятся все мои непристойные поступки, то сделайте милость, простите меня, бедного человека, ибо Вы веруете на Спасителя нашего во Иисуса Христа. Ради Его Самого прошу Вас, обыкновенно человек бывает так, что ни какой вины не имеет на себе, а со стороны сказать не возможно. Если откроете милость, простите, тогда я буду полагать так, что и Его Высокоблагородие, Александр Андреевич (Баранов) простил.
Надеясь на Вашу милость, осмеливаюсь просить и трудить, что не отринете из своей милости. Если можно, Батюшко Отец Герман, пожалуйте, попросите отца Иоасафа, чтобы получил от Филиппа Кашеварова товару по прежней записке, кой-что я не получил, известен самый отец Иоасаф, каких вещей я не получал бы, чтобы за печатью были. Если милость будет, табаком я очень скуден, ни листка нет. Я не писал ни о чем к Ивану Ивановичу, прошу покорно уведомить запиской или на словах сказать с сим письмоподателем Тимофеем, - быть или нет с отцом своим в Гаване к Вам, с невестой; по Вашему приказанию буду делать. При сем едет к Вам в Гавань Афанасий Климовский, я не известен о нем.
Вашего милостивейшего Государя Послушник, слуга и ученик Парамон Чумовитский. 1809-го года Апреля 27-го дня. Карлук" [25].
"Ваше Преподобие, Милостивейший Государь мой, Отец Герман! Свидетельствую Вашему Преподобию мое высокопочтение. Притом прошу простить мою вину великодушно, что возымел смелость дерзнуть и обременить Вас малыми моими простыми чертами. Но непременным долгом поставил, чтобы не пропустить эту верную оказию уведомить Вас, моего благодетеля. Ибо расположен к Вам чистым и откровенным моим сердцем - к ласкам и наставлениям Вашим, коими считаюсь доволен, они еще и по ныне хранятся в свежей моей памяти и остались запечатленными навеки.
После этого смею уведомить Вас о себе, теперь нахожусь, слава Богу, здоров, Вашими святыми молитвами и милостью дядюшки Александра Андреевича. Всем доволен, притом возымел смелость просьбою моею обременить Вас - Ваше Преподобие, нельзя ли снабдить, если у Вас излишки, огородными различными семенами, а именно, чесноком и луком. Их, надобно думать, хотя у Вас и есть, но не так много, но если можно, то покорнейше прошу снабдить, так как здесь их не имеется. Да и прочими семенами также снабдите.
За это Ваше неоставление, знаком поставляю моей к Вашему Преподобию благосклонностью. Вашему Преподобию, Милостивому Государю моему, честь имею пребыть навсегда покорнейшим слугою, Иван Куглинов.
12-го Сентября 1810-го года Крепость и порт Новоархангельский" [26].
В сентябре 1807 г. в Ново-Архангельск прибыл из Кронштадта шлюп "Нева" под командованием Леонтия Андриановича Гагемейстера, который был назначен его капитаном в 1806 г. На Кадьяк "Нева" прибыла 9 октября 1807 г., здесь судно зимовало, а затем отправилось на Гавайские острова и на Камчатку. В течение своего многолетнего плавания в водах между Аляской, Гавайскими островами и Камчаткой, Гагемейстер дважды зимовал на Кадьяке в 1807-1808 и 1809-1810 годах.
В это время отец Герман оказал сильное влияние на капитана Л. А. Гагемейстера, который происходил из прибалтийских немцев и, по вероисповеданию, был лютеранин. Семен Яновский, который позже служил под командой Гагемейстера, писал: "Отец Герман обратил одного морского капитана Г. из лютеранской веры в Православие. Этот капитан был весьма образован, кроме многих наук, он знал языки: русский, немецкий, французский, английский и несколько испанский - и за всем тем, он не смог устоять против убеждений и доказательств отца Германа: переменил свою веру и был присоединен к Православной Церкви через миропомазание. Когда он покидал Америку, старец на прощание сказал ему: "Смотрите, если Господь возьмете вашу супругу у вас, то вы никак не женитесь на немке, если женитесь на немке, то она непременно повредит ваше Православие" [27].
Л. А. Гагемейстер дал слово, но не сдержал его, после смерти первой жены, он вновь женился на немке. Скончался он скоропостижно, без покаяния, в 1834 г. в возрасте 54 лет. Ниже приводится отрывок из письма отца Германа к А. А. Баранову, которое можно датировать осенью 1810 года. В начале этого письма говорится о беседах отца Германа с Л. А. Гагемейстером, во время которых старец убедил его остаться на Кадьяке до 10 апреля и если будет нужно, то следовать в Калифорнию. Это письмо показывает, какое сильное влияние на людей мог оказывать отец Герман. К апрелю 1810 г. срок службы Л. А. Гагемейстера в РАК уже закончился несколько месяцев тому назад, а ему еще предстояло возвращение в Петербург через Сибирь, на что должно было уйти не менее шести месяцев и, тем не менее, он готов был остаться в Америке под воздействием бесед с отцом Германом.
Анна Григорьевна - это жена А. А. Баранова, а Антипатр Александрович его сын. Арестанты - пять человек промышленников, которые летом 1809 г. составили заговор, с целью убить А. А. Баранова. Заговор был раскрыт и преступники для суда были отправлены в Сибирь. Далее приводится текст письма:
"... Скотоводство с кошением сена занимает здесь (на Кадьяке) почти целое лето, от холода, зиму всю едва успевают рубить и возить дрова. Самая (по)стройка от сырости и климата не прочна и неспора. Длинная зима, как в оном, так и в других делах связывает руки и во всем делает неудобство. По всем частям подробнейшими объяснениями не упущено и о самых судах говорить, кои простаивают в холод в северных местах целые зимы без действия, к тому же о пространстве матерой (материка), о лесах, промыслах и бесчисленных выгодах в южной стороне. Так удалось расстрогать Леонтия Андриановича, (что) с великим жаром согласился он дожидаться вас до 10-го апреля, а прежде непременно хотел идти в половине марта в Камчатку.
Но переменил намерение, (решил) дождаться вас и если бы была ваша воля, идти своим судном для помощи нашим заселениям. Также и промышленным старался объяснить невыгоды бегства, учиненного в Калифорнии, сравнивая с великими выгодами (для тех), кто заселился в тех местах и верен будет отечеству, и многие накрепко уверяли меня в своем постоянстве, а особливо женатые, приводя в доказательство свои семейства, кои оставить, говорили, никак невозможно. Итак мы с нетерпеливостью дожидались, но не случилось, так буди воля Господня.
Теперь отправляем к вам (в Ситку) Анну Григорьевну со всеми детками, дай Боже благополучно к вам достигнуть и в радости увидеться. Я посоветовал (ей) перезимовать у нас, а для безопасности идти весною, но она и Антипатр Александрович не согласились, боясь сильных зимних погод и холоду, весьма жалею. Анну Григорьевну весьма я хвалю, из многих поступков кажется мне, не глупа весьма, а особливо при отъезде - никто ее не учил, сама просила служить обедню и молебен и исповедоваться со всеми домашними и причащалась святых тайн. Благоразумному сему поступку мы весьма подивились.
Об Антипатре Александровиче писать я вам ничего не могу, как он у нас жил, мне мало ведомо, перед отправлением сего (письма), я в одной будучи пирушке слышал, будто он с отцом с моим Иоасафом много издерживал водки, но то, казалось мне, сказано более от зависти, с каким-нибудь намерением. Я не знал, как потрафить, опасался какого-нибудь гнева, и так на меня за вашу ко мне милость довольно ненависти, но Бог с ними. Я ничего не ищу, воля их, как хотят, а я надеюсь на Бога.
Школы в Гавани (в селении Павловская Гавань) у нас нет, Иван Куликалов взят в контору, мне не сказано ни слова. В прошлом году он просился у меня, но я без вас позволить не смел, а ныне прошу на меня не гневаться - воля не моя. Некоторая часть из малых школьников в Карлуке под присмотром Чумовицкого. Христофор (Прянишников) один остался при церкви, а живет у нас, ко удивлению моему, при самой свободности зависть не укрощается, вас же прошу, сироту сего не оставить.
По части Зосимы Федоровича Баженова, он поминал ваше неведомо мне какое-то приказание, оказывал нам довольно благодеяния и ласковости, хотя его ныне в Гавани уже и нет, но премного вас благодарю.
Изволили вы напомянуть в начале своего письма о моем предложении об арестантах, я справился со оставшимся у меня отпуском (черновиком), ничего в нем нет, а как в белом написано к вам - ничего не помню, извините.
О себе же осмелюсь доложить - по отпуске сего остался милостию Божиею, жив, здоров и благополучен, ожидая от вас еще каких-нибудь новых сведений, если благоволите любопытство удовлетворить, на нас прошу не прогневаться, мы тем служить вам не можем, год просидели будто в каком затворе, ниоткуда ничего не слыхавши.
О Кадьяке писать нечего, все живы и здоровы, а как живут, о том, думаю, довольно и без меня пишут. Мне в чужие дела мешаться неприлично, у меня со всеми дружно, кто хотя и поругает, от того не полиняю.
(Приписка) Не от дерзости и нахальства предложить намереваюсь, но молчанием о своих нуждах огорчить вас опасаюсь.
Изволили вы, в бытность свою на Кадьяке, приказывать получать нам от компании взятый Николаем Петровичем (Резановым) у нас провиант (в 1805 году). А по отбытии вашем, Иван Иванович отдать, при всем нашем о том уверении, отказывался. Будто (бы он без) вас не смеет. По прибытии же "Невы" в прошлой зиме, опасался (он), чтобы не потребовали у него (провианта) для матросов. Сам приказал нам получить (провиант), но в скором времени назад взял, нам оставил некоторую часть, а ныне едва пожаловал нам с Иоасафом три пуда тары, да два пуда сухарей. У вас же на Ситхе, я слышал, сухарей и провианту в довольном количестве, то не соблаговолите ли от своих щедрот, сами при транспорте из Ситхи нам назначить, какое Бог вас вразумит, количество на годовую пропорцию провианту: сухарей и круп, а для церкви вина. По недостатку его у нас обедни весьма редко (бывают), а скоро и совсем служить будет не на чем. Убогий Герман" [28]. Со временем жизнь на Кадьяке наладилась и потекла по привычному руслу. Отец Герман с каждым годом все больше и больше тяготился мирским обществом, которое его здесь окружало. В конце концов, он решил уединиться от людей, передал управление школой монаху Иоасафу, а сам переселился на не обитаемый остров Еловый, который находился в двух часах езды на байдарке от селения Павловская Гавань.
ГЛАВА III. НА ОСТРОВЕ ЕЛОВОМ
Когда отец Герман переселился на остров Еловый, точных данных нет, можно только сказать, что это произошло в период между 1811 и 1817 годами.
Здесь все ему напоминало Валаамский монастырь, расположенный на островах Ладожского озера - и остров среди водной стихии, и хвойный лес, и огромное нагромождение каменных глыб на берегу. Свою новую обитель отец Герман назвал "Новым Валаамом".
Остров Еловый небольшого размера, около 70 верст в окружности. С одной стороны он отделяется от о. Кадьяка проливом Узенки шириной в две версты. От обители отца Германа до селения Павловская Гавань было около десяти верст. Весь остров Еловый был покрыт высоким лесом, около поселения преп. Германа бьет источник, который у местных жителей пользуется славой чудотворного, от его воды бывали случаи исцелений.
В первое время своего пребывания на Еловом острове отец Герман вырыл землянку, которая служила ему келлией в течение всего лета. К зиме вблизи этой землянки он построил небольшую бревенчатую келлию, в которой и прожил до конца своих дней.
Постелью о. Германа служила небольшая скамья, покрытая старой оленьей шкурой с полинялой от времени шерстью. Подушкой - два кирпича, которые лежали под шкурой у изголовья постели, так что их не могли видеть посторонние. Одеяла не было, его заменяла деревянная доска, днем лежавшая на печке. Эту доску о. Герман называл своим одеялом и завещал покрыть ею свои смертные останки. Она была точно в рост о. Германа. Со временем, не очень далеко от келлии была построена часовня и дом для посетителей, в котором также находилось училище для сирот - учеников отца Германа.
Ко времени переселения на Еловый у о. Германа дух несомненно преобладал над телом. Зоркими очами души он видел ангелов Божиих и темных духов зла.
Первое время о. Герман жил на Еловом абсолютно один, и когда его спрашивали: "Как Вы, отец Герман, живете один в лесу? Как не соскучитесь?" Он отвечал: "Нет! Я там не один! Там есть Бог, как и везде есть Бог! Там есть ангелы святые! И можно ли с ними соскучиться? С кем же лучше и приятнее беседы, с людьми или с ангелами? Конечно с ангелами!" [29].
Покидал свой остров о. Герман крайне редко, если же и нужно ему было ночевать не у себя, то он ночевал только в своей старой келье в Павловской Гавани, пока жив был о. Иоасаф, или вообще не ложился спать, и постель, постланную для него, находили совершенно не тронутою. Также и у себя на Еловом, если он проводил ночь в душеспасительной беседе с кем-либо из посетителей, то уже не ложился спать.
Одежда отца Германа была одна и та же и зимой, и летом. На голое тело он носил меховую парку, поверх нее подрясник и рясу, на голове клобук и на ногах сапоги. В этой одежде он ходил в любую погоду: и в зной и в дождь и в сильнейший мороз.
Ел он очень мало, немного рыбы и овощей. Тело его, изнуряемое трудами, бдением и постом, сокрушали пятнадцатифунтовые вериги.
Все свое время, свободное от богослужений, старец проводил в трудах. Недалеко от келлии раскинулся огород, где он копал грядки, сажал картофель, капусту и другие овощи, сеял ячмень.
К зиме запасал грибы и рыбу. Плетенный короб, в котором о. Герман носил с берега морскую капусту для удобрения земли, был так велик, что обычный человек мог его поднять с большим трудом, а старец, к удивлению всех, переносил его на большое расстояние без посторонней помощи. Однажды видели, как о. Герман нес бревно, которое с трудом могли поднять четыре человека. Так трудился старец и все, что он приобретал таким тяжким трудом, все отдавал бедным и сиротам; особенно он любил детей - угощал их сухариками, пек для них крендельки, и малютки отвечали ему взаимной любовью.
Но это была внешняя сторона жизни старца. "Главное же дело его - как писал Преосвященный Петр в 1860-х годах - было упражнение в подвигах духовных, в уединенной келье, где его никто не видел, только вне кельи слышали, что он пел и совершал богослужение по монашескому правилу" [30].
Раcсказывая о жизни старца, его ученик, кадьякский алеут Игнатий Алиг яга, говорил: "Да, трудную жизнь вел батюшка, и никто не может подражать его жизни!"
В июле 1818 года остров Кадьяк посетил экипаж военного шлюпа "Камчатка" под командованием капитана второго ранга В. М. Головнина. По приказу правительства, он был назначен ревизором по осмотру русских колоний в Америке. Прибыв на о. Кадьяк, В. М. Головнин стал принимать многочисленные жалобы; он писал: "Между тем ежедневно являлись ко мне челобитчики, как русские, так и природные жители, которые все приносили жалобы на своих правителей. Некоторые из сих жалоб, вероятно, были дельные, а другие пустые и необоснованные. Чтобы лучше разведать прямое состояние здешних дел, отнесся я письменно к начальнику духовной миссии, монаху Герману, по слухам, человеку умному и благочестивому, которого здесь большая часть жителей довольно выхвалить не может. Он доставил мне многие весьма важные сведения и утвердил их своею рукою" [31].
В.М. Головнин, основываясь на записках раннее побывавших на Кадьяке мореплавателей, спрашивал у о. Германа:
1) Действительно ли год от года сокращается численность местного населения, вследствие того, что молодые мужчины отправляются компанией на промыслы на несколько лет, а их жены и дети без кормильцев бедствуют и голодают. И просил предоставить метрические книги, чтобы узнать о числе родившихся и умерших за время существования миссии на Кадьяке с 1794 по 1818 годы.
2) Действительно ли, что русские промышленники берут у кадьякских алеутов жен и дочерей и живут с ними в разврате. Он писал: "Почему я в том же отношении требовал от миссионера Германа извещания, справедливы ли такие обвинения, и как вера и страх Божий является главным и первейшим основанием всех благоустроенных обществ, без которых нигде не может быть порядку ни справедливости, а тем более они нужны в такой отдаленности, где компании служат люди не самого лучшего поведения, то я хотел также знать от помянутого миссионера, принимает ли компания какие-нибудь меры поддерживать веру и благочестие между своими служащими и верность к Государю, как например: всякий ли праздник в церкви совершается служение и увольнялись ли в такие дни люди от работ, обязывает ли она их в положенное время по чину и уставу церковному говеть и приобщаться, приводит ли новокрещенных алеут к присяге на верность Государю и проч."
3) Как производится на Кадьяке наказание и суд?
Далее В. М. Головнин писал: "На сии статьи начальствующий миссией монах Герман меня уведомил:
1) Что компания никогда не давала им способов вести метрические книги и не сообщала ни о родившихся, ни об умерших и что алеуты часто во множестве умирают в отдаленных посылках, и потому метрических книг при миссии нет.
На второй вопрос дал он ответ, что, по неограниченности власти здешних начальников, женский пол действительно претерпевает обиды и бесчестие и что для поддержания веры и нравственности мер никаких не принимается.
А на третий, - что заведения, подобного суду или следственной комиссии, в компанейских колониях никогда не существовало, а все дела решаются и наказания производятся волею одного человека" [32].
Среди других, с жалобами к В. М. Головнину обратился алеут с Алеутских островов Григорий Павлов и русские поселенцы Александр Головнин и Феодор Балохов. Алеут говорил, что он нанялся на работу к Г. И. Шелихову на три года еще в 1794 г., а сейчас 1818 г., но его до сих пор не отпустили. Поселенцы заявили, что их из 35 человек в 1794 г., в настоящее время в живых осталось только три человека.
"Начальник миссии, Герман основательность и справедливость жалобы как сих посельщиков, так и вышеупомянутого алеута Павлова совершенно во всем подтвердил" [33].
Касаясь общего положения духовной миссии, В. М. Головнин писал: "И с 1794 года по 1818 год, то есть в 24 года, духовная миссия не получала от компании не только Библий, Нового Завета, или других церковных книг, но ниже азбук для учения детей чтению, и даже восковых свеч и вина для совершения литургии ей не доставляли".
Тогда же произошла беседа отца Германа с членами экипажа шлюпа "Камчатка". Вот как об этом писал С. И. Яновский:
"Однажды пригласили старца на фрегат, пришедший из С.-Петербурга. Капитаном фрегата был человек весьма ученый, высокообразованный, он был прислан в Америку по Высочайшему повелению, для обревизования всех колоний, с капитаном было до двадцати пяти человек офицеров, также людей образованных.
В этом-то обществе сидел небольшого роста, в ветхой одежде, пустынный монах, который своей мудрою беседою всех образованных собеседников своих привел в такое положение, что они не знали, что ему отвечать. Сам капитан рассказывал: "Мы были безответны, дураки перед ним!"
Отец Герман задал им всем один общий вопрос: "Что вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?"
Посыпались разные ответы: кто желал богатства, кто чинов, кто красавицу жену, кто прекрасный корабль, на котором он начальствовал бы, и так далее в этом роде.
"Не правда ли, - сказал им на это о. Герман, -что все ваши разнообразные желания можно привести к одному, - что каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он более лучшим и достойным любви?" - "Да, так!" - отвечали все.
"Что же, скажите, - продолжал он, - может быть лучше, выше всего, превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит, который сам есть любовь, прекраснее всех человеков? Не должно ли же, поэтому, превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его?"
Все заговорили: "Ну, да! Это разумеется! Это само по себе!"
"А любите ли вы Бога?" - спросил тогда старец.
Все отвечали: "Конечно, мы любим Бога. Как не любить Бога?" - "А я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога и не могу сказать, что совершенно люблю Его", - возразил им отец Герман, и стал доказывать, как должно любить Бога.
"Если мы любим кого, - говорил он, - мы всегда поминаем того, стараемся угодить тому, день и ночь наше сердце занято тем предметом. Так ли же вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли помните Его, всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди?" - Должны были признаться, что нет!
"Для нашего блага, для нашего счастья, - заключил старец, - по крайней мере дадим себе обет, что с сего дня, от сего часа, от сей минуты, мы будем стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!" [34].
Такой прекрасный, мудрый разговор вел отец Герман в обществе привилегированного класса того времени. Без сомнения, эта беседа должна была запечатлеться в сердцах слушателей на всю их жизнь.
Среди офицеров, которые присутствовали во время этой беседы были будущие главные правители Русской Америки: М. И. Муравьев, Ф. П. Врангель, А. К. Этолин, также такие впоследствии известные мореплаватели, как: Ф. П. Литке, Ф. Ф. Матюшкин, Ф. С. Лутковский, П. Т. Козьмин и другие члены экипажа шлюпа "Камчатка".
Также к середине или к началу 1818 г. относится письмо отца Германа к А. А. Баранову, который в январе 1818 г. был уволен с должности главного правителя русских колоний в Америке и отправлен в Россию для суда и расправы, а на его место был назначен Л. А. Гагемейстер.
"М(илостивый) Г(осударь)! Слышал я, что вас Господь Бог благословил внешним благополучием, а отчасти и изобилием. А у нас под присмотром, как и самим вам известно, находится имущество церковное, состоящее не из одних до церкви принадлежащих вещей, но в том числе и все домовые вещи. Все же то не наше собственное, но имущество Божие, хранимое нами только для бедных. Того ради нужно мне вам напомнить о вещах, взятых вами у нас на самое короткое время: столовых приборов, скатертей, салфеток, ножей и вилок.
Может быть, столь долгое время не покрыло ли память вашу забвением, то дабы нам за небрежением, а вам хотя и от забвения, но (чтобы) за удержание принадлежащего бедным не подвергнуться гневу Божию. Во избежание сей опасности не соблаговолите ли, если не натурою, то хотя иным чем в сравнении той цены возвратить.
Кирилл Тимофеевич Хлебников, приказчик РАК, прибыл на Аляску вместе с Гагемейстером и был назначен управляющим главной конторой компании в Новоархангельске (Ситке). Лично не будучи знаком с о. Германом, он отправил старцу книгу религиозного содержания. В ответном письме о. Герман писал:
"Милостивый Государь, Кирила отчества не знаю, извините. Посланную от вас книгу я получил. Приношу мою благодарность. Оказанная вами мне, убогому, сия ласковость тем более чувствительна, что я во всю мою здесь бытность, от своих Россиян, более видел презрения и укоризн и насмешек. К коим я уже привык, а по привычке, думаю, что и в самом деле моя нищета того стоит.
Вы же, не видавши и совсем меня не знавши, такою ласковостью посетили - много удивляюсь и благодарю, вашего милостивого Государя Покорный слуга, Убогий Герман.
О книжке хотел бы много говорить, да неспособность глаз не позволила и мало, но уже с великим трудом пишу, также и время сказали, что судно скоро выходить будет. 28-го декабря, 1818, года" [36].
Ничего не искав для себя в жизни, отец Герман не боялся сильных мира сего и с кроткой любовью, не смотря на лицо, обличал он многих в нетрезвой жизни, недостойном поведении и притеснении кадьякских алеутов. Поэтому были люди, которые клеветали на старца, причем делали это так искусно, что даже люди благонамеренные не могли заметить лжи под покровом наружной правды. Можно сказать, что только один Господь сохранил старца.
Л. А. Гагемейстер пробыл главным правителем русских колоний в Америке лишь несколько месяцев. В октябре 1818 г. новым главным правителем стал молодой морской офицер С. И. Яновский. Еще не зная старца, только вследствие одних доносов на него, он писал в Петербург о необходимости удаления о. Германа из Америки, объясняя это тем, что будто бы старец подговаривает кадьякских алеутов на выступление против русского начальства.
Узнав о назначении нового правителя, о. Герман сразу же написал С. И. Яновскому письмо, в котором он писал об Аляске и ее жителях:
"Любезному нашему отечеству Творец, как будто новорожденного младенца, дать изволил край сей, который еще не имеет и сил к каким-либо познаниям, ни смысла, требует не только покровительства, но, по бессилию своему и слабого ради младенческого возраста - самого поддержания. Но и о том самом не имеет он еще способности к кому-либо сделать свою просьбу, а как зависимость сего народного блага Небесным Провидением неизвестно до какого-то времени отдана в руки находящемуся здесь Российскому начальству, которое теперь вручилось вашей власти: сего ради Я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех перед вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу. Будьте нам отец и покровитель, мы, всеконечно, красноречия не знаем, но с немотою младенческим языком говорим: "Отрите слезы беззащитных сирот; прохладите печали, тающие сердца; дайте разуметь, что значит отрада!"
Милостивейший Государь, в сем малом изображении вы тонкостью вашего разума и проницательным вниманием сами можете пространство и обширность народных горестей сыскать. Мы остаемся в ожидании, какое Творец изольет благоволение вашему сердцу на участь бедных..." [37].
Отец Герман всегда помогал своим духовным детям, чем только мог: просил у начальства снисхождения к провинившимся, заступался за обвиняемых, помогал бедным и сиротам - и люди часто навещали его на Еловом острове. Кто просил совета, кто жаловался на притеснение, кто желал помощи - каждый получал от старца удовлетворение, об этом свидетельствует следующее письмо.
"Ваше преподобие, Милостивый Государь. Батюшко! Отец Герман.
Осмелился я прибегнуть к стопам вашего преподобия просить вас, зная ваше человеколюбие, что просящих у вас милости не отвергнет своим милосердием в благоволении.
Чего ради и я, грешный, в след коих мог постигнуть и льстить себя в той надежде, что вам, батюшко, не безызвестно то, что ныне настало время ходить за огородными овощами для зимнего нашего продовольствия. Почему и я завел небольшую частицу оного (огорода) и вскопал. Сколько было запасено картофельных семян - посадил, но только еще оных недостаточно, как бы еще хоть полкорзины, то я был бы спокоен. Правду вам, батюшко, сказать, земля осталась у меня вскопана и совсем приготовлена, только остановка сделалась за этим, хотя я здесь и просил, и старался об оных (семенах), но все было бесполезно, по той причине, что у каждого свои огороды...
Но теперь я нахожу (для) себя один только случай -а как то - оставлю (огород) на произвол Божий.
В таком моем положении простерлась моя просьба до вашего милосердия, если можете, батюшко, помочь, не оставьте, Бога ради! Хоть полкорзины пожаловать, чем вы меня, грешного раба Божия, крайне обяжете, и можете мою бедность тем поправить, когда Всевышний Господь Бог даст земле своей уродить.
Еще, нет ли у вас репных семян, не оставьте полложечкой, а мне крайне хотелось бы, батюшко, к вам самому побывать, но время немного не допустило. И так, сим прекратя, прошу, Батюшко, святых ваших молитв и в будущем нас грешных не забудьте.
Всенижайший и покорнейший слуга ваш Петр Мальцов. Мая 23 дня 1819 года из Павловской Гавани" [38].
Письмо отца Германа, а также личная встреча совершенно изменили мнение С. И. Яновского о старце. Осенью 1819 г. С. И. Яновский совершал объезд русских колоний в Америке, в ноябре он прибыл на Кадьяк, где оставался больше месяца. Предварительно, еще из Ситки, Яновский уведомил преп. Германа, что он желал бы с ним встретиться. Отец Герман сразу же явился к С. И. Яновскому и своей беседой так увлек молодого офицера, что они стали встречаться ежедневно для душеспасительных бесед. Отец Герман обычно приходил к семи вечера, и они беседовали до полуночи, а иногда и за полночь.
С. И. Яновский писал: "Мне было тридцать лет, когда я встретился с отцом Германом. Надо сказать, что я воспитывался в Морском корпусе, знал многие науки и много читал, но, к сожалению, науку из наук, то есть закон Божий, едва понимал поверхностно, и то теоретически, не применяя к жизни, и был только по названию христианин, а в душе и на деле - вольнодумец, деист.
Тем более я не признавал божественности и святости нашей религии, что перечитал много безбожных сочинений Вольтера и других философов XVIII века.
Отец Герман тотчас заметил это и пожелал меня обратить. К великому моему удивлению, он говорил так сильно, умно, доказывал так убедительно, что, мне кажется, никакая ученость и земная мудрость не могли бы устоять против его слов. Ежедневно беседовали мы с ним до полуночи и даже за полночь: о любви Божией, о вечности, о спасении души, (о) христианской жизни. Сладкая речь неумолкаемым потоком лилась из уст его... Такими постоянными беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истины, и я сделался настоящим христианином. Всем этим я обязан отцу Герману, он мой истинный благодетель" [39].
Однажды С. И. Яновский прочел старцу оду Г. Р. Державина "Бог".
"О Ты, пространством бесконечный, Живой в движении вещества, Течением времени превечный, Без лиц, в трех лицах Божества! Дух всюду сущий и единый, Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто все собою исполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем: Бог..."
Отец Герман спросил: "Неужели это простой ученый писал?" "Да, ученый, поэт" - ответил С. И. Яновский. "Это по вдохновению Божию написано" - сказал старец.
Во время одной из встреч С. И. Яновский рассказал старцу о происшествии, которое случилось в испанской Калифорнии.
В 1815 г. промысловая партия кадьякских алеутов под руководством русского, В. Тарасова, занималась промыслом морских животных у берегов Калифорнии. Ветром их байдарки прибило к берегу, где у мыса св. Петра их захватили испанские солдаты и отправили в миссию Сан-Педро. При этом они "многих изувечили обнаженными саблями, одному же кадьякскому островитянину по имени Чунагнак (в крещении Петр) разрубили голову, а, между тем, их собственность и все компанейские товары разграбили".
С. И. Яновский писал: "Однажды я рассказал ему, как испанцы в Калифорнии захватили в плен наших 14 алеутов и иезуиты замучили одного алеута, принуждая их всех принять католическую веру, на что алеуты никак не соглашались, отвечая:
"Мы христиане, мы крещены" и показывали им кресты на шеях.
Но иезуиты возражали: "Нет, вы еретики, если не согласитесь принять католическую веру, то мы вас замучаем". И оставили их по двое в темнице до вечера, на размышление. Вечером пришли с фонарем и с зажженными свечами и начали опять убеждать их к принятию католической веры. Но алеуты, проникнутые благодатию, твердо и решительно отвечали: "Мы христиане, не переменим своей веры".
Тогда эти фанатики приступили их мучить - сперва одного, другой был свидетелем. Они сперва отрезали по одному суставу у пальцев на ногах, потом по другому - тот все терпел, только и говорил: "Я христианин и не изменю своей веры". Потом на руках отрезали по одному суставу у каждого пальца, потом по другому, потом отрубили ступни ног, потом кисти рук - кровь лилась, но мученик до конца терпел; неизменно одно твердил с такою верою, от истечения крови скончался.
Они и на другой день хотели было мучить и других, но в эту же ночь было получено из Монтерея повеление: чтобы всех, взятых в плен русских алеутов немедленно прислать под конвоем в Монтерей, а потому они утром, все, кроме скончавшегося, были отправлены. Это рассказал мне самовидец алеут, товарищ замученного, впоследствии бежавший из плена. Об этом я тогда же донес в Главное Правление в С. Петербурге.
Когда я окончил свой рассказ, то отец Герман спросил: "А как звали этого замученного алеута?" Я ответил: "Петр, а фамилии не припомню". Тогда он встал перед образом, благоговейно перекрестился и произнес эти слова: "Святой новомученик Петр, моли Бога о нас!" [40].
Очевидцем этого события был кадьякский алеут по имени Иван Кееплий, также в некоторых источниках именуемый Кыхляй. Ему удалось бежать из испанского плена, и он был подобран русским судном РАК "Ильмена" с острова того же имени и доставлен в Форт Росс, откуда он вернулся в Ново-Архангельск в 1819 году.
Осенью 1819 г. экипажем американского судна, шедшего с Явы, была занесена в Ново-Архангельск, а затем и на Кадьяк эпидемия гриппа. Вероятно, экипажем судна "Eagle" под командованием Томаса Мика. От нее погибли в Гавани 51 человек.
Болезнь начиналась жаром, сильным насморком и удушьем и оканчивалась конвульсиями, после чего люди умирали. Эпидемия быстро распространялась по алеутским селениям. Смертность была так велика, что алеуты вымирали целыми семьями, тела умерших находились в домах по многу дней, так как их некому было хоронить.
С. И. Яновский писал: "Я не могу представить себе ничего печальнее и ужаснее того зрелища, которым я поражен был, посетивши алеутский кажим. Это большой сарай, или казарма с нарами, в котором живут алеуты со своими семьями, в нем помещалось до ста человек. Здесь одни уже умерли, остыли и лежали подле живых, другие кончались; стон, вопль, раздирающий душу! Я видел матерей уже умерших, по охладевшим грудям которых ползало голодное дитя, тщетно с воплем искавшее себе пищи... Кровью обливалось сердце от жалости! Кажется, если бы кто мог достойной кистью изобразить весь ужас этой печальной картины, то и в ожесточенной душе возбудил бы страх смерти" [41].
Во время этой страшной эпидемии, продолжавшейся больше месяца, из всех русских, только один отец Герман неутомимо посещал больных: уговаривал их терпеть, молиться, приносить покаяние, и приготовлял умирающих к смерти.
Надо ли говорить, что оставшиеся в живых кадьякские алеуты еще больше полюбили отца Германа, который, рискуя собой, доказал им свою любовь во время постигшего их бедствия. При расставании в декабре 1819 г. о. Герман сказал С. И. Яновскому, который был женат на дочери А. А. Баранова - Ирине: "Вы собираетесь в Россию, в Петербург - не везите туда жену вашу, которая здесь родилась, не видела большого света, ни его пленительной роскоши, ни его соблазнов и пороков, а лучше оставьте ее у вашей матери, в Малороссии, пока сами по делам поедете в Петербург" [42].
С. И. Яновский дал слово, но не сдержал его. Яновские прибыли в Петербург в начале 1822 г., здесь они закружились в водовороте светской жизни, время летело незаметно, но через несколько месяцев Ирина стала утомляться от светского общества, от нескончаемой череды балов, приемов и званных обедов. Тогда С. И. Яновский вспомнил предостережение отца Германа, он отвез жену к своей матери в деревню, но было поздно, Ирина таяла, как свеча, от неизвестной болезни и в начале 1824 г. тихо скончалась.
Позднее, вспоминая о беседах со старцем, С. И. Яновский говорил: "Что значит христианская любовь, не то что мирская! Чего он ожидал от меня, чего искал? - Только желал спасти овцу заблудшую!"
После смерти Ирины он женился вторично (в 1826 г.). От этого брака у него было четверо детей. В 1864 г. он ушел в монастырь, в Калуге. Принял схиму. Умер 6 января 1876 г.
В конце 1819 г., у о. Германа возобновилась переписка с иноками Валаамского монастыря, он получил письмо от игумена Ионафана от 8-го ноября 1818 г., на которое в ответном письме от 13 декабря 1819 г. писал:
"... Мы не в морских волнах обуреваемся, но среди прелестного и многомятежного мира страждем и скитаемся, по Апостольскому слову, хотя и не имеем той благодати, какую имели Святые Апостолы, но сражение наше с тем же бесплотным началом, властям, к миродержателям тьмы века сего, к духовом злобы поднебесным, кои всех путешественников к небесному нашему отечеству стараются перехватить, и удержать, и не допустить, по слову святого Петра, зане оный супостат наш, диавол, яко лев, рыкая, ходит, ища, кого поглотить, в том случае мы, слабые и немощные, всеконечно имеем нужду искать помощь от ваших Святых молитв.
Не забудьте, вселюбезнейшие Наши Отцы, не забудьте нашу нищету помянуть пред всемогущим Небесным Царем, всех во святой вашей обители просим..."
И далее - "А сами мы, Валаамские все, вам известные трое, живем не вместе: отец Афанасий - от церкви верст за сорок или более, на острове Афогнаке, который от Кадьяка отделяется узким проливом; отец Иоасаф, о коем вы упоминаете, бывший у вас послушником, в Гавани при церкви, в том домике, о котором я выше сего упомянул, для хранения библиотеки и ризницы, а в воскресные дни с некоторыми из школы мальчиками отправляет церковную службу.
А я от Гавани верст за десять, на особливом островке, имя ему Новый Валаам, близко подле меня самая маленькая речка, в ней летом довольно бывает рыбы. Живу один, только версты за две от меня семьи три американцев, они мне с великой любовью в нуждах помогают. Отец Иоасаф часто ко мне ездит в кожаных американских лодочках, кои называются по здешнему Байдарками. Вместе у нас огороды, и во всем общество. Живущие подле меня американцы почитают за родных и во всем нам помогают" [43].
Эта переписка продолжалась до 1823 года, после этого времени, из-за резкого ухудшения зрения, о. Герман уже больше не мог писать и, вероятно, читать.
Ниже приводятся отрывки из еще одного письма отца Германа к С. И. Яновскому от 20 июня 1820 года.
"Ваше благородие, милостивый государь Семен Иванович.
Благосклонное, приятное и милостивое ваше писание с любопытными известиями и при нем посылку имел честь получить. Приношу всеусердную благодарность, а более платить нечем. Благодарю Всемогущего Бога, сохранившего ваше здравие, и от всех печальных приключений на земле и на море покрывающего, но того ненечетными мерами еще более путь истины показующего, по которому следуя - достигнем вечной радости, а тем исполняя долг нашего бытия, исполним волю нашего Творца, произведшего нас единственно на сей только конец... - и далее о жизни христианина - мои мнения, основанные на повелениях Священного Писания, жаждущему и ищущему вечного небесного своего отечества скажу:
Истинного христианина делают вера и любовь ко Христу, грехи наши нимало христианству не препятствуют, по слову самого Спасителя. Он изволил сказать - не праведныя пришел призвати, но грешныя спасти, радость бывает на небеси о едином грешнике кающемся более, нежели о девятидесяти праведниках, также и о блуднице, прикасающейся к ногам Его, к фарисею Симону изволил говорить - имеющему любовь многий долг прощается, а с не имеющего любви и малый взыскивается. Сими рассуждениями христианин должен приводить себя в надежду и радость и отнюдь не внимать наносимому отчаянию - тут нужен щит веры. Грех любящему Бога, не что иное, как стрела от неприятеля в сражении, истинный христианин есть воин, продирающийся сквозь полки невидимого врага к небесному своему отечеству. По апостольскому слову, отечество наше на небесах, а о воине говорит - несть наша брань к плоти и крови, но к началам и ко властем.
Пустые века сего желания удаляют от отечества, любовь к ним и привычка одевают душу нашу как будто в гнусное платье, оно названо от апостолов - внешний человек. Мы, странствуя в путешествии сей жизни, призывая Бога в помощь, должны гнусности той совлекаться, а одеваться в новые желания, в новую любовь будущего века и через то узнавать наше к небесному отечеству или приближение или удаление.
Но скоро сего сделать не возможно, а должно следовать примеру больных, кои желая любезного здоровья, не оставляют изыскивать средств для излечения себя. Я говорю неясно, весьма тороплюсь, время не позволяет, но надеюсь, что вы сами остротою вашего разума и пламенеющим желанием к любезному небесному отечеству, не только себе, но и другим, можете открыть путь ко святой истине...
Слава судьбам святым милостивого Бога! Он непостижимым своим промыслом показал мне ныне новое явление, чего здесь на Кадьяке я, двадцать пять лет живши, не видал - ныне после Пасхи одна молодая женщина, не более двадцати лет, по-русски хорошо говорит умеющая, прежде совсем меня не знавшая, и никогда не видевшая, пришла ко мне и услыхала о воплощении сына Божия, и о вечной жизни, столько возгорела любовью ко Иисусу Христу, что никак не хочет от меня отойти. Но сильною просьбою убедила меня, против моей склонности и любви к уединению, несмотря ни на какие предлагаемые ей от меня препятствия и трудности, принять ее.
И более уже месяца у меня живет и не скучает, я с великим удивлением, смотря на нее, поминаю Спасителево - "что утаено от премудрых и разумных, то открыто младенцам". А на нее глядя, есть уже и другие охотницы, но затем только дело, нет у меня сил построить для них какое-нибудь особое жилище. Многие есть также охотники из молодых мужского пола, но нет места..." [44].
Эту женщину звали Софья Власова, Ф. П. Врангель писал о ней: "Одна женщина, алеутка, жена промышленного русского, зашла однажды к Герману в хижину узнать от приехавшего из Нушагака человека о муже своем, который был туда угнан. Она должна была услышать маленькую проповедь от Германа, по привычке его никого не отпускать, не сказав несколько слов о религии, и слово его крепко врезалось в ее воображение. Она была распутного поведения и в первый раз почувствовала угрызение совести.
Возвратившись домой, прежняя ее жизнь показалась ей несносною, она вскоре опять пошла к Герману и объявила решительное намерение остаться при нем и спасаться. Герман был уже стар (60 лет). Преодолев первый испуг от сего нечаянного события и помирясь с мыслью под старости жить с сей женщиной, он принял ее, устроив для нее впоследствии особый домик на морском берегу. София научилась читать и писать по-русски в один год. И говорила она хорошо по-русски. К сей-то женщине, Софии, пристали вскоре несколько сирот - девушек из алеуток и креолок; она под руководством Германа соделалась их наставницей, расширяя огородство и приучая их к трудолюбию. В 1831 г. я нашел огородство в цветущем состоянии, и девушки-сиротки по здоровому виду и открытыми веселыми чертами показывали, что они довольны своим состоянием..." [45].
Отец Герман пользовался у местных жителей непререкаемым авторитетом. Современник писал: "Алеуты обоего пола и дети часто приезжали к нему: за советами, с жалобами на притеснения, прося его защиты, и с разными своими нуждами, иногда они привозили ему рыбу и помогали в его работах. Он всегда им делал разбирательства - мирил их, помогал чем мог. В воскресные и праздничные дни, многие приезжали к нему для молитвы. О. Герман читал часы, Апостол, Евангелие, пел и поучал; детей наделял сухариками, или пек крендельки, дети его очень любили, да и он любил их..." [46].
Также он разбирал их семейные ссоры. Если ему не удавалось помирить мужа с женой, то он разрешал им временно жить отдельно. Необходимость такой меры отец Герман объяснял так: "Пусть лучше врозь живут, да не дерутся и не бранятся, а то, поверьте - страшно, если не развести - были примеры, что муж убивал жену, или жена изводила мужа".
Ниже приводится письмо кадьякского алеута М. Говорухина, который просил у о. Германа разрешения на развод.
"Ваше Преподобие, Батюшко, Отец Герман.
В бытность мою в Павловской Гавани, по приезде из Константиновской крепости на байдарке, нарочно (я приезжал) за оставшейся моей законной женой, которую я уговаривал, чтобы ехать со мой в Нучек. Но она в том имела препятствие в желании моем, почему я сим вас уведомляю, может она в намерении своем возымеет перемену со временем, чтобы в таком случае, прошу вас дать ей позволение и приложить свое старание, для доставления при оказии ее ко мне. А когда же не пожелает, то прошу в таком случае не считать меня виновным, что я сам ее по воле оставил. А я, со своей стороны всегда желаю, чтобы она жила при мне и не беззаконно. А впрочем отдаюсь на волю вашего Духовенства.
Вашего Преподобия, Милостивого Государя, покорный слуга быть имею, из американцев Макар Говорухин. От 12 июля 1820 года Павловская Гавань" [47].
Также, как еще одно свидетельство любви местных жителей к отцу Герману, можно привести следующее письмо.
"Ваше преподобие, милостивейший Государь Отец Герман.
Вашего отеческого благословения дети Иван и Елена, припадая к стопам вашего преподобия, просим ва- шего заочного благословения и ваших святых молитв, за нас грешных.
А о себе вам донести имею, по отпуске сего, остаемся вашими молитвами живы и благополучны, а впредь уповаем на власть Божию и на ваши молитвы, просим вас и впредь своею отеческою милостию не оставлять во святых своих молитвах, дабы Господь управил житье наше по своей его благости, и своим писанием нас грешных не оставлять.
Просим теперь не прогневляться - послать к вам нечего, судов никаких не бывало, только был один англичанин Мик, и нам знакомый и приятель. И у компании с ним заключен контракт, чтобы сюда он (на Кадьяк) всего нужного для компании доставил, и мы ему дали денег и записку, что нам нужно. Он возвратится обратно сюда из Кантона в марте месяце, а может и раньше. Еще здесь ожидают из Петербурга судно "Кутузов".
Если будем живы, то непременно вас возблагодарим, за сим писавшие до вас Иван и Елена Щукины нижайше и любезно кланяемся июня 21 числа 1821-го года" [48].
Часто навещал своего духовного отца и монах Иоасаф, а когда он тяжело заболел, то вообще переселился к отцу Герману на Еловый, где он и скончался в 1823 г. в возрасте 50 лет.
Через какое-то время появились у отца Германа и свои ученики, первым из них был сирота из креолов Герасим Иванович Зырянов, затем кадьякский алеут Игнатий Алиг-яга и другие. Потомки Игнатия до сих пор живут в Старой Гавани на Кадьяке. Как уже говорилось, ученики старца жили в доме для посетителей, который находился вблизи его кельи. На небольшом расстоянии от них на морском берегу стоял дом, в котором жила Софья Власова со своими воспитанницами, всего их было, в период между 1820 и 1824 гг. двенадцать сироток.
Некоторые из них, не склонные к иноческому образу жизни, покидали Новый Валаам. Кроме того, в шести верстах по берегу или в двух верстах по прямой от Нового Валаама находилось алеутское селение, в котором в 1819 г. проживало три семьи, а в дальнейшем пять семей кадьякских алеутов. Многие желали переселиться поближе к отцу Герману, на Еловый.
Отец Герман учил своих воспитанников Закону Божиему и церковному пению. В часовне в воскресные и праздничные дни он собирал алеутов для молитвы. Здесь часы и молитвы читал его ученик Герасим, а сам старец читал Апостол, Евангелие и устно поучал алеутов, пели же девушки-сиротки и пели очень умилительно.
Кадьякские алеуты любили слушать наставления отца Германа и часто съезжались к нему с Кадьяка и других мест. Увлекательны были беседы старца, и с чудною силою действовали они на слушателей. Отец Герман был словоохотлив, говорил он умно, дельно и назидательно; больше всего о вечности, о спасении души, о будущей жизни, много рассказывал из Пролога, из житий святых.
Не только люди искали общения с отцом Германом, но и животные, они его абсолютно не боялись. Постоянно старец кормил птиц рыбой и они во множестве селились вблизи его келлии. Под келлией у него жил ручной горностай. Это очень осторожный зверек, всегда избегающий людей, а от старца он принимал пищу из рук. Также видели, как он кормил медведей и они не проявляли никакой агрессивности. Все живое от соприкосновения с старцем обретало мирный характер.
Полностью посвятив себя служению Господу, заботясь единственно о прославлении Его всесвятого имени, вдали от родины, среди многообразных скорбей и лишений, десятки лет проведя в высоких подвигах самоотвержения, - преподобный Герман сподобился многих сверхъестественных даров от Бога.
Водой, освященной в праздник Богоявления, он поил хворых, и это "лекарство" всегда приносило облегчение.
Однажды Софья со своими девушками хотела поехать на другой остров за морской капустой. Это было в воскресный день. Старец сказал им: "Не уезжайте вы сегодня, а завтра".
Они говорили между собой, что целую неделю не было хорошей погоды и будет ли завтра - один Бог знает. И они уехали без благословения старца. Когда они довольно далеко отъехали от берега, их байдарка наскочила на подводный камень, кожаная обшивка байдарки прорвалась, и одна из девушек утонула.
После возвращения, старец их призвал к себе и сказал: "Вот, что значит преслушание и прекословие!" Они упали на колени и просили прощения, старец их простил и сказал "Когда я утром выходил на берег морской, то на том самом месте видел человека, сидящего на камне и плещущего руками воду, и много безобразен был он собой" [49].
Однажды на Еловом острове произошло наводнение. Жители в испуге прибежали к келье отца Германа. Он взял из дома своих учеников икону Божией Матери, вынес, поставил ее на морском берегу и стал молиться. После молитвы он сказал присутствующим: "Не бойтесь, далее этого места, где стоит святая икона, не пойдет вода". И наводнение тотчас прекратилось.
Затем, обещая такую же помощь на будущее время - заступлением Пренепорочной Владычицы, поручил он своей ученице Софии, в случае наводнения, ставить икону на берегу.
Как-то случился на Еловом острове пожар. Отец Герман вместе со своим учеником Игнатием провел полосу на земле, убрал мох вдоль нее и сказал: "Будьте спокойны - огонь не пройдет этой черты!" На другой день, когда не было надежды на спасение, огонь под сильным напором ветра достиг проведенной старцем черты, пробежал вдоль нее и остановился, не коснувшись густого леса, находившегося за чертой [50].
В 1820 году Матвей Иванович Муравьев занял должность Главного Правителя Русской Америки. Он побывал на Кадьяке в 1818 году на шлюпе "Камчатка" под командой В. М. Головнина и был в числе тех офицеров, которые встретились с преп. Германом. По его письмам видно, что старец произвел на Муравьева большое впечатление. Так, 5 ноября 1820 года, два месяца после своего прибытия на Аляску, он писал преп. Герману: "Преподобный Отец!
Льщу себе надеждою, что я не изгладился еще из памяти вашей, ибо имел счастье в бытность мою на фрегате "Камчатке" в Павловской гавани получить ваше благословение. Тогда я не думал, чтобы судьба привела меня опять на дикие берега Америки и что несколько трудных годов этой жизни я должен буду прожить здесь. Но так случилось, и мне остается с верой в Бога, с надеждой на промысел и с любовью к людям исполнить мои обязанности. При самом приезде моем в Ситху, я встретил почти голод! И так батюшка вы... (пропуск в канцелярской копии письма), что мне не роковой путь предлежит, и для того-то я имею нужду и в советах, и в благословении вашем, и надеюсь, что вы не оставите меня ни тем ни другим, как предместника моего (Яновского, ред.) не оставляли.
Весною я непременно буду на Кадьяке, и тогда, достопочтенный отец, я надеюсь отдать вам Отчет в моих поспешениях и воспользоваться вашими советами. Теперь же поручаю себя в ваше благорасположение, прошу вас изъявить мое уважение всей братии, благословите мои починания во блаже и не оставьте вспомнить иногда в молитвах ваших, да умудрюсь мудростию мудрых... (неразборчиво) и укреплюсь силою... (одно слово неразборчиво), Остаюсь ваш, достопочтенный отец, ...и проч."
Муравьев всячески поддерживал преп. Германа. Так, например, он собрал в помощь сиротам пожертвования в Ситке. Сохранилось следующее его письмо также от 5 ноября 1820 года:
"Преподобный Отец Герман!
Прошлого года была у вас на Кадьяке зараза. благодарение Господа она прекратилась; последствия ее еще существуют. Много бедных сирот осталось <и по... (неразборчиво) от Бога, и добрых людей... (неразборчиво) помощи, судьбы вышняго... (неразборчиво) Бог не оставит их, и добрые люди вспомнили, здесь по добровольной подписке собрали некоторую сумму, на которую купили Посылаю к вам при сем вещи, прошу вас, располагайте ими по вашей совести и доброму сердцу; помогите бедным, которые мне самому так неизвестны, как вам, и вы никому не дадите в том отчета, кроме Бога и вашей совести; а нас не оставьте вашим благословением,
Преподобный Отец Остаюсь ваш покорный слуга" [52].
Следует список вещей: 3 куска сукна серого солдатского, 3 ту..того тику, 1 равендуку, 259 1.2 а(ршина) холста, 1000 игол.
Между тем, вскоре, в 1823 году, прибыл на Аляску священник Фрументий Мордовский. В 1824 году о. Фрументий был назначен на Кадьяк, где он начал действовать самовольно, как глава местной церкви. Это означало, что миссионеры, т.е. отцы Афанасий и Герман должны были ему подчиниться. В апреле 1824 году Мордовский потребовал, чтобы управляющий местной конторой, С. Я. Никифоров, сопровождал его на Еловый остров, где Мордовский произвел унизительный для преподобного обыск его келлии. Он оценил все имущество, включая часовню, в 8000 рублей. В эту сумму входили деньги, около 1500 рублей в монетах и ассигнациях. Эти деньги преподобный хранил для постройки новой церкви на Кадьяке, которая к тому времени совсем обветшала. Во время обыска, промышленный Пономарьков, как рассказывали позже, стал топором выворачивать доски пола. Глядя на него, отец Герман сказал: "Друг мой, напрасно ты взял топор - это орудие лишит тебя жизни!"
Вскоре Пономарьков был отправлен в Никола- евский редут на Кенайском полуострове, там ему, спящему, индейцы отрубили голову топором.
Отец Фрументий Мордовский приказал преп. Герману покинуть Еловый остров и забрал его с собой в Павловскую Гавань.
Когда известия об обыске, описании имущества и перемещении преподобного в Гавань дошли до Муравьева, он немедленно приказал управляющему конторой Никифорову эти бесчинства прекратить и Мордовского обуздать. Он также начал расследование. От Мордовского были потребованы доказательства, что он действовал по благословению церковной власти. Считая, что Мордовский никаких полномочий по отношению к миссионерам не имел, Муравьев просил Главное Управление РАК навести справки в Синоде. Управляющему Никифорову было дано распоряжение впредь Мордовскому не попускать вмешиваться в дела старцев. В 1825 году Мордовский без ведома церковных властей отправил в Ситку иеромонаха Афанасия. Муравьев считал это полным самоуправством, но дело уже было сделано. Оттуда Муравьев отправил о. Афанасия в Россию. Добравшись до Охотска, о. Афанасий выехал в Иркутск, куда прибыл "больной телом и духом". Здесь он заявил, что хочет открыть нечто секретное членам Святейшего Синода. Его вызвали в Петербург, где он объявил, что за последние 25 лет численность населения острова Кадьяка сократилась с семи до четырех тысяч человек из за того, что "Российско-Американская компания, производя около Кадьяка и в других местах Америки звериные и другие промыслы, посылает для того в отдаленные места рабочих людей христианского вероисповедания лет на десять и более. В продолжение столь значительного времени люди бывают разлучены с женами и детьми своими, а не имея при себе священников, лишаются всякого назидания в вере" [53].
Отцу Афанасию назначили пенсию в 200 рублей в год и определили в Валаамский монастырь, где он и скончался в 1831 году.
По инициативе Муравьева, отца Мордовского убрали, но из-за сложности сообщения и длинного разбирательства, он был выслан из Аляски уже при Врангеле, в 1830-х годах. Много горестей и искушений старец потерпел и от бесов. Однажды его ученик Герасим вошел в келлию старца без обычной молитвы, на все свои вопросы к отцу Герману он не получил никакого ответа. На следующий день он спросил старца о причине вчерашнего молчания. Отец Герман ответил: "Когда я пришел на этот остров и поселился в этой пустыне, много раз бесы приходили ко мне, как будто бы для надобностей, и в виде человеческом, и в виде зверей - и я много потерпел от них разных скорбей и искушений, поэтому теперь и не говорю с тем, кто войдет ко мне без молитвы" [54].
В 1830 г. правителем Кадьякской конторы РАК стал "купеческий сын" Василий Иванович Кашеваров. У отца Германа установились с ним близкие отношения. В. И. Кашеваров часто навещал старца на Еловом, а иногда и отец Герман ездил к нему на Кадьяк.
В. И. Кашеваров был, хотя и справедливый, но очень строгий начальник, случалось, что он довольно сурово наказывал провинившихся и только отец Герман мог защитить виновных. Он часто уговаривал В. И. Кашеварова простить провинившихся, говоря, что и он будет прощен в лучшей жизни.
В том же 1830 г. новым Главным Правителем в Русской Америке стал капитан первого ранга барон Ф. П. Врангель. С ним отец Герман встречался дважды в 1831 и 1834 годах.
Ф. П. Врангель писал: "Отец Герман ортодокс в своей вере, к которой он предан без всякого обмана и лжи. Будучи одарен быстрым умом и твердой памятью, мысли его, так сказать, беспрестанно разгуливаются по Библии, Священной Истории и Епитимии, что он знает почти наизусть. И хотя он уже более 10 лет как от слабого зрения не пишет и не читает, но в упомянутых писаниях память его находит богатый источник для рассуждений и разговора, который у него никогда не истощается и разливается быстрою речью, при всей его старости. По наружности он киник, не печется не только о чистом платье или белье, но даже не умывается. Он нрава веселого, любит смешному посмеяться, принимает участие во всех мирских событиях, особенно исторических. Однако ж о сих предметах разговаривает недолго и, наконец, перейдет непременно к своему предмету - к религии.
Он обрел на Еловом острове уединение и безмятежную жизнь, за которой гнался всю свою жизнь, однако же должен был прежде, на Кадьяке, выдержать и перенести столкновение с людьми, какие, по всей вероятности, ему никогда бы не встретились в России..." [55].
В одно из своих посещений Елового острова Врангель написал, под диктовку преп. Германа, завещание, которое было переслано в Главное Правление РАК в Петербурге. Тогда же он попросил Врангеля прислать ему из России икону Сретения Господня. Врангель исполнил эту просьбу. Икона в серебренном окладе была доставлена в Ситку, и оттуда новый Главный Правитель Купреянов (1835-1840), незадолго до смерти старца, переслал ее на Новый Валаам. Преп. Герман также просил Врангеля о помощи вдове Баранова, Кадьякской алеутке Анне Григорьевне Разказчиковой, которая снова поселилась на Еловом и пребывала в большой нужде. Врангель исполнил и эту просьбу.
Новый правитель Куприанов относился к святому старцу с большим уважением. Он посетил Кадьяк и Еловый летом 1836 года. По его распоряжению, в соответствии с просьбой отца Германа, бывший промышленник немецкого происхождения, по фамилии Рюппе, был назначен на Новый Валаам в помощь преподобному. Много лет спустя, в начале 20-го века, "Старик Руппе" (сам Рюппе или его сын, не известно) жил один на Еловом острове бережно ухаживая за могилой преподобного Германа.
О благоговейном отношении Куприанова к отцу Герману свидетельствуют два сохранившихся его письма к старцу.
"Благочестивый Отец Герман! Не имея удовольствия знать вас лично, исполненный совершенным уважением к долговременной, полезной и Богоугодной жизни вашей в Колониях, долгом себе поставляю свидетельствовать вам сие и прошу Бога о продолжении дней ваших, а вас не забывать в молитвах ваших и меня, дабы благословил Господь и направил занятия мои для блага Колоний. Равно рекомендую вам жену мою, Юлию Ивановну и новорожденного у нас сына Якова. Весьма желаю и вскоре надеюсь увидеть вас лично, принять благословение ваше. Не откажите мне, святой Отец, в случае какой-нибудь надобности откровенно написать ко мне о чем вздумаете и будьте уверены в чистосердечии моем равно как и в совершенном к вам почтении, коим навсегда пребываю, благочестивый Отец!
Вашим покорным слугою, Иван Купреянов. 3 марта 1836 г." [56].
"Благочестивый Отец Герман! В бытность предместника моего, барона Фердинанда Петровича Врангеля в 1834-м году на Кадьяке, вы просили его о присылке из России для вашей часовни на Новом Валааме образа во имя Сретения Господня и вместе с сим и о вспомоществовании проживающей под призрением вашим Алеутке Анне, жившей некогда долгое время у бывшего Главного Правителя Баранова и матери его детей. Спешу вас уведомить, благочестивый отец что Главное Компании Правление в ответ на такое представление моего предместника, от 12-го марта сего года, меня извещает, что оно, по желанию вашему, ныне же высылает к вам через Ново-Архангельскую Контору просимый образ в серебренном окладе, а насчет упоминаемой Алеутки Анны, по сношению с бывшим Главным Правителем Капитаном 2-го ранга Яновским, распорядилось таким образом, чтобы Ново-Архангельская Контора ежегодно переводила на Кадьякскую для той Алеутки Анны или посылала бы прямо в Кадьяк на ее имя покупные на сии деньги из Ситхинских Магазинов нужные ей вещи и припасы; о чем и дано от меня надлежащее приказание.
Извещая вас о сем, нужным считаю присовокупить, что я приказал Правителю Кадьякской Конторы Г-ну Кашеварову отрядить к вам человека, о коем вы меня лично просили нынешнего лета, мне помнится, о Рюппе, когда наберется на Еловом острове предполагаемое мною число воспитанниц.
О состоянии здоровья вашего я слышал, к сожалению, что оно не лучше как я виделся с вами; мне приятно бы слышать о восстановлении ваших сил.
Желание вам здоровья и долгоденства есть общее моего семейства. Пребываю навсегда с совершенным к вам высокопочитанием.
благочестивый Отец, Вашим покорным слугою Иван Купреянов" [57]. "Благочестивому Отцу Герману. (16 Октября 1836 г.)
Отец Герман обладал даром прозорливости и мог предсказывать будущее. Так, во время встречи с Ф. П. Врангелем в 1834 г. последний писал под диктовку старца письмо, так как сам отец Герман уже писать не мог. Когда письмо было написано и прочитано, отец Герман поздравил барона с чином адмирала, который он должен был получить в скором времени. В октябре 1835 г. Ф. П. Врангель передал дела новому Главному Правителю и выехал в Россию, в Петербург, куда он прибыл в июне 1836 г., а уже в июле получил чин контр-адмирала. Креол К. Ларионов, вспоминая об этом случае в 1867 г., писал: "Когда же г. Врангель выехал в С.-Петербург, то сие предсказание сбылось! Может быть, сей добряк еще здравствует и не забыл бывшее" [58].
Вероятно, в 1835 г. отец Герман полностью ослеп. В последние годы своей жизни он вел очень сокровенную и уединенную жизнь. К себе в келлию он никого не пускал и выходил из нее очень редко. Все свое время отец Герман посвящал подвигам молитвы, поста и самоотвержения.
ГЛАВА IV. УПОКОЕНИЕ ПРЕПОДОБНОГО ГЕРМАНА
Незадолго до своей смерти старец сказал своим ученикам: "Когда я умру, вы похороните меня рядом с о. Иоасафом. Убейте немедленно моего быка, он мне довольно послужил. Похороните же вы меня одни и не сказывайте о моей смерти в Гавань, гаваньские не увидят моего лица. За священником не посылайте и не дожидайтесь его - не дождетесь! Тела моего не обмывайте, положите его на доску, сложите на груди руки, закутайте меня в мантию и ее воскрилиями покройте мое лицо и клобуком голову. Если кто пожелает проститься со мной, пусть целует крест, лица моего никому не показывайте. Опустив в землю, покройте меня бывшим моим одеялом" [59]. Как уже упоминалось под одеялом подразумевалась доска, под которой спал старец.
Когда отец Герман почувствовал, что приближается время его упокоения, он приказал своему ученику Герасиму зажечь свечи перед иконами и читать Деяния Святых Апостолов. Через какое-то время лицо его просияло и он громко произнес: "Слава Тебе, Господи!" Приказал прекратить чтение и объявил, что Господу угодно еще на неделю продлить его жизнь.
Через неделю опять были зажжены свечи и тот же Герасим читал Деяния Святых Апостолов. Тихо преклонил старец свою голову, келья наполнилась благоуханием и отца Германа не стало. Так блаженно почил он сном праведника на 81 году жизни, 13 декабря 1836 года.
В этот же вечер жители селения Катани, которое находилось на острове Афогнак, видели над Еловым необыкновенно светлый столб, который шел от земли к небу. Пораженные чудесным явлением, креол Герасим Вологдин и его жена Анна сказали: "Видно, отец Герман оставил нас" и стали молиться. Также этот светлый столб видела кадьякская алеутка Анна Нацмышкнак. К. Ларионов писал об этом в 1867 году: "О сем я слыхал от многих людей, которые видели с разных мест, другие видели на море, едучи на байдарках" [60].
По какой-то причине ученики старца не убили сразу же его быка. Бык затосковал и на следующий день с разбегу стукнулся лбом о дерево и упал замертво.
Несмотря на предсмертную волю отца Германа, его ученики не решились на похороны без того, чтобы не сообщить об этом начальству в селение Павловская Гавань. Ученик, посланный с печальной вестью на Кадьяк, сообщил, что правитель Кадьякской конторы РАК В. И.
Кашеваров запретил хоронить старца до своего приезда. Он приказал сделать для усопшего лучший гроб и сам с местным священником о. Алексеем (Соколовым) собирался немедленно привезти его на Еловый.
Но такие распоряжения были против воли почившего и вот подул страшный ветер, полил дождь и началась ужасная буря. Несмотря на то, что переезд из Павловской Гавани до острова Елового занимал всего два часа, никто не решался пуститься в море в такую погоду. Буря продолжалась целый месяц, и все это время тело отца Германа лежало в теплом доме, но от него не было ни малейшего запаха и лицо почившего оставалось таким же, как было при жизни.
Наконец, через месяц, опытный промышленник Козьма Училищев смог доставить гроб из Павловской Гавани. Он был единственным человеком, приехавшим с Кадьяка, и жители Елового одни предали земле останки старца. Так исполнилось последнее желание отца Германа. После погребения преподобного ветер тот час же стих и поверхность моря сделалась гладкой как зеркало.
Похоронив старца, его ученики поставили над могилой деревянный памятник. В середине шестидесятых годов XIX века могилу отца Германа посетил кадьякский священник Петр Кашеваров. Он писал: "Я сам видел его (деревянный памятник) и теперь могу сказать, что он нисколько не тронут временем и как будто бы сего дня сколочен" [61]. Видел его также в 1896 году тогда еще иеромонах Анатолий (Каменский), который окончил жизнь как архиепископ Иркутский в 1929 году в застенках ГПУ. Архимандрит Гера-сим (Шмальц) видел этот же памятник при своем первом посещении Елового острова в 1927 году.
Со смертью старца дикие звери и птицы перестали селиться у его келлии, и даже огород отца Германа перестал давать прежний урожай.
После смерти старца стали сбываться одно за другим его пророчества. Так, он говорил: "После смерти моей будет повальная болезнь, и умрет от нее много людей, и русские соединят алеутов" [62].
И действительно, зимой 1835 года в столице Русской Америки, городе Ново-Архангельске, на острове Ситха, началась эпидемия оспы. Она распространялась с юга на север среди населения тихоокеанского побережья Северной Америки. В Ново-Архангельске всему населению были сделаны прививки, однако индейцы ближайшего к городу Ситкинского селения от прививок отказались. В Ново-Архангельске от оспы умерло лишь несколько человек, в то время как в индейском селении погибла половина его населения - около 350 человек.
Оспа появилась на Кадьяке в июне 1837 года, когда там уже свирепствовала эпидемия гриппа. Эпидемии кончились в январе 1838 года. Всего на Кадьякском архипелаге от них погибло 738 человек, несмотря на то, что РАК пыталась спасти людей прививками от оспы. Эта смертность представляла очень большой процент общего числа алеутского населения, которое до распространения оспы насчитывало (в 1830 году) 2501 на островах Кадьякского архипелага, не считая тех алеутов, которые жили в разных поселениях РАК от Калифорнии до Курильских островов.
В мае 1840 г. новым Главным Правителем в Русской Америке стал А. К. Этолин. По его приказу, в течение 1840-1842 годов, все местное население Кадьяка и ближайших островов было объединено в семь селений: Трех Святителей, Афогнакское, Карлукское, Орловское, Чиниатское на острове Лесном, Катмайское и Укамак на острове того же имени.
Когда в 1836 г. у правителя Кадьякской конторы В. И. Кашеварова родился сын, то, принимая от купели младенца, отец Герман сказал ему: "Жаль мне тебя, любезный кум, жаль - смена тебе будет неприятна". В 1838 г. В. И. Кашеваров был обвинен в финансовых злоупотреблениях и при смене, связанным был отправлен в Ново-Архангельск [63].
Часто отец Герман говорил, что скоро в Америке будет свой архиерей, тогда как об этом никто и не думал. Да и всего на Аляске в 30-е годы XIX века было только четыре священника: по одному в Ново-Архангельске, на о. Кадьяке, на о. Уналашка, на о. Атха и один монах - сам о. Герман на о. Еловом. Ясно, что в то время не было никакой надежды, что вскоре в Америке появится свой архиерей. Но прошло лишь несколько лет, и в 1840 году, по воле Божией, была образована Камчатская, Курильская и Алеутская епархия, главой которой стал епископ Иннокентий (Вениаминов), в миру иерей Иоанн, ранее служивший на острове Уналашка.
Однажды отец Герман сказал своему ученику кадьякскому алеуту Игнатию Алигьяге: "Пройдет тридцать лет после моей смерти, все живущие теперь на Еловом острове перемрут, ты останешься жить один и будешь стар и беден, и тогда вспомнят меня". Игнатий писал: "Удивительно, как подобный нам человек мог все это знать вперед за такое долгое время! Впрочем нет! Он не простой человек! Он мысли наши видел и невольно доводил до того, что мы их ему открывали и получали наставления!"
Это предсказание, как и многие другие, в точности сбылось. Вновь отца Германа вспомнили в Валаамском монастыре в 1864 году. Тогда Валаам посетил богомолец Григорий Лазарев, он более пяти лет прожил в Америке. Г. Лазарев передал настоятелю монастыря, игумену Дамаскину те сведения о старце, которые он сам слышал от его ближайшего ученика, креола Г. И. Зырянова.
Желая подтвердить полученные сведения, а также узнать подробности о жизни отца Германа, игумен Дамаскин в том же 1864 г. обратился с письмами к креолу Г. И. Зырянову, к викарию Камчатской епархии преосвященному Петру (Екатериновскому) и к архиепископу Камчатскому и Алеутскому Иннокентию (Вениаминову).
В частности, в письме к архиепископу Иннокентию он писал: "Между прочими сведениями есть одно, касающееся особы Вашего Высокопреосвященства, будто бы переданное собственно Вами. Оно следующее: сильная буря... носила Вас по волнам в виду о. Елового. Все были в отчаянии... внутренне Вы просили о. Германа спасти Вас от потопления. Вдруг сделался попутный ветер, переменившийся опять в прежний по входе Вашем в гавань..." [65].
В 1865 г. игумен Дамаскин получил письмо из города Калуги от бывшего правителя Русской Америки С. И. Яновского. Он писал, что лично знал "бывшего монаха Валаамского монастыря о. Германа, почтенного святого мужа, великого подвижника". И сообщал, что у него имеются два письма "как драгоценность от святого старца, бывшего моего наставника, которого память для меня священна". Завязалась переписка, С. И. Яновский передал в монастырь два письма отца Германа, а также сообщил ряд интересных сведений о нем. О себе он писал: "Я болезненный старец, 77 годов, стою на краю могилы - и почему знать, может быть, Господь и жизнь мою длит, чтобы передать сведения о жизни старца" [66].
Со слов Яновского известно, как самоотверженно ухаживал преп. Герман за больными и страждущими во время эпидемии, завезенной американским судном с острова Ява сперва на Ситку, а оттуда попавшей на Кадьяк. Сам Яновский тоже заболел, и преп. Герман всякий день приходил и вел с болевшим офицером долгие беседы. Эти беседы отвратили Яновского от вольтерьянского образа мыслей и привели к Господу. Как писал сам Яновский, "Такими постоянными беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истинный и я сделался настоящим христианином". В 1865 г. Яновский принял постриг под именем Сергия в Калужской Тихоновой пустыни.
В 1867 г. на Валааме были получены ответы на письма к епископу Петру и архиепископу Иннокентию, от креола Г. И. Зырянова ответ не пришел. Скончался Герасим Зырянов 20 августа 1869 года.
Архиепископ Иннокентий писал: "Действительно было, что мы в 1842 году, плывя в Кадьяк, долго были в море и находились в крайности, так что у нас на 52 пассажира оставалось менее полубочки воды. И перед входом в Кадьякскую гавань нас встретил противный ветер, который дул ровно трое суток. В это время судно наше ходило взад-вперед, или, по-морскому, лавировало от южного мыса Кадьяка до Елового острова, где жил и скончался о. Герман. На третий день к вечеру, когда судно наше опять подошло к Еловому острову (может 20-й или 30-й раз), я, глядя на оный, сказал в уме своем: "Если ты, отец Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер". И точно, не прошло, кажется, и четверти часа, как ветер сделался попутный и мы в тот же вечер вошли в залив и стали на якорь" [67].
Что касается епископа Петра, то получив письмо с Валаама, он поручил кадьякскому священнику Петру Кашеварову и одному из наиболее образованных местных жителей - креолу Константину Ларионову собрать сведения о жизни отца Германа. Они собрали все, что знали сами и что слышали от других. Ряд интересных сведений о старце предоставил К. Ларионову ученик старца, кадьякский алеут Игнатий Алиг-яга. Причем, сообщая об отдельных чудесах старца, К. Ларионов приводит имена свидетелей, так, он пишет, что о чуде прекращения старцем наводнения свидетельствовали: Пелагея Степанова, Петр Гаврилов, Василий и Ирина Гагарины. Также и в других случаях упоминает фамилии свидетелей [68].
Так, по воле Божией, на Валааме были собраны вполне достоверные сведения о жизни отца Германа. Из этих сведений было составлено его жизнеописание, оно было зачитано перед братией 13 декабря 1867 г., в день памяти отца Германа. То есть, почти через тридцать лет после его смерти, чем в точности исполнилось пророчество старца. Уже в 1868 г. это жизнеописание было опубликовано.
Несмотря на то, что многие предсказания отца Германа исполнились вскоре после его кончины, были и такие, которые осуществились лишь в наше время. Так он говорил своим ученикам: "Хотя и много лет пройдет после моей смерти, но меня не забудут, и место жительства моего не будет пусто: подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придет и будет жить на Еловом, - и Еловый не будет без людей!"
Беседуя с мальчиком Константином Ларионовым, которому было тогда двенадцать лет, отец Герман сказал: - Миленький, как думаешь, строемая часовня будет ли оставлена втуне? Мальчик ответил: - Батюшка, не знаю. Старец же, немного помолчав, сказал: - Дитя мое, помни, на этом месте со временем будет монастырь.
К. Ларионов писал в 1867 году: "Не знаю и до сих пор, для чего... удостоил меня таким предсказанием, или предвидел, что во время свое, хотя я и недостоин, я буду передателем слова его" [69].
Все в этом предсказании поражает, ведь оно было сказано еще при жизни старца, а впервые напечатано в 1868 году - на следующий год после продажи Аляски. К этому времени большая часть русского населения покинула Аляску, православные храмы приходили в упадок, количество священнослужителей исчислялось единицами. Кто мог предполагать тогда, что здесь, на территории чужого государства, может поселиться монах?
ПРИЛОЖЕНИЕ
Спустя десять лет после продажи Аляски Соединенным Штатам Новый Валаам опустел. Умерла София Власова, умерли Герасим Зырянов (1868 г.) и Козьма Училищев (1861 г.) и, наконец, как предсказал преп. Герман, алеут Игнатий Агильяга (1874 г.). Кресты над их могилами видел в 1896 году иеромонах Анатолий (Каменский, впоследствии архиепископ Иркутский). Другие, старые и новые поселенцы, еще раньше переселилась из Нового Валаама, основав свое селение на отлете, в Пестряковской бухте. Но не долго пустовало святое место. Вскоре там поселился инок Валаамского монастыря, иеромонах Никита.
Иеромонах Никита (Марченко), бывший офицер, много лет стремился на Новый Валаам. Он прибыл на Кадьяк в 1879 году. С собой, из Валаамского монастыря, он привез икону преподобных Сергия и Германа Валаамских для часовни Сретения Господня на Еловом острове, но она была помещена в церкви св. Воскресения в Кадьяке. Эта икона сохранилась до наших дней. Она хранится в часовне, построенной в 1894-96 гг. над могилой преп. Германа.
Иеромонах Никита был приписан к Кадьякской церкви и служил в ней до конца 1880 года. В этом году он был назначен служить в Кенайской миссии, где он и подвизался до 1885 года. Свою мечту о жизни на Еловом острове он не оставил и часто писал прошения в духовное правление и к епископу Аляскинскому о разрешении жить на Новом Валааме у могилы старца Германа. Но от главного прокурора Синода пришло, через Российское консульство в Вашингтоне, телеграфное распоряжение о возвращении иеромонаха Никиты в Россию.
Новый Валаам на Еловом острове близ Кодьяка - место молитвенного подвига преподобного Германа Аляскинского
Несмотря на этот указ, иеромонах Никита по своей воле переехал в 1886 году на Еловый остров, и поселился на той же самой прогалине, где была келлия преп. Германа и где после смерти старца жили София Власова и Герасим Зырянов со своей семьей. Там он построил себе маленький дом, отдельную келлию и другие хозяйственные постройки. Он расчистил место погребения преп. Германа и монаха Иоасафа и поставил на их могилах надгробия, которые так описал иеромонах Анатолий:
"...я поторопился к могиле о. Германа, которая находится далее в чаще леса. ...Открылась полянка, меньшая размерами, чем та, которую прошли. На этой полянке, на левой возвышенной стороне, мы увидели оградку, несколько обветшавшую от старости, а в ней три деревянных постройки: слева от входа низенькая гробница о. Иоасафа из толстых досок, с высоким, деревянном же крестом в голове; справа - другая гробница, больших размеров, в виде маленького домика с крышей, какие можно видеть на острове Валааме близ т.н. "Пустыни" и тоже с крестом в головах. Это и есть надгробие о. Германа, построенное о. Никитой. Об этом гласит и надпись, вырезанная на стенке: "иеромонах Никита и Владимир"". Третья постройка-надгробие внутри ограды, описанной о. Анатолием, вероятно, было над могилой Софии Власовой. На Кадьяке устное предание гласит, что она была похоронена в ногах преп. Германа и о. Иоасафа, которые были погребены, по желанию преп. Германа, рядом. Не судьба была иеромонаху Никите основать здесь скит. 25 декабря 1887 г., ночью, он сгорел в пожаре неизвестного происхождения, о чем жители селения Узинки, которые до сих пор присматривают за Новым Валаамом, сообщили священнику Кадьякской церкви. Специальная комиссия, в которую вошли: американский доктор, псаломщик и бывший фельдшер при русской больнице в Кадьяке (позже священник) -Александр Петелин, нашли на пожарище, в углу дома, где была дверь, горсточку обгорелых костей позвоночника и запекшееся сердце. Останки были привезены в Кадьяк и погребены 1 января 1888 г. по чину погребения монахов. Иеромонах Анатолий видел в 1896 году "следы пожарища, еще не успевшего порасти сорной травой... Мне показали и место, где нашли его обгорелые останки. На месте пожарища валяются и до сей поры растопившийся камень и другие чугунные вещи. Весь дом, сделанный из толстых балок, превратился в пепел, но чему и до сей поры все окрестные жители удивляются - это тому, что вековые ели, под тенью которых стоял сгоревший дом, остались невредимы".
Предание об этом пожаре до сих передается в Кадьякской округе из уст в уста.
В 1890-х годах (а может быть и раньше) вернулись на Новый Валаам Руппе и Мунин (потомки Мунина до сих пор живут на Аляске, и один из них много лет позже был священником Кенайского прихода). В 1898 г. иеромонах Анатолий писал о них: "Осталось на нем (Новом Валааме) только трое его постоянных обитателей: двое супругов Руппе и Мунин. Усердие и любовь этих старых людей отшельников к месту упокоения Германа и дому Божию заслуживали бы внимания".
Руппе оставались на Еловом до своих последних дней. В 1904 году, "старик 3. (Захарий) Руппе, безвозмездный сторож часовни и могилы Германа", уже вдовец, встречал отца Шаламова в его очередное посещение Нового Валаама.
В год столетнего юбилея становления Православия в Америке, в 1894 г., епархиальные власти вспомнили преп. Германа и поставили над его могилой памятник. Он был белым и, как писал иеромонах Анатолий, был построен в виде часовенки: верх ее приспособлен для помещения икон и лампады, в которой огонек поддерживается благочестивыми супругами Руппе, приходящими сюда в воскресные дни помолиться.
На памятнике была установлена икона Спасителя в серебренном окладе.
Еще в 1892 году епископ Николай (Зиоров), после посещения Нового Валаама, распорядился, чтобы кадьякский приходской священник - Тихон Шаламов принял все нужные подготовительные меры для вскрытия мощей преп. Германа. Он также принял решение о постройке часовни над могилой старца. План часовни был представлен владыке отцом Тихоном Шаламовым она была рассчитана на 200 молящихся. Епископ Николай пожертвовал свои личные деньги на постройку, которая продолжалась в течение 1894-1896 годов, под надзором настоятеля Кадьякского прихода, о. Тихона Шаламова. Часовня во имя препп. Сергия и Германа Валаамских была освящена 5 июля 1889 г., теперь уже архимандритом Анатолием (Каменским). Очевидно, икона Валаамских Святых, привезенная в Америку иеромонахом Никитой, была тогда же помещена в этой часовне. Накануне архимандрит Анатолий служил панихиду на кладбище, близ старой, развалившейся часовни. В день освящения, после водосвятного молебна с крестным ходом и после литургии, была отслужена панихида на могилах преп. Германа и о. Иоасафа. Отец Анатолий пишет, что было совершенно ясно, что собравшийся во множестве народ ожидал открытия мощей преп. Германа. Все верят, что они нетленны, писал тогдашний благочинный епархии и будущий архипастырь-новомученик Анатолий.
Несмотря на то, что насельники Нового Валаама, в последних десятилетиях XIX-го века, постепенно переселялись на новые места, большинство все-таки остались на Еловом острове и часто посещали место подвигов старца и заботились о его могиле. Как сказано выше, время от времени кто-нибудь возвращался на постоянное жительство на Новый Валаам. Посещали старую часовню и могилы преп. Германа и его сподвижников люди со всех Кадьякских селений, по крайней мере раз в год, о чем свидетельствует в своих записках о. Тихон Шаламов. Начиная с 1890-х годов, когда это святое место посетил епископ Николай, ни один епископ Аляскинский не преминул посетить Новый Валаам. Вскоре после своего прибытия в Америку, 28 июля 1899 г., Новый Валаам посетил епископ Тихон (Белавин), будущий исповедник и патриарх Всея Руси. Святитель Тихон отслужил панихиду на могиле об упокоении душ усопших рабов Божиих: монахов Германа и Иоасафа и иеромонаха Никиты. Потом св. Тихон осмотрел все содержимое новой часовни препп. Сергия и Германа Валаамских. Там была камилавка преп. Германа, которую Владыка передал о. Шаламову и распорядился, чтобы она впредь хранилась в церкви Воскресения на Кадьяке (позже, камилавка была возвращена на Новый Валаам, но после прославления преп. Германа в 1970 г. была перенесена опять в церковь Воскресения на Кадьяк и положена сверху раки святого). Старинные богослужебные книги, которые владыка нашел на месте келлии преп. Германа, где иеромонах Никита, кроме домика, построил для себя маленькую келейку (она не сгорела) были тоже отправлены в церковь св. Воскресения.
После смерти старика Руппе, в начале XX века, Новый Валаам опять опустел, хотя время от времени там селились благочестивые миряне, которые особенно чтили память преп. Германа. Многие иерархи проявляли желание основать там монастырь, но никаких конкретных действий для этого не было предпринято. Даже когда на Новом Валааме поселился архимандрит Герасим (Шмальц), монастырь на этом месте не вырос.
Отец Герасим, калужский уроженец, поступил послушником в Св.-Тихоновскую пустынь в 1906 г., когда ему еще не исполнилось восемнадцати лет. В 1915 г. он прибыл в Америку и был пострижен в монахи 24 апреля 1915 г., а 12/25 октября того же года был посвящен в иеромонаха. В августе 1916 г. он был направлен в Ситку на Аляске, а в ноябре назначен священником Афогнакского прихода. Впервые он посетил Новый Валаам в мае 1927 г. Позже он по своему выбору проживал в селении Узинки на Еловом острове. В 1935 г. у него было видение: преп. Герман звонил в пасхальные колокола и звал его на Новый Валаам. Отец Герасим, вскоре, переселился на Новый Валаам, а в 1936 г. жители селения Узинки выстроили для него там крошечный домик. На месте келии преп. Германа была построена часовенка. В томе же 1936 г. о. Герасим вскрыл могилу святого старца. Местное устное предание гласит, что он омыл кости в ручье, по обычаю Афонских монахов (о. Герасим провел год на Афоне, в 1911-1912 гг.). Останки преп. Германа были помещены в усыпальницу, приобретенную о. Герасимом (откуда - нам неизвестно) и расписанную иеромонахом Серафимом. Доски от гроба до сих пор хранятся в часовне Калужской Богоматери. Камилавка и железные крест с параманом хранились там же в стеклянном ящике. Сейчас они находятся в церкви св. Воскресения в Кадьяке, на раке, где хранятся мощи святого. Нужно заметить, что еще 21 января/3 февраля 1934 г. священник церкви Воскресения в Кадьяке, протоиерей Николай Кашеваров, подал рапорт епископу Алексию с просьбой о вскрытии мощей старца, почитаемого местным населением, как святого, к столетней годовщине со дня его упокоения. Духовное правление велело начать собирать и записывать свидетельства о знамениях и чудесах, совершаемых по ходатайству старца Германа. Дело было отправлено назад для исполнения к уже престарелому отцу Николаю Кашеварову 16 марта 1934 г.
Несколько позже епископ Алексий (Пантелеев), всерьез поднял вопрос о прославлении преподобного Германа. К этому времени архимандрит Герасим собирал мало-помалу пожертвования для создания монастыря на Еловом и именовался казначеем будущей обители.
Владыка Алексий решил, что монастырь будет создан, и принялся за сборы средств с большой энергией. Сборы на монастырь производились на Аляске во время Великого поста по всем Аляскинским церквам и часовням. Когда на Аляску в 1938 г. приехал иеродиакон Илья (Щукин), владыка Алексий решил приступить к постройке. Выбрали место и, по инициативе епископа, подали государству заявку на 160 акров как homestead. Поиски по этому вопросу в 2000 г. в архиве Bureau of Land Management не привели ни к каким результатам. Очевидно, заявка о земле от имени иеродиакона Щукина была утеряна вскоре после того, как она была послана по инстанциям.
В начале мая 1939 года постройка началась на расстоянии около двух миль от Нового Валаама на берегу небольшого безымянного озера, окруженного глухим лесом. Строителями монастыря, кроме владыки Алексия и иеродиакона Илии, были 15 человек жителей селения Узинки. Подрядчиком был патриарх семьи Пестряковых - Николай. С ним работали его сыновья: Пономаревы, Котельниковы и другие. Их потомки еще и сейчас живут в Узинках и на Кадьяке и пекутся о пустующем Новом Валааме, о могиле преп. Германа и о могиле о. Герасима (Шмальца). К концу лета построили дом для будущей братии, но никто не откликнулся на зов владыки Алексия. Через год или два иеродиакону Илье пришлось покинуть Еловый. В 1947 г. он служил в церкви Покрова Пресвятой Богородицы на 2-ой улице в Нью-Йорке, в том самом храме, где по сей день хранится житийная икона преп. Германа, написанная архимандритом Серафимом еще в 1929 году, одна из двух икон, написанных задолго до прославления преп. Германа (о второй иконе см. ниже).
В 1948 г., по просьбе епископа Иоанна (Злобина), жители селения Узинки сплавили при помощи гребных лодок это строение из иконной бухты в бухту Нового Валаама, называемую в наше время Лагуной Монаха (Monk's Lagoon). Думали, что это здание будет приютом для паломников. В 1980-х годах в этом доме проживал время от времени, когда ему разрешало епархиальное начальство, одиноко, в молитве, игумен Герасим (Вурик).
По сведениям братства преп. Германа, афонский схимонах Макарий в 1946 г. присоединился к о. Герасиму (Шмальцу), но не выдержал климатических условий и переехал в Канаду, к архимандриту Амвросию (Коновалову), давнему наставнику о. Герасима.
В 1951 г. епархиальные власти временно назначали о. Герасима (Шмальца) на Афогнакский приход, в котором тогда не было священника. На Еловом его должен был заменить иеромонах Сергий (Иртель). Отец Герасим от этого назначения отказался и весьма отрицательно отнесся к просьбе о. Сергия позволить ему построить отдельную келию на Новом Валааме на берегу лагуны. По сведениям, собранным игуменом Германом (Подмошенским), о. Сергий и его келейник (возможно иеромонах Серафим, который позже вышел, по собственному желанию, из духовного звания) построили себе келлию сперва, как желал о. Сергий, на берегу лагуны, а потом они перешли на южную сторону Елового острова, построив там келию-пустыньку. Они назвали эту пустыньку во имя св. Иоанна Крестителя. Отец Сергий спал в этой келлии в дощатом гробу, который существует и поныне. Но вскоре о. Сергий покинул Еловый остров. Он был назначен служить в Тлингитское селение Килисну. Отец Сергий, в конце концов, оставил Аляску и остатки своих дней прожил в Мексике, где он принял великую схиму с именем Феодора и, говорят, что он взял на себя подвиг юродства Христа ради. Умер он в 1996 г.
Несколько мирян в этот период тоже селились в Новом Валааме. Василий Бушковский (в современном написании Боскофский) построил маленький домик с двумя крошечными комнатушками. В наше время иеромонах Иоасаф (Тукер) проживает в этом домишке, называемом местным народом "Васькин дом". Иеромонах Иоасаф живет там время от времени, когда епархиальные власти разрешают ему временно оставить свои обязанности в Узинках, Бухте Ларсена и Порт Лайонс - отдаленные селения на острове Кадьяке. Его мечта - поселиться там навсегда, приняв схиму.
В настоящее время (2002 г.) постоянных монастырских насельников на Новом Валааме нет, но монашеская обитель, основанная братством преп. Германа, существует на Еловом, а женская обитель, тоже основанная братством, и одно время находившаяся на Еловом, переехала на крошечный остров Нельсона, отделенный узеньким проливом от Елового. История основания братства и монашеских обителей вблизи Нового Валаама излагается ниже.
Летом 1961 года чтец Глеб Подмошенский, только что окончил семинарию при Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле, ректором которой был тогда, ныне покойный, епископ Аверкий. Брат Глеб рвался на Аляску посетить святое место, где когда-то подвизался преп. Герман. Владыка благословил Подмошенского на задуманное им начинание и снабдил его следующим письмом:
"6/19 июня 1961 года Епископ Аверкий Ректор Свято-Троицкой Духовной Семинарии Предъявитель сего, чтец Глеб Подмошенский, бакалавр Богословия, окончивший в нынешнем году полный курс Свято-Троицкой Духовной Семинарии в Джорданвилле, штат Нью-Йорк.
Bishop Averky Rector of the Holy Trinity Orthodox Seminary Jordanville, New York
Чтец Глеб Подмошенский направляется на Аляску для поклонения святым мощам тамошнего подвижника благочестия старца ГЕРМАНА, а по пути туда ставит себе миссионерской задачей - ознакомить верующих со Свято-Троицким монастырем и существующей при нем Свято-Троицкой Духовной Семинарией.
Настоящим усердно прошу Вас оказать Ваше высокое содействие и посильную поддержку чтецу Глебу для более успешного осуществления им поставленной благой цели. (подписано) † Епископ Аверкий Ректор Свято-Троицкой Семинарии в Джорданвилле"
Чтец Глеб был встречен отцом Герасимом, который много с ним беседовал. Читая книги, которыми снабжал его о. Герасим и молясь в часовне препп. Сергия и Германа, Валаамских подвижников, Глеб нашел цель своей жизни - служить памяти старца Германа. Отец Герасим, а по возвращении Глеба в Джорданвилль, также и владыка Аверкий - оба благословили Глеба написать икону преп. Германа, хотя старец еще не был прославлен Церковью. Эта икона была помещена свят. Иоанном Шанхайским и Сан-Францисским в алтаре в часовне св. Тихона в сиротском доме, где служил владыка. Владыка Иоанн также благословил Подмошенского на создание братства преп. Германа.
Архимандрит Герман (Шмальц) в своем саду на Еловом острове (1888-1969)
Братство было основано в 1963 году чтецом Глебом и его соратником, будущим отцом Серафимом (Евгением Роузом) в Сан-Франциско. Когда о. Герасим (Шмальц) узнал об этом, он послал братству первое ими полученное пожертвование в 25 долларов. Он также переслал братству старинную медную икону Богородицы, найденную им на берегу лагуны. О. Герасим считал, что эта икона когда-то принадлежала преп. Герману. Когда в 1969 году братство основало монастырь в Платине, Калифорния, эта икона, также как и икона, написанная в 1962 году братом Глебом, были перевезены в новую обитель. В 1970 году брат Глеб был пострижен в монахи с именем Германа. Много лет спустя он стал игуменом монастыря преп. Германа в Платине. В настоящее время он живет на покое в Платине и посещает Новый Валаам по возможности. (Игумен Герман Подмошенский скончался 30 июня 2014 г. в возрасте 80 лет - ред.).
В 1983 году семь братьев прибыли на Еловый остров и поселились в так называемом Диаконском доме, построенном еще в 1939 году под руководством епископа Аляскинского Алексия и перевезенном на Новый Валаам местными алеутами, как было указано выше. Трое монахов, как это было и в прошлом, не выдержали уединенной жизни на Новом Валааме. Там остались только четверо иноков. К сожалению, епископ Григорий (Афонский, Православная Американская Церковь) не разрешил им жить на Новом Валааме. Тогда они перенесли свою обители в Pleasant Harbor, на южной стороне Елового острова, где супружеская чета Эдвард и Анна Опгейм продали братству, за весьма скромную цену, 5 акров. Там братия построила в 1983 году первое здание, которое теперь местные называют "домом монахов". Так было положено основание скита св. архангела Михаила. Кстати, стоит упомянуть, что Эдвард Опгейм написал повесть о конце мира. В ней рассказывается о том, как малая группа людей, собравшихся у могилы старца Германа смогли спастись от постигшей мир катастрофы (см. Old Mike of Monk's Lagoon, 1981, New York etc. Vantage Press, Copyright Edward Opheim).
Братия жили в скиту до 1986 г., когда они уступили на время свою обитель монахиням. В 1990 году или в 1991 году, монахини, которые придерживаются правил Валаамского монастыря, переселились, как указывалось выше, на остров Нельсона, где они основали скит преп. Нила, свой остров они также назвали островом преп. Нила. В этом же году братья вернулись в скит св. архангела Михаила. Но мечта основать обитель на Новом Валааме их не оставляла.
В 1993 году один из братьев поселился в "Васькином доме", который он починил. У монахов наладились очень хорошие, близкие отношения с алеутами, из селения Узинки и с руководителями Корпорации Узинки, которой принадлежит почти вся территория бывшего Нового Валаама, за исключением двух акров принадлежащих Православной Церкви в Америке. По устному соглашению с корпорацией, монахи из скита и из монастыря преп. Германа стали переселятся на Новый Валаам в 1994 г.
Дружно и усердно братия принялись за починку еще сохранившихся, старых зданий и постройку новых.
В 1995 году монахи, по разрешению Корпорации, построили часовенку-молельню во имя Сретения Господня. Часовня стоит приблизительно на том же самом месте, где когда-то стояла часовня, во время преп. Германа и его последователей, почти до конца XIX-го столетия. Внутри часовня расписана с удивительным мастерством. Иконы иллюстрируют прибытие на Аляску первой Православной Миссии в 1794 г. и эпизоды из жизни преп. Германа. Вскоре на тропе, ведущей к этой часовне, один из братии построил ворота-арку украшенную крестом.
Пять монахов поселилось на Новом Валааме. В день Св. Троицы 1997 г. было заложено главное здание монастыря - башня в несколько этажей (теперь называемая трапезной). Ее золоченный купол издалека встречает паломников, подплывающих к острову, его видно далеко с моря, когда подходишь на лодке к лагуне.
Братия, между тем, росла, и монахи строили каждый для себя уединенные полуземлянки-келлии, разбросанные в лесу Нового Валаама. Но не долго пришлось им жить на желанном месте. 6 мая 1998 года, по наущению декана семинарии преп. Германа, яро ратовавшего за юрисдикционное разграничение, который "разъяснил" алеутам селения Узинки, что монахи не принадлежат к Православной Американской Церкви и являются чуть ли не еретиками, председатель Корпорации приказал монахам немедленно оставить Новый Валаам. Иноки не протестовали и вернулись в скит св. архангела Михаила, при поддержке доброжелательно настроенных мирян и, особенно, четы Опгейм. Благодаря этой чете, территория скита расширилась и обитель разрослась. Среди местных Кадьякских жителей разных исповеданий, включая православных, монахи и учебное заведение, основанное ими в городе Кадьяке для подростков, пользуются глубоким уважением. Но неоконченные монастырские постройки и келлии на Новом Валааме все еще пустуют.
ПРОСЛАВЛЕНИЕ
Преп. Герман был прославлен 27 июля/9 августа 1970 года Русской Православной Церковью Заграницей в Сан-Франциско и одновременно Американской Митрополией (ОСА) на Кадьяке. Ниже мы помещаем описание прославления Преп. Германа Русской Зарубежной Церковью, написанное его участником, известным зарубежным иконописцем, архимандритом Киприаном (Пыжовым).
С необычайной ревностью подготовляли торжество прославления владыка архиепископ Антоний [Медведев – ред.] с братством преп. Германа, которое теперь уединилось в пустынных горах Калифорнии [в Платине – ред.]; тщательно разрабатывалась служба с каноном у них и у нас в монастыре. Святость, глубина и духовная сущность этого церковного события со всей силою открылась для всех в самый день прославления [9 августа 1970 г. – ред.]: в тот момент, когда утром в соборе совершался водосвятный молебен, в притворе, о. протоиереем Ильей Венем, окруженным небольшой группой богомольцев. Какое-то неожиданное, совершенно новое чувство входило внутрь сердца и не оставляло почти ни на одну минуту в течение всей литургии и потом целый день.
Многие, я слышал, говорили: «Как на Пасху!» И действительно, внешне все напоминало Пасху: белые облачения духовенства, белые покровы на аналоях, множество свечей и просветленные лица богомольцев; но пасхальная радость принадлежит Воскресению Христову, здесь же яркий отблеск — неожиданный и исключительный, сделавший шестичасовую службу незаметной даже для детей и слабых стариков.
В субботу к началу всенощной стало собираться духовенство, которое двумя длинными рядами вышло на «встречу» митрополита Филарета, всего человек 30 и 5 диаконов. Кроме местных преосвященных, архиепископа Антония и епископа Нектария [Концевича – ред.] прибыли архиепископ Виталий [Устинов] Монреальский и Канадский и епископ Лавр [Шкурла] Манхеттенский.
Воскресная всенощная соединялась со службой новопрославляемому святому — преп. Герману Аляскинскому чудотворцу. В первый раз пелись на «Господи воззвах» и на литии вдохновенно составленные и умело содержательно обработанные стихиры. На полиелей митрополит и сослужившие ему архиереи вышли из алтаря под пение усиленного хора под управлением М. С. Константинова «Хвалите имя Господне», затем последовали: протопресвитеры, архимандриты, протоиереи, игумены, иереи, диаконы, иподиаконы и множество прислужников разного возраста. Вокруг — богомольцы, с зажженными свечами, до самой солеи. В центре, на аналое, украшенный цветами, среди множества горящих свечей, покрытый белой пеленой и повязанный тесьмами — образ преп. Германа с частицею его мощей и гроба. Общее внимание богомольцев в сторону аналоя. После последнего хвалительного «аллилуиа» митрополит сошел с кафедры и, осенив себя широким крестом, развязал тесьмы и снял покровы. В этот момент раздалось (если допустимо так выразиться — «грянуло») священническое «Ублажаем тя преподобие отче Германе и чтем святую память твою, наставниче монахов и собеседниче ангелов». Повторное «Ублажаем» неслось сверху, как будто из купола, где изображен Господь Саваоф, сидящий на херувимах и серафимах. Во время чередовавшегося пения хора и 24-х священников, четыре диакона совершали каждение преподобному, наполняя храм ароматным фимиамом. Такое же торжественное, чередующееся гармоничное пение лика священнослужителей и певчих воскресных «Ангельский собор», «благословен еси, Господи». Владыка митрополит Филарет с двумя протодиаконами совершал каждение алтаря и храма. Затем чтение Евангелия, помазание елеем, во время которого владыка Антоний раздавал печатные образки преп. Германа, и чтение канонов. Канон преп. Герману читал брат Глеб Подмошенский — один из потрудившихся при составлении этого канона.
Всенощная окончилась в 12 часу.
Еще ярче, светлее и торжественнее были богослужения в воскресение, на следующий день — за усердие к памяти Своего угодника Господь щедро наградил нас, грешных людей, наполнивших храм в день его прославления — благодать Св. Духа согрела сухие сердца, и шестичасовая служба показалась незаметной.
Нельзя не отметить помощь Божию работавшим по росписи купола; никто не предполагал, что загромождавшие всю церковь леса будут разобраны ко дню прославления. В храме было темно, благодаря сплошным доскам, постланным в основании барабана купола, являющегося единственным источником дневного света, т.к. все 24 окна находятся в нем, поверх досок. Предполагали украсить леса ветками и цветами; но за молитвы преп. Германа удалось закончить роспись, и леса были убраны в пятницу перед соборным служением последней заупокойной службы о приснопамятном монахе, старце Германе. После этого сразу стало светло — все рады, что убраны леса, что расписан купол, что можно молиться в светлом храме под сенью изображенного вверху Господа Саваофа, благословляющего предстоящих и молящихся.
В конце литургии митрополит Филарет произнес вдохновенную проповедь, в которой прославил Бога и преподобного Германа, как новоявленного русского угодника Божия, вошедшего ныне в святцы Русской Церкви.
После молебного пения с крестным ходом, на котором поднималась икона преп. Германа, и многолетий, архиепископ Антоний приветствовал владыку митрополита Филарета, возглавившего это великолепное торжество, прибывших архипастырей, священников, хор и всех потрудившихся приехать богомольцев.
Особой синодальной грамотой были награждены братия во Христе — Евгений, Глеб и Лаврентий, особо потрудившиеся в собирании материала для прославления преп. Германа.
Вечернее богослужение в честь Смоленской Божией Матери совершил архиепископ Виталий.
В понедельник соборую литургию возглавил архиепископ Антоний.
Так закончились незабываемые дни прославления новоявленного русского угодника Божия, преп. Германа Аляскинского чудотворца.
Надо еще отметить, что все эти дни не было постоянного сан-францисского тумана — блистало и по-южному грело летнее солнце. Ликовали и радовались православные. В среду, по окончании торжеств, серый туман вернулся и повис над улицами Сан-Франциско. Все приняло обычный, будничный вид — ни тепло, ни холодно.
О! если бы это «ни тепло, ни холодно» когда-нибудь исчезло из наших сердец, подобных туманным улицам Сан-Франциско!
Архимандрит КИПРИАН (Пыжов) Православная Русь № 16, 1970 г.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Н.Я. Озерецковский, "Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому", СПб, 1792 г. (Процитировано по "Валаамский монастырь и его подвижники", СПб, 1889 г., сс. 101-2). 2. Жизнь валаамского монаха Германа, американского миссионера, СПб, 1894 г., стр. 5. 3. Валаамский монастырь и его подвижники, СПб, 1889 г., стр. 263. 4. Ф. П. Врангель, "Кадьякский отдел, остров Кадь-як", "Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова", составитель Р.Г. Ляпунова и С.Г. Федорова. Л., 1979 г., стр. 246. 5. Письмо Г. И. Шелихова правителю Северо-восточной американской компании А. А. Баранову, 1794 г. августа 9-го // "Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке", редакция А. И. Андреев, М., 1948 г., стр. 342. 6. С. Окуня, "Российско-Американская компания", Л., 1939 г., стр. 31. 7. Письмо Г. И. Шелихова... Указ. соч. стр. 345. 8. Там же, стр. 346. 9. Окунь С. Указ. соч. стр. 167. 10. В. Пассек, "Очерки России", Книга 5, М., 1842 г., стр. 234. 11. Письмо архимандрита Иоасафа к Шелихову от 18 мая 1795 г. с о. Кадьяк. Тихменев П. А., "Историческое обозрение образования Российско-Американской компании., СПб, 1863 г. том 2-ой. Приложения, сс. 102-3. 12. Там же, сс. 101-7. 13. Пассек В. Указ. соч. сс. 224-8. 14. Там же, сс. 230-4. 15. Письмо о. Гедеона митрополиту Амвросию от 1 июня 1805 г. // Русская Америка: По личным впечатлениям миссионеров, землепроходцев, моряков, исследователей и других очевидцев, Москва, 1994, стр. 87. 16. Вениаминов И. С. Записки об островах Уналашкинского отдела, СПб. 1840, часть 2-я, стр. 145. 17. Врангель Ф. П. Указ. соч. стр. 244. 18. Письмо о. Гедеона митрополиту Амвросию от 2 июня 1805 г. // Русская Америка: По личным впечатлениям... Указ. соч. сс. 89-92. 19. Инструкция Н. П. Резанова о. Гедеону от 25 декабря 1805 г. // Там же, сс. 44-47. 20. Письмо о. Гедеона А. А. Баранову от 17 мая 1807 г. // Там же стр. 103. 21. Письмо о. Гедеона к о. Герману от 11 июня 1807 г. // Там же, стр. 109-110. 22. Американский Православный Вестник. 1899, № 17, стр. 469. 23. Львов А. Краткие исторические сведения об учреждении в Северной Америке православной миссии, об основании Кадьякской епархии и деятельности там первых миссионеров. // Церковные ведомости, 1894 г., № 39, стр. 1369. 24. Врангель Ф. П. Указ. соч. стр. 244. 25. Американский Православный Вестник, 1899, № 17, стр. 469-470. 26. Там же, № 18, стр. 492-493. 27. Письмо С. И. Яновского к игумену Дамаскину от 22 ноября 1865 г. // Валаамские миссионеры в Америке (в конце XVIII столетия). СПб, 1900 г., стр. 136. 28. Американский Православный Вестник, 1899 г., № 17, стр. 467-469. 29. Валаамские подвижники. СПб, 1997 г., стр. 98. 30. Письмо Петра, епископа Ново-Архангельского, викария Камчатской епархии, от 12 мая 1866 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 158. 31. Головнин В. М. Путешествие на шлюпе "Камчатка" в 1817, 1818 и 1819 годах. Москва 1965 г., стр. 129. 32. Записка капитана 2-го ранга Головнина о состоянии Алеутов в селениях Российско-Американского компании, и о промышленных ее. // Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного океана. СПб., 1861 г., Выпуск 1., стр. 117-118. 33. Там же, стр. 120-121. 34. Валаамские подвижники. Указ. соч. стр. 103-105. 35. Американский Православный Вестник. 1899 г., № 17, стр. 467. 36. Там же. 37. Письмо о. Германа к С. И. Яновскому от 28 декабря 1818 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 151. 38. Американский Православный Вестник. 1899 г., № 18, стр. 493-494. 39. Письмо С. И. Яновского игумену Дамаскину от 22 ноября 1865 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 131-144. 40. Там же. стр. 143-144. 41. Там же. стр. 135. 42. Там же. стр. 141. 43. Письмо о. Германа Валаамскому игумену Ионафу от 13 декабря 1819 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 190-4. 44. Письмо о. Германа к С.И. Яновскому от 20 июня 1820 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 145-148. 45. Врангель Ф. П. Указ. соч. стр. 244-5. 46. Письмо С. И. Яновского игумену Дамаскину от 22 ноября 1865 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 133-4. 47. Американский Православный Вестник. 1899 г., № 18, стр. 404-495. 48. Там же. стр. 497. 49. Рассказ богомольца Г. М. Лазарева об о. Германе, октябрь 1864 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 126. 50. "Сведения об отце Германе" собранные от разных лиц креолом К. Ларионовым. // Там же, стр. 172-8. 51. Письмо М. И. Муравьева к о. Герману от 5 ноября 1820 г. // Архив Русско-Американской Компании, № 66, f.62. 52. Письмо М. И. Муравьева к о. Герману от 5 ноября 1820 г. // Архив Русско-Американской Компании, № 68, f. 62v. 53. Львов А. Указ. соч. № 39, стр. 1370. 54. Рассказ богомольца Г. М. Лазарева... Указ. соч. стр.125. 55. Врангель Ф. П. Указ. соч. стр. 245. 56. Письмо И. Куприянова к о. Герману от 3 марта 1836 г. Архив Русско-Американской Компании, № 47, f. 31. 57. Письмо И. Куприянова к о. Герману от 16 октября 1836 г. Архив Русско-Американской Компании, № 481, f. 351. 58. "Сведения об отце Германе"... Указ. соч. стр. 175. 59. Там же, стр. 179. 60. Там же, стр. 181. 61. Записка об о. Германе о. Петра Кашеварова от 7 сентября 1866 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 186. 62. "Сведения об отце Германе"... Указ. соч. стр. 178. 63. Там же., стр. 175-176. 64. Жизнь Валаамского монаха Германа... Указ. соч. стр. 22. 65. Письмо игумена Дамаскина к архиепископу Иннокентию от 27 декабря 1866 г. // Избранные труды святителя Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского, апостола Сибири и Америки. Москва 1997 г., стр. 350. 66. Письмо С. И. Яновского игумену Дамаскину от 22 ноября 1865 г. // Валаамские миссионеры... Указ. соч. стр. 144. 67. Письмо архиепископа Иннокентия к игумену Дамаскину от 1 марта 1867 г. // Избранные труды святителя Иннокентия... Указ. соч. стр. 350-1. 68. "Сведения об отце Германе"... Указ. соч. стр. 172. 69. Там же, стр. 177.
Видеорепортаж о хиротонии в Воскресенском мужском монастыре, Молдова, Преосвященного Анфима, епископа Чимишлийского, викария Кишинёвской епархии. По постановлению чрезвычайного Архиерейского Собора (25-27 ноября 2014 г.) хиротонию совершили Преосвященнейшие Архиепископ Георгий, Епископы Никон и Николай.
Протоиерей Сергий Щукин (Щукин Сергей Сергеевич) (1891 - 1977) Родился в 1891 г. в г. Ростов-на-Дону в семье инженера-железнодорожника. Учился в специализированном московском техническом учебном заведении. В 1918 г. получил диплом инженера-химика. Активный участник московского, а затем ростовского отделения Российского студенческого христианского движения. В 1934 г. был арестован органами НКВД за религиозную деятельность. Приговорен тройкой к пяти годам заключения по ст. 58, п. 10 (контрреволюционная агитация). Ссылку провел в Ухто-Печерских лагерях в Коми. В 1943 г. эвакуировался на Запад. В 1946 г. рукоположен епископом Нафанаилом (Львовым) в сан иерея на Благовещение в барачном храме св. Прокопия Устюжского в г. Гамбург (Германия). Жил и служил в лагере для перемещенных лиц Фишбек под Гамбургом (Германия) в юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ). С 1949 г. служил в г. Брадфорд (Йоркшир, Англия). В 1952 г. переехал в г. Торонто (пров. Онтарио, Канада). Протоиерей. Служил вторым священником в Торонто. Активно работал с молодежью, организовал приходскую школу, Владимирский кружок для старшей молодежи. С 1966 г. до своей кончины был настоятелем Свято-Троицкого храма в г. Виндзор (Канада). Митрофорный протоиерей (1976). Скончался 5-го января 1977 года. Похоронен на кладбище Свято-Троицкого монастыря в г. Джорданвилль (США).
Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: . Категория: Архив РПЦЗ.
А.В. Псарев АРХИЕПИСКОП ЛЕОНТИЙ ЧИЛИЙСКИЙ (1904 - 1971 гг.) Материалы к жизнеописанию архипастыря гонимой Церкви Российской К 25-летию со дня кончины (в 1996 г - ред.).
Наша Русская Православная Церковь Заграницей может имеет те или иные недостатки, но "ее доктрина правильна", и мы должны охранять и защищать эту доктрину. Но не нужно думать, что нашей Церкви грозят только внешние опасности: враги всюду, и внутри и снаружи, но их легко "распознавать сердцем".
"Я был против всякого обновленчества, самосвятства, модернизма в Церкви" (из письма архиеп. Леонтия, 1963 г.)
Предисловие автора к публикации в "Русском Иноке"
Жизнеописание Архиепископа Леонтия Чилийского было составлено в качестве дипломной работы во исполнение части требований для присуждения степени бакалавра богословия Свято-Троицкой Духовной Семинарии, Джорданвилль, Н.Й. Эта работа была опубликована в журнале "Православная жизнь" (Джорданвилль, США), Март- Май 1996 года.
Спустя восемь лет по издании автор видит ряд упущений: В этой работе смешались два жанра - агиографический и исторический, что не могло не отразиться на ней негативно. Источники не достаточно критически использованы. Автор берет на себя роль адвоката, вместо того чтобы сколь возможно объективно восстановить исторические события. Также имеют место чисто фактологические ошибки.
С учетом всего вышесказанного составитель надеется в ближайшее время приступить к подготовке расширенного издания биографии Архиепископа Леонтия и будет благодарен за любые критические замечания по данной теме.
Автор не имел возможности ознакомиться с данной публикацией на нтернет-узле "Русского инока", но благодарит редакцию за ее подготовку и размещение.
От составителя
В настоящем году исполняется 25 лет со дня кончины архиепископа Леонтия Чилийского, однако жизнеописание владыки так и не составлено, а те, кто знал его, уходят из сего дольняго мира. Посему надеюсь, что эта биография, составленная человеком, лично не знавшим владыку, быть может, подвигнет тех, кто помнит его, явит миру, подобно светильнику из под спуда, сбереженную о нем память.
Становление
Владыка Леонтий, в миру Василий, родился 6 августа 1904 г.1 в Киеве, на Подоле, в православной семье Константина Константиновича и Анны Николаевны Филиппович. Есть предположение, что свят. Афанасий Брестский, мученически убиенный католиками в XVи в., является отдаленным родственником владыки Леонтия по отцу2. Константин Константинович был уроженец г. Могилева, где его родители имели свой дом, а мать Анны Николаевны происходила из Чернобыльского уезда, Киевской губернии, ее родители были обедневшие помещики. Когда Василию было 9 лет, умер его дядя, брат матери, Владимир, который был глубоко православным человеком, ведшим подвижнический образ жизни. Это первое детское горе навсегда осталось в памяти мальчика. Отец служил в Киевской контрольной палате, на Токаревской улице, и там же находилась квартира, где проживала семья. В 1913 г. отец получил назначение по службе в Екатеринослав, куда переехала вся семья. До переезда Василий посещал Киевское городское училище. В те годы у Василия стал пробуждаться особый интерес к храму Божиему, монастырским службам. "Я не знал никаких игр со сверстниками. Если меня и водили иногда в Николаевский и другие парки, мне было скучно и тоскливо на душе, и я старался из6егать их, а в храме себя чувствовал необыкновенно радостно и хорошо"3. Тогда же Василий проникся благоговением к святительскому сану. В то время в Киеве служил епископ Никодим Чигиринский, и Василий был счастлив, если мог хотя бы издали увидеть его. В Екатеринославе, внимая настоятельной просьбе сына, родители отдали его для продолжения образования в городское Духовное училище. Желающих учиться в этом училище было больше, чем вакантных мест, поэтому родителям посоветовали готовить Василия к поступлению сразу во II-ой класс. Во время подготовительных занятий со смотрителем училища, выяснилось, что у Василия прекрасный голос, и его направили к регенту архиерейского хора. После испытания Василий был зачислен в хористы, исполатчиком, и ему было положено маленькое жалование. По милости Божией Василий обладал абсолютным слухом и особенной музыкальной памятью, его голос - высокое сопрано - отмечали все, кому доводилось молиться за богослужениями, совершаемыми владыкой Леонтием. В 1915 г. Василий был принят во 2-ой класс Екатеринославского духовного училища, притом на казенный счет, ввиду того, что он состоял певчим архиерейского хора. Вероятно, в Екатеринославе Василию впервые довелось увидеть прибывшего сюда для участия в архиерейской хиротонии4, архиепископа Таврического Димитрия (кн. Абашидзе, † 1943 г.), бывшего впоследствии до самой своей смерти духовником владыки Леонтия. Здесь же он познакомился с архиепископом Пахомием Черниговским († 1937 г.), "не мало внесшим в его душу добра и любви к нашему великому писателю и удивительному знатоку человеческой души - Ф.М. Достоевскому"5, с этим архиереем впоследствии также много было связано в жизни владыки Леонтия. В Екатеринославе Василий сподобился видеть св. Царя-мученика Николая - "какая-то необыкновенная пасхальная радость волновала мою душу в этот незабвенный день" - напишет владыка Леонтий спустя несколько десятков лет6. Казалось бы, что в Екатеринославе жизнь, несмотря на войну, шла своим заведенным ходом, но Российская империя была на пороге своего крушения - "гроза с мрачной тучей лихолетья все ближе и ближе надвигалась на нашу некогда поистине благодатную, великую страну. Впервые смятение объяло мою детскую душу, когда я однажды за воскресной литургией в Крестовоздвиженском храме услышал, что вместо имени государя императора Николая II стали возносить имя великого князя Михаила Александровича, а по прошествии нескольких дней и это имя опустили и стали поминать пресловутое Временное правительство. И с каждым днем все шло под откос на несчастье и гибель России"7. Последствия начавшейся катастрофы не замедлили сказаться в жизни каждого российского гражданина - архиерейский хор, за неимением средств, был расформирован. В это время родитель Василия - Константин Константинович - получил на службе указание переехать в Киев, куда и вернулась вся семья и поселилась на Ново-Караваевской улице, в д. №16. В Киеве Василию удалось прослушать курс лекций в 4-м классе Киево-Софийского духовного училища. Вскоре училище и духовная семинарии были закрыты. Малороссия была объята пламенем гражданской войны. Киев переходил из рук в руки, семья Василия это особенно ощущала: рядом с их домом рвались снаряды и полыхали пожары, т.к. неподалеку находился вокзал, за который велись бои. В период, когда город был освобожден Добровольческой армией, Василию довелось быть в кафедральном соборе за службой, возглавленной Киевским митрополитом Антонием (Храповицким)8. "При занятии поляками г. Киева в 1920 г., когда раскрылись все подвалы "Чрезвычайки" на Екатерининской, Левашевской улицах и других местах, а также тюрьмы, сколько тогда сотен замученных тел было свезено в анатомический театр. Мы искали своих знакомых, и я никогда не забуду громадных комнат, в которых ярусами лежали мертвые тела"9. Продолжать образование в духовном учебном заведении Василий не мог - они были закрыты. Как раз в это время, когда перед ним стоял вопрос, что делать дальше, отец ушел из семьи и, получив новое служебное назначение, уехал в Одессу. Анна Николаевна осталась одна с 4-мя детьми: Василий 16-ти лет, Александр 14 лет, Виктор 8 лет и Антонина 2 лет. Анне Николаевне вдвоем со старшим сыном пришлось содержать семью. "Тяжелые для нас наступили дни. Без средств, в дни лихолетья беспросветного, надо было как-то отыскивать средства к существованию. Ничем в те дни постоянным, определенным нельзя было заняться, т.к. частые смены то тех, то иных властей не давали возможности нормально всем жить. Все жили одним днем. В городе начал ощущаться голод, зимой - недостаток топлива... Не раз бывал зрителем, как зимой с крыш поездов снимали замерзших людей. Приходилось мне на маленьких салазках часто с братом ездить за город за дровами, а также по деревням менять носильные вещи и все, что осталось от прежнего уюта... Бывало, пойдешь в холодную пору искать чего-нибудь из съестного, взяв из дому последние вещи, дома оставляешь озябшую мать с малышами, зная, что они остались почти что ни с чем. Находишься по селу, намерзнешь, где-нибудь у доброго крестьянина заночуешь, чтобы с рассветом выйти в обратный путь. Ночь кажется длинная. Не спится. Так и чувствуешь, что призрак голода витает над нашей семьей, а спасения ждать неоткуда. От людей, кроме бессердечия, или, в лучшем случае, равнодушия, ничего другого не жди. Наплачешься вволю и заснешь.."10. Анна Николаевна начала печь пирожки и продавать их на вокзале. В то время обездоленные люди, как и теперь в России 90-х гг., старались с помощью различных немудреных промыслов добывать себе средства для существования. Так семья питалась в течение двух лет. Когда Анна Николаевна отлучалась из дома, то обязанности по хозяйству лежали на Василии, и наоборот. Приходилось Анне Николаевне иногда ездить к своей родной сестре, Елене Николаевне, на станцию Бровки (прибл. 20 км от Киева), в село Вербово. "Та жила в достатке, но муж ее был мало отзывчив, и тетя вынуждена была, скорбя терпеть, не имея возможности откликнуться на наше горе. Но все же какую-то помощь удавалось получить... Однажды мама, - пишет владыка в своем дневнике10, - простилась со всеми нами и за 2 часа до отправления поезда ушла на вокзал, чтобы выехать 7 часовым одесским поездом. Через час после ухода мамы я почувствовать необыкновенную тоску на сердце. Оно меня неумолчно стало побуждать: верни во что бы то ни стало маму. Я вынужден был пойти на вокзал, разыскать в поезде мать и умолить ее, удивленную таким моим поступком, вернуться с билетом в руках домой. На следующий день мы узнали, что недалеко от станции Бровки весь состав пошел под откос и почти все ехавшие погибли. В то время крушения поездов были обычным явлением. Другой раз мама ехала по тому же направлению, и в дороге вдруг на одной из станций военные власти приказали освободить несколько вагонов. Маме пришлось с другими пассажирами сойти и через несколько часов сесть в товарный вагон. Основной же состав, не успев выйти со станции Фастов, пошел под откос, и много было раненых и убитых. Я же, узнав о крушении этого поезда и зная, что мама в нем поехала, был вне себя от отчаяния. Пошел в железнодорожный морг и действительно видел не один десяток убитых, а также еще немало не выгруженных в товарных вагонах... Так мы жили и благодарили Господа, что живем все вместе и семья вся при маме-труженице, а отцом мы были забыты. Несмотря на скудность, все же к Рождеству Христову покупали для младших детей елочку и всегда справляли традиционный ужин с неизменной кутьей и узваром на сене под святыми образами". Продолжить обучение в духовном учебном заведении было невозможно, а о светской будущности, например, оперного певца, что вполне позволял его замечательный голос, Василий не желал и думать. Он уже встал на другой путь, приводящий узкими стезями в Царство Небесное - "Видя непрочность семейного счастья, и кругом горе и скорбь, я в душе всегда носил заветную мечту, как бы пойти по пути иноческому. Но пламенная любовь к матери и сыновний долг как старшего в семье помощника не давали мне возможности осуществить свою заветную цель". В то время встать на иноческий путь значило добровольно принять на себя крест мученичества и исповедничества. Наступил Великий пост 1922 г. Желая достать ко светлому дню Христова Воскресения немного муки, Анна Николаевна поехала к дяде на ст. Бородянку, на хутор (Ольково - неразборчиво - сост.), вернулась она через неделю с мукой, но слегла, т.к. в поездке заболела. Врач советовал лечь в больницу, но они в то время не отапливались, да и уход был скверный, потому Анна Николаевна осталась дома. Через две недели появилась опухоль - паратиф, поблизости не было никого, могущего оказать медицинскую помощь. В ночь с 3-е на 4-е марта, в первый час ночи, Анна Николаевна отошла. Вечером того дня Василий слышал, как мама говорила навестившей ее знакомой: "Я за Васю не боюсь. Я знаю, что он уйдет в монахи, я скорблю за этих остальных. Что с ними будет без меня?!" Великое и неутешное горе объяло Василия и младших братьев, оставшихся теперь всецело на его попечении. Мир безучастно взирал на постигшую их беду, да и какой дом миновала беда в те годы? Правда, нашлись добрые люди, которые помогли в хлопотах для погребения. "Как я мог пережить те дни, я сам теперь удивляюсь - пишет владыка, - Ведь в ее лице я потерял и мать, и верного друга, который влагал в мое сердце и душу в течение всей своей нерадостной жизни одно только добро и подвиг... Пришлось что возможно было продать, чтобы оплатить погребение, гроб, лошадей и прочее необходимое, к тому же кто-то, воспользовавшись несчастьем, похитил все белье и мамины вещи, так что мы остались почти что нищие. Отпевание совершил иерей Бутвиненко, но впоследствии выяснилось, что он уклонился в самосвятское движение "липковщину", и поэтому позже пришлось совершить уже настоящее отпевание. На погребение, проходившее под громогласный детский плач, собралась небольшая группка сочувствующих соседей, падал снег, погода была пасмурная, похоронная"... Анна Николаевна скончалась 39-ти лет. Вернуться на квартиру, где все было связано с мамой, Василий не мог, его вместе с братьями приютили соседи, до приезда из Одессы отца, которому была послана телеграмма о случившемся. Отец забрал всех детей в Одессу, куда они приехали перед страстной седмицей 1922 г. Жил он в дорогой, хорошо обставленной квартире, но, к сожалению, не церковной жизнью, его окружение - люди неискренние, фальшивые, тяготили Василия, и он, видя, что братья уже могут обойтись без него, просил отца отпустить его в Киев, в монастырь. На что получил категорический отказ. Но по милости Божией, железнодорожное начальство снова перевело отца на службу в Киев, куда они прибыли перед Рождеством 1922 г. В январе 1923 г. Василий посетил епископа Алексея Звенигородского, который возглавлял пастырские курсы, но оказалось, что они закрыты, и епископ посоветовал Василию встретиться с воспитанниками еще существовавшей Киевской духовной академии, ректором которой являлся прот. Александр Глаголев. Учащиеся из монашествующих жили в самой лавре, куда и направился Василий. В те годы, когда избрать путь священства значило избрать путь мученичества, когда случалось, что епископы и священники поддавались врагу, старавшемуся не только снаружи, но и изнутри разрушать Церковь, и вступали в "живую церковь" или просто уходили в мир, юный Василий пришел в Киево-Печерскую лавру. В то время там было около 400 человек братии вместе с послушниками, которых было человек 50, все, главным образом, пожилые и старики, да человек 50 иеромонахов по приходам и на селах. (Перед революцией в лавре было 1500 насельников - 500 человек монашествующие, остальные послушники). В те годы лавра из-за обстоятельств времени перешла от устава общежительного на устав своекоштный, что повлекло за собой упадок иноческой жизни: дисциплины и аскетического духа. С этим старался бороться архим. Гермоген, создавший Братство преп. Феодора Студита, ставившее своей целью духовное укрепление иночества. "В Лаврском дворе было почти пусто - вспоминает владыка Леонтий. - На середине двора со мной поравнялся какой-то сравнительно молодой человек в семинарской шинели, в золотых очках и удивительно добрым лицом. Я и обратился к нему. - Не знает ли он, куда мне можно обратиться и к кому, чтобы возобновить свое богословское образование и стать священником, но не женатым. - А почему бы вам не поступить в монастырь? - заметил мне повстречавшийся. Я ответил, что, не имея возможности вносить вклад в монастырь, а также видя, что монастыри закрываются и гонимы, я не знаю, осуществимо ли это теперь. Он мне ответил: "Еще вполне осуществимо, если пожелаете, вас примут без всякого вклада, а то, что монастыри гонимы и Церковь Христова вступила в полосу гонений, пусть вас это не смущает. Именно ценнее в очах Божиих, когда в это время, а не во дни благоденствия, люди отдают себя на служение Господу Богу. Хотите ли, я вас познакомлю с заместителем наместника лавры, о. архимандритом Гермогеном? (Наместник, архим. Климент, был болен, впоследствии он, живя в Харькове, вместе с епископом Павлом /Кратировым/ и другими видными пастырями отошел от митроп. Сергия). Он сейчас кончает панихиду в Великой церкви по убиенному митрополиту Владимиру, которому сегодня 5-я годовщина мученической кончины"". Итак, Василий согласился встретиться с о. Гермогеном (Голубевым), впоследствии, пожалуй, единственным открытым борцом за правду из архиереев МП советского периода, принявшим монашеский постриг под влиянием митрополита Антония (Храповицкого) от рук священномученика Феодора (Поздеевского) и рукоположенным в иеромонахи свят. Тихоном Московским. Лаврский послушник, студент IV курса академии Иван Петрович Михайловский - так звали повстречавшегося Василию молодого человека - посоветовал ему, чтобы при этой встрече, когда о. Гермоген будет говорить Василию - Вы, может быть, на всю жизнь останетесь простым монахом, тот соглашался - "он любит людей испытывать". Приняв Василия в присутствии Ивана Петровича, о. Гермоген объяснил всю трудность иноческого пути, особенно, в настоящее время. Заметил ему и то, что Василий может на всю жизнь остаться простым чернецом. Подготовленный заранее Василий, отвечал не смущаясь (впоследствии о. Гермоген отечески журил Василия и его инструктора, когда те открыли ему о своей подготовке). В заключение Василию было сказано явиться в лавру на 2-й неделе Великого поста, чтобы присмотреться к иноческой жизни. О. Гермоген произвел на Василия впечатление человека очень строгого и сурового аскета. "Он был так худ, - пишет владыка Леонтий в своем дневнике, - что, казалось, одна кожа держит его кости. Это был как бы скелет. Но глаза необыкновенно пронзительные и как бы прямо заглядывают в твою душу, видя ее насквозь". Трогательную память о нем владыка Леонтий сохранил на всю жизнь. Отцу Василий сказал, что ходил в лавру, и что он собирается поступить в Духовную монашескую школу, подробно не объясняя всего. В неделю Ваий о. Гермоген сказал Василию, уже проведшему в лавре две недели, что если он имеет твердое намерение, то может быть принят послушником. "Конечно, я с радостью согласился. Дома же я сказал, что мне далеко ходить учиться и я могу жить в лавре"11. На Страстной седмице о. Гермогена арестовали. Будучи предупрежден заранее о готовящемся аресте, он решил ожидать его, предавая себя в руци Божии. Отдавая распоряжения на время своего отсутствия, о. Гермоген сказал Ивану Петровичу, чтобы тот сохранил Василия и не покидал его своим попечением. В ночь на Великий четверг, вместе с о. Гермогеном арестовали ряд видных церковных деятелей. Не радостно было братии встречать Св. Пасху без о. Гермогена. Светлая заутреня была отслужена соборне. Чудно пели иноки в алтаре и на клиросе. "Только на небе, очевидно, можно услышать праведным душам такое дивное пение" - записал в своем дневнике владыка Леонтий. После ареста о. Гермогена, Василий перешел на послушание помощника библиотекаря лавры. Лаврская библиотека в то время являлась огромным книгохранилищем, содержащим не только книги, но и рукописи, фолианты, например, написанные рукой свят. Димитрия Ростовского. Нес Василий Константинович и послушание певчего, он прекрасно пел и мог вести свою партию, петь вторым, у него была замечательная память, ему стоило раз-два прослушать, как наизусть все пел, поэтому плохо изучал ноты12. Победившая советская власть с рвением принялась строить свой "новый мир" на месте святой Руси. Вначале в лавру были переселены инвалиды - ветераны красной армии, отличившиеся своими заслугами перед новой властью. "С водворением их, - пишет владыка Леонтий, - насельники лавры навсегда распростились с монастырским уставом и бытом. По учрежденному свыше плану делалось все, чтобы отравлять жизнь насельников лавры и ее благочестивых посетителей. Как правило, под праздники стали во дворе лавры, около Великой соборной церкви, во время богослужений, устраивать кинематограф с оркестром или же разные спортивные состязания на краденых церковных коврах". Отобраны были гостиницы, чтобы богомольцам негде было останавливаться во дни великих праздников. В летнюю пору, когда множество людей стекалось в лавру, власти отключали воду. Через святые лаврские врата - главные в монастыре - даже император российский из уважения к святыне земли русской никогда не проезжал, теперь же через них нарочно проходили грузовые машины. 1923 год. Киево-Печерская лавра была формально передана живоцерковникам и на половину занята безбожниками. В Киеве распространяется самосвятское украинское движение. В мае того года в лавру прибыл высланный из Крыма архиепископ Таврический и Симферопольский Димитрий. Он принял схиму с именем Антоний, и местом жительства избрал Китаевскую пустынь, принадлежащую Киево-Печерской лавре и отстоявшую от нее в 9 км. Там, на поле рядом с обителью, был похоронен блаженный инок Феофил, большевики уничтожили его памятник. Владыка Леонтий вспоминал, что бывший Таврический архиепископ Антоний, почитаемый в Киеве как великий подвижник, молитвенник и духоносный старец, был тот самый инспектор, который в свою бытность в Грузии исключил из семинарии Иосифа Джугашвили13. За духовными советами к владыке Антонию стекались православные из России, Украины, Белоруссии, Грузии; у него окормлялись многие, особенно монашествующие. "Жил он не для себя - пишет владыка Леонтий в своих воспоминаниях14, - а для Бога, для Церкви и для людей. Ни один православный епископ, и даже некоторые из обновленцев, впоследствии принесших покаяние, не проезжали мимо его скромного жилища, чтобы не зайти для духовной беседы. У него я познакомился с митрополитом Одесским Анатолием (Грисюком), архиеп. Черниговским Пахомием, епископом Рыльским Павлином (Крошечкиным), архиепископом Ростовским Арсением (Смолянцом), Глуховским епископом Дамаскиным (Цедриком), архиепископом Бакинским Павлом, епископом Ташкентским Лукой (Войно-Ясенецким), епископом Мануилом (Лемешевским), епископом Ананьевским Парфением (Брянских)". Последний вскоре после выхода из Киевской тюрьмы жил немного в лавре у бр. Василия, а затем он отвел его к владыке Антонию. В конце ноября 1924 г. в Киев вернулся о. Гермоген, он находился в ссылке в Краснококшайске (ныне Йошкар-Ола) вместе с замечательным киевским пастырем - исповедником иереем Анатолием Жураковским, впоследствии отстаивавшем в Киеве церковную позицию митрополита Иосифа (Петровых). Будучи юным, незаметным послушником, брат Василий исполнял ответственное послушание - доставлять определенным заключенным средства к существованию, собранные большей частью благочестивыми женщинами. Пока было открыто подворье лавры в Петрограде, т.е. до 1932 г., эти средства собирались там и составляли строго засекреченный фонд, благодаря коему бр. Василий мог посещать ссыльных и опальных в глазах коммунистов духовных лиц, наблюдая церковную жизнь по всей России. В то время такое служение в темницах сущим несли многие церковные люди. "Было время, когда я был посредником между добрыми людьми, оказывавшими помощь, и заключенным духовенством, а когда я стал священником, и мне добрые люди везде и всегда оказывали такую же помощь, - в тюрьме, на принудительных работах, в условиях подпольного существования. Благодаря этому, я всегда имел возможность помогать своим соузникам и тем, кто меня скрывал и терпел нужду"15 - отвечает владыка на вопрос: как он уцелел в годы лихолетья? О. Гермоген посылал Василия посещать заключенных в тюрьмах, а когда он стал иеромонахом, - замещать в служении на приходах арестованных священнослужителей. Во многих святых местах поруганной Руси побывал тогда владыка Леонтий. Многие материалы, использованные прот. Михаилом Польским в его посвященном "Новым мученикам Российским" труде, были присланы владыкой Леонтием: сообщения о епископах-мучениках Парфении (Брянских), Аркадии (Остальском), Максиме (Руберовском), митрополите Константине, архиепископе Пахомии и других епископах и исповедниках Украинского экзархата и разных областей16. В те годы о. Леонтий сблизился с прот. Адрианом Рымаренко, впоследствии архиепископом Андреем Рокландским. Владыка Леонтий рассказывал, что он, еще будучи послушником Василием, подавал о. Адриану чай, когда тот приходил в лавру в гости к кому-то из старшей братии. В 1923 г. бр. Василий поехал по послушанию в Черемисский край, везя помощь ссыльному духовенству. По пути он остановился в Москве, в Даниловом монастыре, настоятелем которого в те годы был архиеп. Феодор (Поздеевский). В Москве бр. Василию удалось посетить почти все монастыри, два раза привелось видеть св. патриарха Тихона, под благословенье к которому его подвел владыка Ананьевский Парфений. Привелось познакомиться с другом владыки Феодора, архиеп. Варфоломеем (Ремовым) и возглавляемым им братством Высоко-Петровского монастыря. Большевики всяческими мерами старались вынудить духовенство отказаться от подчинения патриарху Тихону в пользу обновленцев. Жить становилось все труднее. "Но лаврская братия любила свою обитель и дорожила ею, поэтому, невзирая на холод и голод, все же как-то жила и добровольно не расходилась. Многие монахи ходили работать к частным лицам, копали огороды, чистили сады, пилили дрова, столярничали, портняжничали, рукодельничали и так жили, благодаря Бога и прося, чтобы не было хуже"17. После отказа братии лавры признать обновленцев, ГПУ, в конце 1924 г., само приступило к передаче последним лавры. Келлии братии обыскивались, насельников допрашивали, задержан был среди других и послушник Василий Филиппович, но после суточного ареста был освобожден, и ему пришлось некоторое время носить в тюрьму передачи заключенным там лаврским братиям. По освобождении некоторые расселились по Киеву, а бывшие не в состоянии работать по найму, поместились в принадлежавшей лавре Китайской или Китаевской пустыни. "Нас, трудоспособных, местные власти зимой в принудительном порядке в стужу и метель гоняли в наш Голосевский монастырский лес пилить для них дрова, срезать деревья с корней. С утра до позднего вечера по колени в снегу, на морозе, без пищи и воды, в ветхой одежде мы должны были работать. Для утоления жажды в жестянке топили снег, а пищей было то, что кто где для себя раздобудет"18. Жизнь насельников Китаевской пустыни, этой монастырской богадельни, являет для нас вдохновляющее подтверждение того, что в любые времена Бог имеет среди христиан истинных Своих рабов, неложно служащих Ему, подобно древним подвижникам. "Так, однажды смертельно заболел помощник о. Селевкия (заведовавшего богадельней - сост.), о. Иннокентий, большой постник, человек подвижнического устроения. Его положение было безнадежно. И вот о. Селевкий, видя такое состояние о. Иннокентия, по совету одного иеромонаха, войдя в общую братскую палату в богадельне, обратился к находившимся здесь отцам с такими словами: "Отцы святые! о. Иннокентий помирает. Вы знаете, как он всем нам необходим и мне без него, как без рук. Может быть, из вас кто согласится за него умереть?" Нашлись два охотника: о. Павел и о. Гордий19, которые вначале стали любовно оспаривать, кому же умереть первым. Наконец, согласились, что умрет о. Павел, как первый вызвавшийся. И по вере и было им... Не прошло и двух дней, как о. Иннокентий поправился, а о. Павел почил сном праведника"20. В августе 1926 г. владыке Леонтию выпала радость сопровождать своего духовного отца в паломничество - архим. Гермоген, в благодарность за свое неожиданное освобождение, решил совершить паломничество в Саровскую обитель (вскоре последовало ее закрытие). Путь их лежал через Нижний Новгород, где они посетили находившегося там митроп. Сергия (Страгородского), заместителя патриаршего местоблюстителя, который очень радушно принял паломников. Как раз в это же время в Нижнем гостил владыка Иосиф (Петровых), только что возведенный местоблюстителем в сан митрополита и назначенный на Ленинградскую кафедру. Здесь же паломники встретили ново-хиротонисанного епископа Димитровского Иоасафа (кн. Жевахова). "Митрополит Сергий предполагал тогда переехать в Москву. В своих действиях он был очень ограничен. Там же проживали близкие ему молодые монахи: иеромонах Киприан и иеродиаконы Руфим и Рувим. Впоследствии они были арестованы и сосланы, а в ссылках - замучены. Они-то и рассказали нам о слежке и контроле советской власти над каждым шагом митрополита Сергия... Он еще не отошел от положения домашнего арестанта. Во всем его поведении чувствовалась настороженность и беспокойство"21. После Сарова паломникам удалось посетить Дивеевский монастырь, там проживали ссыльные архиереи: архиепископ Димитровский Серафим (Звездинский), викарий Московской епархии, архиепископ Филипп (Гумилевский), викарий нижегородский, впоследствии расстрелянные. Там владыка Леонтий встретился со своим другом детства, доктором А.П. Тимофиевичем, проживавшим после войны в Ново-Дивееве, под Нью-Йорком. Возвращаясь через Москву, паломники посетили Данилов монастырь. Примечательна позиция Данилова монастыря в то время: "В ответ на декларацию митроп. Сергия, в Москве ответил протестом прежде всего Данилов монастырь по указанию из ссылки архиеп. Феодора. Наместник обители, иером. Тихон с братией, не прекращая поминовения митроп. Сергия, отказались исполнять его предписания вообще, а также прекратили с ним молитвенное общение: не приглашали его к себе, как это было принято, на храмовые праздники и сами не являлись на общемосковские церковные торжества... Данилов монастырь был как бы тот маяк, на который взирали все те, кому была дорога истина. Вот почему, если какого-то иерарха или духовное лицо принимал Данилов монастырь в свое молитвенное общение, то лицо в глазах народа православного становилось достойным доверия, и наоборот..."21а. В 1927 г., когда от лавры оставалась одна лишь Китаевская пустынь, бр. Василий принял монашеский постриг от о. Гермогена и схи-архиепископа Антония, при участии всего лаврского братства, с именем Леонтия в честь свят. Ростовского (память 23 мая) - "не желая плыть по течению и руководствуясь обратной трактовкой большевистского тезиса "бытие определяет сознание", считая, что сознание определяет бытие".
В Петербурге
В сентябре 1927 г., о. Леонтий, по послушанию, выехал в Петербург, где поселился на подворье лавры, находившемся на 14-й линии Васильевского острова, там он жил до 1930 г. и учился на Высших православных богословских курсах, на которых преподавали "остатки" профессуры Петербургской духовной академии. В то время эти курсы являлись единственной на всю Россию высшей богословской школой, размещались они в доме Эстонско-религиозно просветительского общества на Екатерингофском проспекте. Ректором их был прот. Николай Чуков, проректором - проф. Петровский. В числе преподавателей состояли: знаменитый филолог Л.В. Щерба; проф. А.А. Димитриевский, читавший курс литургики и церковной археологии (ставший близким знакомым о. Леонтия); проф. прот. М. Чельцов (впоследствии расстрелянный), читавший Новый Завет; проф. русской истории С.В. Рождественский (погибший в сибирской ссылке по т.н. делу Академии наук), и многие иные занимались с о. Леонтием, благо все эти ученые жили там же, на Васильевском острове. Вообще, православный Петроград того времени представлял собою луг духовный Российской Церкви, явивший себя в стойком сопротивлении сергиевской кривизне - здесь большинство епископов и множество мирян не приняли ее. О. Леонтию довелось общаться с воспитанниками св. прав. Иоанна Кронштадтского и приснопамятного священномученика Вениамина. Можно представить себе, какова была духовная радость о. Леонтия, пришедшего от святынь матери городов русских в град святого Петра, от пребывания в общении с такими людьми. Когда о. Леонтий приступил к занятиям, на трех курсах было около 120 студентов. 1-й курс, на который был зачислен о. Леонтий, состоял из 10 человек - трое монашествующих (часто собиравшиеся у о. Леонтия), а остальные - монахолюбцы. Лекции читались по вечерам, т.к. днем все были заняты на работе. С наиболее способными студентами и заслуживающими доверия учениками, преподаватели, например, проф. Бриллиантов, вели дополнительные занятия. "Были также и маленькие законспирированные богословские кружки. Туда входили студенты разных институтов и университета. Никакой политикой в них не занимались, но безбожию не было пощады, изучали теорию и практику того, что так живо интересует каждого христианина, тем самым укрепляя себя на случай всяких неожиданностей со стороны коммунистов. Когда наступил огненный экзамен, все, за редкими исключениями, показали себя христианами первых веков, как профессора, так и студенты".22 Членом богословского кружка, в который входил владыка Леонтий, был также известный "мужицкий" поэт Н. Клюев23, литературный руководитель Есенина, писавший в те годы поэму-плач по разрушаемому вековечному крестьянскому укладу жизни. Иногда занятия этих кружков проходили на квартире о. Леонтия на подворье. Сам о. Леонтий стихи не писал, хотя в посвященной ему статье А. Дарова "Юбилей служения и подвига" ("Новое русское слово", 1966 г.) говорится "стихи - старомодно обаятельны, но не очень просты. Пишутся с далекой юности.." О. Вениамин (Вознюк) рассказывает, что владыка, бывало, писал воспоминания, и у него действительно бывали моменты, когда он писал маленькие стихотворения, но он никогда не показывал никому ничего. Владыку Леонтия путали с митроп. Леонтием из Американской митрополии, тот, действительно, писал стихи. *** О. Леонтий приехал в Петроград как раз в то время, когда изданием своей декларации митроп. Сергий внес раскол в Русскую Православную Церковь. Владыка Леонтий пишет по этому поводу: "Как бы ни было тяжело, митрополит Сергий не должен был ее подписывать, - если он ее действительно подписал в такой недопустимой редакции, в какой она опубликована, - или признавать свою подпись. Этой декларацией он наносил удар идейной борьбе Православной Церкви с богоборческой властью, затемняя в глазах православных и всего мира ореол мученичества и исповедничества, раскалывая Православную Церковь на две половины. Нельзя было покупать у коммунистов видимости церковной свободы такой дорогой ценой. "Горе миру от соблазнов, - учил Спаситель, - но горе тому, через кого соблазн приходит"... "24. Митрополит Сергий, - пишет владыка в своем дневнике (3-я тетрадь), - в беседе с епископом Димитрием Гдовским, не возражая на его веские доводы против декларации, возражал, что необходимо перейти через эту грязную лужу (декларацию - сост.), и хотя сам он замарается, но все же сможет сохранить хоть что-то от полного и беспощадного разгрома. "Что дала митр. Сергию его декларация? То, что к 1941 г. почти все было ликвидировано, за исключением самого митр. Сергия и нескольких епископов при нем, не более десятка на всю страну, и двух десятков священников, невольных агентов ГПУ! Я вспоминаю беседу с епископом Парфением, еще задолго до этой трагедии, о том, что Господь за грехи народов попускает исчезновение некоторых Церквей совершенно с лица земли, как это было, например, с цветущей Карфагенской Церковью. Во время ее расцвета там были десятки епископов, сейчас - полное опустошение, и о ней осталось только воспоминание. Так может быть и с Русской Православной Церковью. Когда я впоследствии передал эту беседу схи-архиепископу Антонию, он сказал: "А знаешь, что я тебе скажу? Может быть, в то время епископ Парфений был в Духе Святом и сказал это!""25. Сам владыка Леонтий резко и с огорчением относился к "измене сергиевцев". "Два с половиной века мученичества привели в древности Церковь к ее торжеству, в России торжество наступило бы неизмеримо раньше, если бы часть иерархов не сошла с этого пути. Эта измена сломала моральный хребет многим, стоявшим в правде, и отсрочила ее торжество. Но народ пройдет и эту страду, и пронесет Православие в будущее России", - говорил впоследствии владыка Леонтий26. После издания декларации большинство епископов старались с ним (митр. Сергием) не служить, не принимать никаких наград и т.д., но чтобы показать советской власти церковное единство, за богослужением возносили его имя после имени митр. Петра (а на Украине, в основном, только митр. Петра - сост.). "Мне не приходилось ни одного человека встречать, как из духовных, так и светских лиц, кои бы ее (декларацию - сост.) хоть как-нибудь оправдывали" - пишет владыка Леонтий в своем дневнике (тетрадь 3). В подтверждение того, что власти в определенное время поощряли церковное разделение, владыка пишет, что замечательный храм Воскресения на Крови, принадлежавший отложившимся в Петрограде, был переполнен молящимися и агенты ГПУ использовали его как мышеловку - те, кто посещали его, пропадали. Основываясь на вышеприведенных словах владыки, что сергиевская измена "сломала хребет многим стоявшим в правде", можно добавить, что те, кто не желали разделять неправду Сергия и отложились от него - преставились ко Господу как исповедники, а другие же, хотя тоже были не согласны с сергианством, молчаливо влились в его течение. И до сих пор мы питаем себя надеждами, что сергиевский (нынешний) Синод на деле исправит те ошибки, которые были сначала только допущены на бумаге (декларация), надеемся на то, на что надеялись и большинство русских архипастырей, пастырей и мирян того времени, говорится в книге Елены Лопушанской "Епископы-исповедники", вышедшей в Сан-Франциско в 1971 году по благословению архиепископа Леонтия и, очевидно, при его авторском участии. Описывая церковную ситуацию конца 20-х годов, владыка замечает, что легко рассуждать на свободе о том, как было бы лучше поступить тогда, в 1927 г., в России, однако на деле, при соприкосновении зарубежного духовенства с советской действительностью случаи исповедничества почти не известны, чему подтверждение - подчинение после войны ряда архипастырей Зарубежья Московской Патриархии. В Богословском институте среди преподавателей не было открыто отделившихся от митроп. Сергия; среди студентов только 5 из 135 стали посещать только те храмы, что подчинялись епископу Димитрию Гдовскому, такое соотношение в целом показательно для всей России. После незаконного смещения со своей кафедры, по-видимому, по требованию советской власти, митрополита Иосифа (Петровых), в Петроград прибыл митр. Серафим (Чичагов), находившийся в "деловом контакте" с большевиками, при помощи которых он попытался отнять подворье Киево-Печерской лавры. Митр. Сергий же, по словам владыки Леонтия, находился не вполне в контакте с сов. властью, "он не терпел, когда кто-нибудь в своих личных интересах пользовался ее услугами", и не поддержал митр. Серафима в его притязаниях и передал подворье в ведение епископа Николая (Ярушевича). О нем владыка Леонтий вспоминает: "После литургии, перед молебном, в котором принял участие епископ Николай, последний сказал слово по поводу отколовшихся и, защищая митроп. Сергия, старался доказать, что с изданием декларации Церковь Русская сможет устроить свой расстроенный церковный аппарат и связаться с другими епархиями, где нет епископов и духовенство осталось беспомощным и беззащитным, что советская власть этим самым должна в конце концов убедиться, что представители Православной Церкви не враги советской власти и государства. Признаться, мне это слово не понравилось, ибо чувствовалось, что ни владыка Николай не верит в данный момент в то, что он говорит, ни, тем более, все слушатели"27. Как о. Леонтий относился к тем, кто с самого начала отложился от митроп. Сергия, почему он за ними не пошел? Почему он формально оставался в МП? Отвечает о. Вениамин: "Владыка никогда резким не был. Потому что ситуация была очень сложная. Одни были бескомпромиссно готовы идти на смерть сразу, а другие, 6едные, пытались как-то лавировать. Потому владыка никогда не принимал резкой линии. Ни с одной, ни с другой стороны. Он формально был клириком митроп. Сергия, т.к. подчинялся митроп. Константину, который подчинялся митрополиту Сергию. Конечно, владыка не одобрял курс митроп. Сергия. О. Леонтий отвозил посылки архиереям, которые сидели за то, что против Сергия шли. Всем, кто сидел в ссылках и кому можно было помочь, куда пускали, о. Леонтий ездил и помогал. Схи-архиепископ Антоний также поминал митрополита Константина"27а. На лаврском подворье, когда туда в 1927 г. прибыл о. Леонтий, проживало 18 монахов. Во главе стоял архим. Феодосий. Огромный храм не всегда мог вместить посещавших его верующих. За исключением нескольких квартир в митрополичьем доме, все было отобрано советской властью. Благодаря большому числу верующих, посещавших подворье, удавалось не только вносить плату, но даже (не официально) посылать средства в Киев, на лаврскую богадельню. Подворье подчинялось находившемуся в ведении сергиевского синода епископу Николаю (Ярушевичу), впоследствии Крутицкому митрополиту. В первый год своего пребывания в Петрограде, на рождественские каникулы в 1927 г. о. Леонтий поехал в Великий Новгород. Это посещение, вид разоренного православного города оставили тяжелое воспоминание в душе. Такое же впечатление произвел на о. Леонтия Ростов Великий, который он посетил в 1928 г., чтобы приложиться к мо-щам своего небесного покровителя, свят. Леонтия Ростовского, мощи которого тогда хранились в Иаковлевском монастыре. В Неделю жен мироносиц того же года, о. Леонтий посетил Троице-Сергиеву пустынь, находящуюся в 19 верстах от Петрограда, где на протяжении ряда лет настоятельствовал приснопоминаемый епископ Игнатий (Брянчанинов). Кладбище пустыни было разграблено, склепы разорены, внутри их разбросаны кости усопших - воры охотились за цинковыми гробами, братия была бессильна что-либо сделать, сама со дня на день ожидая своего изгнания. На 3-й неделе Великого поста 1928 г., о. Леонтий получил сообщение из Киева от келейника схи-архиеп. Антония, о. Михаила (Любимова), о том, что под Крестопоклонное воскресенье, после окончания богослужения все насельники Китаевской пустыни, а также богомольцы ясно видели над монастырем большой крест, а в середине креста находилась луна. Это видение продолжалось около часу. Все были в большом удивлении и толковали это знамение, как предвещающее новые тяжелые испытания. За две недели до Пасхи на подворье неожиданно появился епископ Аркадий (Остальский), который уже 2 года, как нелегально отбыл из места своей ссылки на Кавказе. О. Леонтий предоставил ему кров и сопровождал его в поездках по городу, но положение епископа Аркадия осложнялось тем, что по существовавшему законодательству не зарегистрированный священнослужитель не мог служить, если об этом узнавали, то власти разрывали договор с общиной, где он служил, и передавали ее молитвенное помещение другой общине, обычно обновленческой. Но, к удивлению всех, председателю общины удалось получить разрешение на служение на подворье "приехавшего в гости" епископа сроком на две недели. В пасхальную ночь "наш величественный храм, вмещавший около 2 тыс. человек, а также вся набережная были полны людей, так что пришлось о. Иустину служить и на улице, т.к. в храм нельзя было протиснуться из-за тесноты. Зажгли все паникадила, свечи, и весь многочисленный сонм священнослужителей, облаченный в пасхальные ризы, во главе с владыкой Аркадием, вышел с пением: "Воскресение Твое Христе Спасе" из алтаря; я, как иподиакон, стоявший близко к владыке, видел, как по лицу его струились ручьем слезы. И мне понятно стало, что бывают в жизни моменты, ради которых не жаль и последующей жизни, что бы ни ожидало его впереди, а ожидать доброго было трудно, но в тот благодатный час, он как возглавитель этого духовного пиршества был счастлив, что хоть на этот миг он с народом, таким же измученным, как он, может помолиться и прославить воскресшего из мертвых Христа Жизнодавца"28. Епископ Аркадий решил ехать в Москву к митроп. Сергию, чтобы просить того ходатайствовать о нем пред властями о снятии с него судимости. В Москве митроп. Сергий не советовал ему заявлять о себе властям, но епископ Аркадий, не зная за собой никакой пред ними вины, явился на Лубянку для выяснения своего положения, где был тотчас арестован и посажен в тюрьму. Митроп. Сергий назначил на место митроп. Иосифа, которого власти не допускали в Петроград, митроп. Серафима (Чичагова)28а. Он прибыл на кафедру в начале 1928 г. "Перед приездом митроп. Серафима в Прощенное воскресенье в Александро-Невской лавре служил вечерню епископ Григорий (Лебедев) (духовный сын архиеп. Феодора, подвижник и аскет, расстрелян 17 сент. 1937 г. - сост.), и в конце вечерни обратился к слушателям со словом. Слово было сказано в приточном и иносказательном духе. Но, в общем, владыка Григорий подчеркнул, что Церкви Русской угрожает опасность как никогда, и что все мы должны сплотиться возле нее и не раздирать на части ее и так изорванный ризы. Владыка очень волновался. И, по-видимому, что-то зная, не мог все открыть народу, что было у него на душе. Но отчасти это стало понятным, когда прибыл на петроградскую кафедру митроп. Серафим. Через несколько дней по своем приезде, митроп. Серафим взял своего викария, епископа Григория Шлиссельбургского, и поехал с ним по его епархии. Епископа Григория, воспитанника архиеп. Феодора, митроп. Серафим хорошо знал по Даниловому монастырю, знал и его принципиальность, и посему он был очень заинтересован, чтобы тот вместе с ним работал, что подняло бы престиж самого митроп. Серафима. В поездке они имели достаточно времени, чтобы обменяться взглядами на положение Церкви и возможность вести церковный корабль на выдвигаемых большевиками условиях. Здесь их взгляды не сошлись, и владыка Григорий открыто заявил, что он при таком положении работать с ним не может и уходит на покой"29. Впоследствии большевики приказали митроп. Серафиму добровольно отказаться от управления епархией и подать прошение в патриархию об уходе на покой. Начальник петроградского ГПУ Макаров держал себя с ним вызывающе и угрожал арестом. Митроп. Серафиму ничего не оставалось, как подчиниться. Управление епархией он передал архиеп. Алексию (Симанскому)30. Во время ежовского террора, уже больной, митроп. Серафим был арестован и расстрелян под Москвой, возле селения Бутово. В 1928 г. о. Леонтий был рукоположен в Киеве архиепископом Василием (Богдашевским) в иеродиакона. В послушание о. Леонтия на подворье входило петь на ранних литургиях, а по воскресным дням проповедовать. В 1929 г., возвращаясь на лето в Киев, владыка посетил в Москве митроп. Сергия, помощником которого тогда состоял давний знакомый о. Леонтия, еще в бытность того в Даниловом монастыре послушником Митей - архим. Сергий (Воскресенский), питомец архиеп. Феодора (Поздеевского). Владыка Феодор умолял Сергия вернуться в монастырь, оставив душевредную работу в канцелярии митроп. Сергия, но тот не внял этим советам31. Впоследствии он стал экзархом Прибалтики и при невыясненных обстоятельствах был убит в годы войны. 15/28 дек. 1929 г. православный Петроград хоронил архиеп. Иллариона (Троицкого), скончавшегося от сыпного тифа на пути из Соловецкого лагеря в Туркестанскую ссылку, выдающегося русского церковного мыслителя-экклезиолога. Вопреки советским правилам не выдавать тела заключенных, по усиленному ходатайству митроп. Серафима, тело его выдали для погребения с оговоркой - не открывать гроб в храме и не произносить надгробных речей. "При полном молчании и скрытом плаче похоронили мы владыку Илариона", - пишет владыка Леонтий в своих воспоминаниях. Весной 1930 г. Богословские курсы закрыли без объяснения причин, однако, некоторые преподаватели продолжали читать лекции доверенным студентам и принимать зачеты. Вскоре о. Леонтия вместе с настоятелем подворья вызвали в ГПУ и предложили в 3 дня покинуть Петроград. Произошло это, к сожалению, не без некоторого участия митр. Серафима. В феврале 1932 г. приехала тюремная карета и увезла всех оставшихся на подворье иноков, а сам храм был закрыт 23 янв. 1935 г. (В 1991 г. здание Успенской церкви было передано Санкт-Петербургской епархии (МП) для размещения в нем подворья Введенской Оптиной пустыни - сост.)32. Когда в 1930 г. о. Леонтий из Петрограда вернулся в Киев, тот же владыка Василий рукоположил его в Киево-Братском монастыре в иеромонахи. Владыка Леонтий его очень почитал и хотел принять посвящение от его рук. В октябре 1930 г., по послушанию от своего духовного отца - схи-архиепископа Антония (видимо, с этого времени он становится духовником о. Леонтия, до этого им являлся о. Гермоген), о. Леонтий совершил путешествие на его родину в Тифлис33, через всю Россию - разоренный дом Пресвятой Богородицы. "В г. Тифлис я приехал вечером, - пишет владыка в своих "Воспоминаниях", - и прямо с письмом направился в кафедральный Сионский собор... Соборное духовенство было так напугано большевиками, что побоялись дать мне пристанище у себя в доме и устроили на ночлег в самом храме". В то время в Грузии не было не только ни одной действующей церкви, но и ни одного священника, исполнявшего христианские требы. "Владыка Антоний тоже был арестован, сидел в тюрьме, но потом увидели, что он очень слабый и может умереть, и его выпустили, и он там жил на одном склоне в маленьком домике, простом-простом, и при нем жил мирянин - будущий о. Димитрий (Биакай), начальник Русской духовной миссии в Святой Земле, и две монахини, м. Ксения и м. Серафима, которые присматривали за ним. Одна из них работала в госпитале, а где другая - я не знаю. О. Димитрий, кажется, работал на железной дороге, но точно я не знаю"33а. Так как из-за закрытия богословских курсов в Петербурге о. Леонтий не смог написать необходимую для присуждения звания кандидата богословия работу, то ему пришлось писать ее в Киеве. Надо сказать, что с 1923 по 1924 г. до самого ее закрытия, владыка Леонтий состоял в числе студентов - вольнослушателей Киевской духовной академии, где курс лекции по истории церковного богослужения читал проф. М. Скабалланович. Тема работы, по послушанию архиеп. Сергию (Гришину), была следующая: "Жития святых, как материал для христианской апологетики". Писал ее владыка профессорам Светлову (который задал ему тему) и Глаголеву; там же он сдавал зачеты преподавателям бывшей Киевской духовной академии. Архиеп. Сергий лично отвез работу в Москву, в патриархию. Митроп. Сергий послал ее из Москвы для отзыва митр. Арсению (Стадницкому), находившемуся на полуссыльном положении в Ташкенте, тот одобрил работу для присуждения искомой степени. Однако, правитель дел патриархии, являвшийся в ней темной фигурой, прот. Александр Лебедев сообщил ему, что если советская власть узнает, что тот рецензировал работу, содержавшую выпады против Л. Толстого и А. Луначарского, то у него могут быть неприятности. После этого разговора с о. А. Лебедевым, митр. Арсений отказался дать какой-либо отзыв о работе о. Леонтия. Ему было предложено патриархией написать на любую "аполитичную" тему. Возмущенный поступком А. Лебедева, прот. П. Светлов написал архиеп. Киевскому Сергию письмо в защиту работы о. Леонтия (см. приложение №1), которое архиепископ послал в Москву; также направил туда свое мнение по этому вопросу схи-архиеп. Антоний, подчеркнув, что старое время не знает прецедента, чтобы кандидатское сочинение студента, одобренное двумя замечательными учеными, могло не пройти, и что дело церковной власти только утвердить работу, что и требуется в данном случае. "Из создавшегося положения митр. Сергий (Страгородский) нашел такой выход. Прежде всего, он сам взялся рецензировать мою работу и повернул дело в совершенно обратную сторону в смысле критического разбора. Нашел, что я не выяснил все, затронутые в моем сочинении, вопросы, что в нем немало отрицательной критики в отношении агиологии, в общем, мол, свободомыслия, что не опасно для советской власти. В конечном итоге, принимая во внимание столь компетентные отзывы, он находит возможным утвердить меня в степени кандидата богословия (см. приложение №2)... Так патриархия вышла из этого неудобного положения, набросив на меня совершенно неосновательно тень вольномыслия в поданном мною сочинении, не упомянув моей критики сочинений Л. Толстого и его рассказа "Отец Сергий", а также Луначарского и его безбожия. Не имея возможности за отсутствием свободы печати, все это опровергнуть, я должен был смириться, но все же высказал свое неудовольствие по этому поводу экзарху Украины... Зато в торжественной обстановке, в академическом храме Киево-Братского монастыря за месяц до его полного разорения, архиепископ Сергий, еще не отбывший во Владимир-на-Клязьме, по поручению экзарха возложил на меня академический значок"34.
30-е годы на Украине
1931 г. на Украине начался голод, спровоцированный большевиками с целью порабощения крестьянства (зерно у государства было, т.к. предыдущие годы изобиловали урожаем, да и из других областей возможно было завезти хлеб в Малороссию). Был издан закон, чтобы все зерновые запасы были не у сеятелей, но у государства. Специальные бригады выискивали по домам "излишки". Тех, у кого находили спрятанное зерно, арестовывали. Вымирали целые районы, села, деревни. Доведенные голодом до отчаяния крестьяне бросали все, и еле волоча ноги, покидали родные селения и шли, куда глаза глядят. "Многие голодающие не в состоянии были дойти до города, и замертво или в мучениях, падали на дорогах и неизвестных тропинках, - вспоминал владыка Леонтий, - я сам не раз видел подобные жуткие картины, когда у умиравшего от голодной смерти человека в предсмертной агонии изо рта с пеной выходила трава или древесная кора, которую за несколько минут до смерти в надежде добраться до города он жадно жевал... А сколько в период этого голода погибло людей, съеденных не только чужими, но даже близкими своими людьми. Когда я сидел в тюрьме, в мою камеру посадили крестьянина, убийцу своего 4-летнего сына..."35. Знакомый о. Леонтию иеродиакон Игорь, сам полуголодный, каждый день ходил с ручной тележкой по ближайшему тракту, собирал умерших от голодной смерти и погребал их на монастырском Преображенском кладбище. "Во время Рождественского поста я посещал дома своих прихожан на одной из окраин Киева. В редком доме не голодали. Навсегда запечатлелись некоторые картины. Холодный зимний день. Вошел в комнату. Посредине каток из человеческих экскрементов. На печи сидит опухшая от голода старуха-мать, закутанная в какое-то тряпье. В одном углу лежит молодой человек, похожий на скелет, - сын, два дня тому назад скончавшийся от истощения, в другом углу - младший сын умирает. Сколько таких картин я видел, знает только Господь. Я удивляюсь, как могло мое сердце вынести это и не разорваться. Может быть, потому, чтобы когда-нибудь я мог обо всем поведать миру, еще не сошедшему с ума, но в ослеплении своем, как бабочка, летящему на огонь, чтобы погибнуть"36. О. Леонтий был возведен в игумены. Вскоре, в конце марта 1932 г., на его квартиру в Киево-Печерской Лавре, пришли за ним чекисты с ордером на арест. О. Леонтия не было дома; не чувствуя за собой никакой вины, и несмотря на памятный случай с епископом Аркадием (Остальским), он решил пойти в ГПУ и спросить, в чем дело, хотя то, что он был священником и монахом, уже была достаточная вина перед советской властью. В ГПУ его обвинили в агитации против власти, были предъявлены и другие подобные мнимые обвинения. О. Леонтий был арестован... "В камере, наверху, маленькое окошечко, к которому был привешен железный мешок, еле пропускало свет. Камера, рассчитанная по числу нар или деревянных коек на 17 человек, в тот день, да и после, вмещала 96 чел. Было время ужина и очередной вечерней проверки. Так как это была пасхальная неделя, то, войдя в камеру, я громко крикнул: "Христос воскресе"! Подобно мощному гулу, мне ответили: "Воистину воскресе"! Тотчас со всех сторон меня обступили товарищи по несчастью и посыпались вопросы: откуда? за что? по какой статье обвиняют?..."37 Духовенство, находившееся в камере, собравшись утром и вечером, совершало свое молитвенное правило по книгам, которые иногда пропускались, и по памяти. У о. Леонтия в деревянной коробочке были Св. Дары в виде сухариков. Помолившись, в праздники рано утром причащались, делая вид, что чем-то занимаются, и владыка давал своим единомышленникам в руку Св. Дары. Исповедь была с епитрахилью, сделанной из обычного полотенца, и проходила скрыто в виде разговора друг с другом. Через несколько месяцев о. Леонтия освободили. Его освобождению способствовало как раз то, что он явился сам, а также хлопоты его прихожан и архиепископа Сергия (Гришина). Немало докучала ОГПУ родная сестра о. Леонтия - сирота, находившаяся на иждивении у родственников. Ко времени выхода о. Леонтия, киевский кафедральный собор - малая София, был отнят. Кафедра была устроена в бывшем Братском монастыре, где уже не было монахов, и просуществовала она там несколько месяцев. "При таинственной обстановке был вывезен за город архидиакон Братского монастыря о. Климент и утоплен в Днепре. Через некоторое время его тело, полусъеденное рыбами, было случайно найдено рыбаками вниз по течению Днепра... На иеродиакона нашей Преображенской пустыни о. Милия, необычайно кроткого человека, в лесу напали безбожники и зверски убили, вырвали у него челюсти. Не прекращались аресты и расстрелы духовенства и закрытие храмов. Таким образом, декларация митр. Сергия не облегчила церковную жизнь в Советском Союзе, а только усыпила общественность и заграницу, дала возможность безнаказанно расправляться с беззащитным духовенством"38 (примерно в то же время был убит брат о. Леонтия - Александр - сост.). Вспоминает о. Вениамин: "В богатом пригороде Приговка был богатый храм, трехпрестольный. Священника арестовали, и вот, Владыка Константин вызвал игумена Леонтия - это было через несколько лет после его возвращения из Петрограда - и говорит: вот, такая-то семья осталась без средств к существованию, вы одинокий, хотите занять этот приход с тем, чтобы половину того, что вам будут давать прихожане, отдавать этой семье, чтобы они могли существовать? - О. Леонтий жил там несколько лет. Там случилось нападение на о. Леонтия. Он жил в маленькой комнатке, в пономарке. Зима, страшный холод. Однажды о. Леонтий проснулся и чувствует какой-то безотчетный страх, он весь покрылся холодным потом. Ночью тихо, слышен малейший шорох, и в этот момент он слышит: кто-то возится со входной дверью храма, и чувствует, что дверь открыли и бегут к алтарю. Подбегают к его дверям и пытаются открыть. О. Леонтий понял, что происходит, потому что перед этим были другие нападения: к одному священнику забрались и закололи церковным копием. О. Леонтий схватить кочергу, выбил оконце, схватил первое попавшееся, - бумажную иконку преп. Серафима, свернул ее в рупор и начал кричать, чтобы его услышали. Те уже ругаются матерно, - все равно доберемся и убьем, - и начали выпиливать замок. Случайно какой-то крестьянин, вышедший по надобности, услышал крик, поднял тревогу, разбудил и соседей, и люди стали сбегаться к храму с криком. Те услышали и убежали. Перед тем, как напасть на церковь, они перерезали провода, ведущие к другому домику, где жили две сестры, которые церковь обслуживали, но днем они работали, и еще какой-то чиновник там жил. Они их связали. После этого о. Леонтий выпил ледяной воды, а он был от крика разгоряченный, началась ангина, потом воспаление легких, он чуть не умер. И это отразилось на его голосе на всю жизнь. Как только он начинал петь в полный голос, у него сразу начинались спазмы в горле, и он уже никогда по-настоящему не поправился. Потом очередной арест. Владыка говорил, что он чувствовал себя лучше в тюрьме, чем на свободе, потому что там уже определенное состояние, ты уже сидишь, а на свободе ты ожидаешь, что вот-вот придут за тобой, а главное, - боишься за людей, которые давали какой-то приют, т.к. большевики арестовывали их всех вместе с чадами и домочадцами, а если, когда владыка был на нелегальном положении, нашли бы, где он скрывается, так расстреляли бы и его, и тех, кто его скрывал со всеми родственниками. И все-таки были люди, которые шли на это, рискуя жизнью своей и своих близких, скрывали его"39. В 1933 г., опять в апреле, о. Леонтий, схи-архиепископ Антоний, два его келейных иеромонаха и несколько человек из братии Киево-Печерской лавры были арестованы. Из ОГПУ о. Леонтий был отправлен в тот же тюремный корпус, что и в прошлом году, только этажом ниже. Через несколько месяцев все были освобождены, но условно. О. Леонтий был отправлен на каменоломни в г. Коростень40. Там с о. Леонтия насильно сняли духовную одежду, остригли бороду и волосы и одели в арестантское платье серого цвета, а на ноги дали ботинки на деревянных подошвах. Работа о. Леонтия была - носить железные ломики для тех, кто буравил гранит, а потом взрывал. Вскоре репрессированных перевели на новое место жительства, в разоренный храм, но поскольку местное население оказывало им сочувствие, их поместили в нескольких верстах от села, на болоте, в палатках. Целый день заключенные работали на каменоломнях, а на ночь надо было пешком добираться до лагеря. Питание было настолько плохое, что были случаи смерти от голода, а также отравления едой. От такой обстановки и питания тело о. Леонтия стало опухать, и из опухоли на ногах стал выделяться гной. Неожиданно прибывшая комиссия военных врачей, несмотря на протест начальника лагеря, освободила его, признав совершенно не способным к физическому труду (пусть он лучше умрет на свободе, чем в лагере). В своих воспоминаниях владыка пишет, что с этим врачебным свидетельством он прибыл в ближайший город Ж., где на кафедре был викарный епископ В. (по-видимому, речь идет о Житомире, где в 1932-34 гг. был епископ В. Шкурко - сост.), собрат по Лавре, у которого о. Леонтий остановился на некоторое время. Здесь православные лечили его, главным образом, с помощью дрожжей. Окрепнув, о. Леонтий решил посетить близких в Москве и Петрограде. Маховик системы уничтожения работал планомерно и безжалостно, храмы закрывались и разорялись, еще не арестованное духовенство чувствовало, что доживает свои последние дни. Управляющий Петроградской епархией митрополит Алексий (Симанский) в то время находился в Москве, куда и прибыл о. Леонтий. "Митрополит Сергий был болен и никого не принимал, а вместо него принимал митрополит Алексий. Когда митр. Алексий узнал, что я недавно освобожден от принудительных работ и прошу его совета, а также где-нибудь место священника, он, испуганно покачав головой, ответил довольно резко, что места для меня у него нет, и не предвидится, и с этими словами покинул меня. Безучастие и равнодушие были написаны на его лице. А ведь когда-то я сослужил ему, и он казался другим человеком... Совсем иначе в той же патриархии встретил меня архиепископ Питирим, управлявший Московской епархией... Владыка Питирим пригласил меня к себе в комнату, расспросил о нуждах... Значит, можно было и в то нелегкое время иначе отнестись ко мне..."41. После посещения патриархии о. Леонтий посетил своего старого знакомого по Данилову монастырю, епископа Серпуховского Сергия (Воскресенского), викария митроп. Сергия, жившего при храме свв. апп. Петра и Павла, что у Преображенской заставы. Епископ Сергий принял странника очень радушно и на вопрос его относительно перспектив на будущее в смысле существования Русской Православной Церкви и о личном устройстве о. Леонтия, по-дружески сказал: "Доживаем последние годы. Вопрос нескольких ближайших лет - и все уничтожат по выработанному плану. Вам нет смысла пытаться устраиваться на церковном поприще. Во-первых, это так непрочно. Да вы и не сумеете ориентироваться в такой сложной обстановке. Лучше перейти на другое положение, подальше от взоров большевиков. Я сам не знаю, что будет со мной"42. Это было последнее свидание владыки Леонтия с епископом Сергием, убитым при неизвестных обстоятельствах в 1944 г., в Прибалтике. В Москве о. Леонтий остановился у одной старой слепой схимницы в Головино, где был женский монастырь во имя иконы Божией Матери Казанской, разогнанный большевиками. Молодых насельниц изгнали, а старых оставили. "В связи с этим мне приходится еще раз вернуться к личности о. А.Л. (прот. Александра Лебедева - сост.), правителя дел Московской Патриархии - пишет владыка в "Воспоминаниях". В этот мой приезд у меня произошла странная беседа с ним. Узнав, что я отбывал свои принудительные работы сравнительно недалеко от границы - 125 км и исправлял шоссе после каменоломни, о. А. задал мне такой искусительный вопрос: "Вы были близко от границы. Не знаете ли вы случайно, можно ли там переходить границу?" От этого вопроса мне стало страшно... Я с испугом ответил ему, что не знаю, и этим никогда не интересовался. Далее он стал спрашивать меня: "А где вы остановились?" Не находя ничего особенного в этом, казалось бы, безобидном вопросе, я ответил, что у одной схимницы, старой и слепой, на окраине Москвы, в Головине. "А еще и схимницы есть в Москве", - с удивлением сказал он. Я почувствовал, что проговорился... Вскоре мне стало известно, что жившие в Головине престарелые монахини, в том числе и слепая схимница, у которой я пробыл только несколько дней, были арестованы и высланы из Москвы"43. По возвращении в Киев, о. Леонтий решил перейти на нелегальное положение. Переехавший вместе со столицей Украины из Харькова в Киев экзарх митрополит Константин, устроил свою кафедру в одном из 4-х не закрытых храмов города, на Соломенке, на окраине. Как раз в это время, приблизительно, в 1935 г., пришел из патриархии указ о возведении о. Леонтия в архимандриты. Поэтому митрополиту Константину пришлось возводить о. Леонтия в архимандриты не в храме, но у себя дома. Тогда же его вызвали в отдел религиозных культов и с отметкой в документе (регистрационной карточке) предложили навсегда покинуть пределы Киева43а. Перед о. Леонтием стоял вопрос, как устроить свою дальнейшую жизнь? Поступать на светскую работу сторожа или санитара он не считал душевно полезным. "Ибо советский яд проникает всюду. Не хотелось и перекрашиваться, скрывать, кто я, состоя на работе, потому что даже невидное положение в Советском Союзе непрочно, всегда сопряжено с риском и часто с компромиссом со своею совестью. Мне казалось и так подсказывало сердце, что самое благое в моем положении, это независимость от большевиков, а это возможно только в условиях нелегального существования... На этот путь и благословил меня и мой духовный отец - схи-ариепископ Антоний"44. В 1937 г. - когда уже из тюрем никого не освобождали, о. Леонтий перешел на нелегальное положение и поселился у одной бедной старушки, тайной монахини, в г. Переяславле, на берегу Днепра (до него у нее проживали два квартиранта, один из них - архимандрит Геласий /Майборода/, впоследствии подвизавшийся много лет при митрополите Анастасии). Позже владыка Леонтий напишет в своих воспоминаниях: "Православные женщины в России всегда были и продолжают быть бесстрашными и жертвенными. Жизнью своей они не дорожили, скрывали у себя гонимое большевиками православное духовенство, рискуя в случае обнаружения расстрелом. Они устраивались на работу и от своего скудного заработка, часто лишая себя необходимого, предлагали скрывавшимся все, чем можно было их снабдить. Служа в качестве прислуг, нянек и кухарок у коммунистов, если узнавали о грозящей кому-либо опасности, предупреждали их, спасая таким образом от неминуемой смерти. Ради помощи несчастным нередко вдвое работали, чтобы не было упреков от семьи. Как я уже указывал, бесстрашно отражали нападки обновленцев и самосвятов. Женщины были бичом для всех раскольников и еретиков. Я на себе испытал в советских условиях их милосердие и самоотверженность, даже до смерти. Честь и слава русской земле, воспитавшей таких героинь"45. "Всюду у меня было много друзей и почитателей, как в городах, так и в селах, благодаря моему старцу, схи-архиепископу Антонию"46. Также, служа на приходе, о. Леонтий приобрел и своих духовных чад, которые не оставляли его своей заботой. Служил он тайно на дому без посетителей, в присутствии только домашних, но вскоре начались о нем расспросы соседей, и доброжелатель предупредил его, что ему лучше уехать. В день отъезда (в запретный город) утром он простился с хозяевами, а днем пришел милиционер с повесткой ему, явиться на следующий день в ОГПУ. Прожив некоторое время в запретной для него зоне, о. Леонтий перебрался в Житомир, где поселился в ветхой лачуге у старых церковных людей. Сюда со всей Волыни и Подолии было согнано много клириков. С периодическими выездами о. Леонтий прожил в Житомире до середины 1937 г., живя у своих близких и тайно с ними молясь. В августе 1937 г. здесь начались аресты духовенства, а когда арестовали епископа Максима (Руберовского), о. Леонтий покинул город. Вскоре после этого за ним приехала машина из ГПУ с собакой ищейкой и всюду его искали. Лавра была закрыта, а на Покров 1937 г. был произведен арест ее братии. Место их гибели неизвестно. В октябре того же года в застенки НКВД был заключен митроп. Константин. Но, несмотря на то, что само пребывание "попов" в Киеве было запрещено, не говоря уже о служении без регистрации - Тихоновская Церковь пребывала здесь вместе со своими чадами - одним из ее пастырей, не подчинявшихся сергианам, чье имя сохранила для нас церковная память, был схи-архим. старец Михаил Киевский45а. "Живя на нелегальном положении, служа самой малой части своих верных пасомых (всего несколько человек), я не всегда мог позволить себе роскошь посетить тайно своего когда-то близкого собрата. Если я это делал иногда, не выдерживая одиночества и желая в беседе с таким же, как я, хоть немного укрепить себя, то у него я вызывал неприятное беспокойство своим посещением. Не обратили ли кто-либо из соседей внимания, что прошел незнакомый, не следил ли за мной какой-нибудь секретный агент, не взят ли дом под подозрение? и т.п. Так смотрел на вещи и я. Старался избегать встреч с духовными лицами, пользовавшимися свободой, или их знакомыми. Через других до меня доходили сведения, что где-то скрывается священник, тайно совершает службы, но я не желал знать, кто он и откуда, в каком доме служит, не зная, вынесешь ли допрос и невольно не предашь ли"46. С переходом на нелегальное положение о. Леонтий продолжал бывать в Киеве, но главным его местопребыванием был Житомир. Здесь, в Житомире, о. Леонтия и застала война, - через две недели после ее начала немцы заняли город. Проживал о. Леонтий в квартире многоэтажного дома - поскольку в этом же доме жил начальник тюрьмы, то можно было не опасаться проверок на пребывание посторонних в квартирах. "Ранней весной 1941 г., - сообщает владыка в "Воспоминаниях", - ГПУ, обозленное, что не может напасть на мой след, арестовало некоторых моих знакомых и друзей. Сделали так называемую "прочистку" во всех тех домах, где я раньше бывал. Искали меня при помощи провокаторов. Я вынужден был бежать, переодетый, в другой городок. Там меня друзья продержали три месяца, скрывая в шкафу для платьев. Почти всегда горел-шумел примус, чтобы не было слышно мое пребывание. Ночью, покрытый женским платком, я стоял у приоткрытого окна, чтобы немного подышать свежим воздухом. Когда большевики вынуждены были отступать и оставили этот город, я вышел на улицу, не веря сам себе, что я могу свободно ходить, как другие люди. Началась новая эпоха моей жизни, милостью Божией, я оказался на свободе".
Архиерей Украинской Автономной Церкви
Незадолго до начала войны с Германией, - пишет Алексей Ростов в статье "Исповедник"47, в Житомире один верующий милиционер сообщил о. Леонтию о том, что власти намерены арестовать его, и тайная монахиня укрыла его у себя на дому во врачебном кабинете. Однажды ее посетила странствующая по городу юродивая. Опасаясь, что блаженная увидит исповедника, врач принялась угощать ее на кухне. не пуская в запертый на ключ врачебный кабинет, объясняя, что там лежит находящаяся под ее наблюдением больная по имени Вера. Прощаясь, юродивая осенила доктора крестным знамением, а та, веря в ее святость, спросила: "что будет с нами, когда город займут приближающиеся немцы"? - "Вера твоя умрет, но Леонтий спасется и поведает миру, как гонят нас за правду Божию", - ответила, уходя, юродивая. Ее предсказание сбылось: исчезла мифическая Вера, а архимандрит Леонтий 7 ноября 1941 г., по избранию собора епископов Украинской Православной Автономной Церкви, был рукоположен во епископа Бердичевского. Хиротония состоялась в Почаевской Лавре, "при сочувствии народа и всех православных; начиная с моего духовного отца в течение 20 лет, схи-архиепископа Антония (и по его настоянию - сост.)" - писал владыка Леонтий в марте 1944 г. в письме к митрополиту Анастасию. Владыка Леонтий был рукоположен архиепископом Алексием (Громадским), епископом Дамаскиным Каменец-Подольским (Малютой) и епископом Вениамином Полтавским (Новицким), принадлежавшими к Украинской Автономной Церкви, создание которой было учреждено 18 авг. 1941 г. решением собравшегося в Почаевской Лавре Архиерейского собора. В этом соборе участвовали почти все православные епископы, находившиеся на территории Украины: Алексий (Громадский), епископ Кременецкий, перешедший в 1941 г. из Польской Церкви в МП; епископ Антоний (Марченко), хиротонисанный в Польше в начале 20-х годов, во время занятия СССР Восточной Украины пребывавший на покое; Симон (Ивановский), старый епископ польского посвящения; Пантелеимон (Рудык) и Вениамин (Новицкий) хиротонисанные уже как епископы МП. Большинство из этих и рукоположенных ими епископов присоединились к Русской Зарубежной Церкви. Главным деянием собора было решение организовать Украинскую Автономную Церковь на основе постановления Всероссийского поместного собора 1918 г., даровавшего Украинской Церкви автономию в рамках Российской Православной Церкви. Первоиерархом вновь созданной Украинской Автономной Церкви был избран архиерей, старший по хиротонии среди соборян - митроп. Алексий (Громадский), принявший в 1943 г. мученическую кончину при невыясненных обстоятельствах. Украинская Автономная Церковь формально подчинялась МП, поскольку архиереи, возглавившие ее, считали, что не имеют никаких канонических прав объявить себя автокефалиею. Но т.к. МП подчинялась большевикам, в административных своих решениях Автономная Церковь была совершенно независима, поэтому и духовное состояние ее было не такое, как у МП. С приходом немцев поминовение руководства МП (призывавшей население к партизанской борьбе и верности сов. власти), прекратилось. Т.к. никакой связи с Москвой при немцах не было, Автономная Церковь, формально не являясь самостоятельной, фактически была независима от Москвы. Параллельно с этим украинские националисты-самостийники при покровительстве некоторых архиереев "Польской Церкви" создали Автокефальную Церковь, под управлением митроп. Поликарпа (Сикорского) в которую в "сущем сане" были приняты уцелевшие клирики самосвяты - рукоположенные иерархией "митрополита" Василия Липковского. С этой конфессией владыка Леонтий никогда не имел ничего общего, хотя в "Словаре русских епископов" митроп. Мануила (Лемишевского), утверждается, что он "в сане епископа перешел в поликарповскую ориентацию". Также никогда епископ Леонтий не подчинялся варшавскому митроп. Дионисию. Когда владыка Леонтий, приехав в Варшаву, узнал, что митроп. Дионисий, у которого владыка Леонтий остановился, находится в общении с автокефалистами, то отказался с ним служить. Митрополит, узнав об этом, прислал к нему священника сказать: нам надо помещение - пожалуйста, освободите48. Архимандрит Вениамин вспоминает о том, как произошла хиротония владыки: "Городской голова, все духовенство Житомирщины и окрестностей собрали списки подписей под прошением, чтобы архимандрита Леонтия хиротонисали во епископа. О. Леонтий говорит, что я не приму посвящения до тех пор, пока владыка схи-архиепископ Антоний не даст своего благословения, и поехал в Киев к своему авве49. Об этом узнали украинские автокефалисты и донесли немцам, что в Киев приехал шпион, и о. Леонтия арестовали, он сидел несколько недель, и могли его даже расстрелять, т.к. в то время много не разбирались. Но киевляне, знавшие о. Леонтия, стали протестовать и требовать его освобождения, указывая, что арестован он совершенно незаконно. Владыка Антоний приказал ему подчиниться избранию". С первого дня после хиротонии владыка Леонтий управлял Житомирской епархией, с титулом Бердичевского. Первоиерарх Украинской Церкви, митроп. Алексий (Громадский), носил титул экзарха Украины, митрополита Волынского и Житомирского. Ожидали, что он должен переехать в Киев на столичную кафедру, но подходящего момента все не было - война. Временно туда был послан епископ Пантелеимон Харьковский (впоследствии Буэнос-Айресский - сост.). Владыку Леонтия хиротонисали с титулом епископа Бердичевского, викария Волынской епархии, по избранию житомирской паствы и для Житомира. Но т.к. митроп. Алексий не хотел сразу же переезжать в Киев, он назначил туда митр. Пантелеймона, который до этого был его представитель в Житомире. Если бы митр. Алексий переехал в Киев, то тогда он бы, вероятно, назначил управляющим Волынской епархией епископа Пантелеймона, и тот переехал бы в Житомир, а владыка Леонтий тогда занял бы Бердичевскую кафедру; он с 1-го дня хиротонии был послан в Житомир, но с тем, что его титул будет Бердичевский. Владыке Леонтию - новорукоположенному епископу, не могли сразу же дать такую ответственную кафедру. После того, как в 1943 г. украинцы-бендеровцы убили митроп. Алексия, все остались без изменений на своих местах. Возглавил Украинскую Церковь епископ Пантелеимон. В Житомире, при немцах, открыли 6 храмов, и один из них власти отдали самостийникам. Владыка протестовал. "Но немцы вели политику, чтобы все были довольны - у вас есть 6 храмов, дайте один им. Владыка Леонтий говорит - не могу, какой палец ни отрежьте, мне больно. Ему говорят - отдайте какой самый бедный, неустроенный, разрушенный большевиками. Это был Крестовоздвиженский храм, его и отдали самосвятам, туда раз в месяц приезжал из Винницы священник. Владыка Леонтий служил только по-церковнославянски. Иногда, в зависимости от того, где он служил, он проповедовал по-украински"50. Представление о том, в каком состоянии находился Житомир после отступления коммунистов, дает сводка немецкой тайной полиции от 18 июля 1941 г., текст которой приведен в труде В.И. Алексеева и Ф. Ставру "Русская Православная Церковь на оккупированных территориях". В районе Житомира,- говорится в сводке, - появление немцев сопровождалось открытыми религиозными собраниями с участием большого количества молодежи. Церкви в городе разрушены или превращены в склады. Город после отступления большевиков опустел почти наполовину. В Житомире первая церковная община была создана немецким военным священником, католиком. Городская кладбищенская церковь стала сначала католической церковью; затем, заметив, что богослужение похоже на польское, верующие перестали посещать ее. Епископ Леонтий, которого война застала в Житомире, еще будучи архимандритом, организовал в городе православный приход. В этой же работе приводятся цитаты из книги д-ра Фредерика Хейера "Die orthodoxe Kirche in der Ukraine von der 1917 bis 1945" (Cologne: R. Muller. 1953), в которой говорится, что если до революции в одной только Житомирской епархии насчитывалось 800 православных приходов, то перед II-ой мировой войной во всем Советском Союзе их оставалось всего несколько сот. Но к 1943 г. в Житомирской епархии насчитывалось уже примерно 300 приходов, подчиненных Украинской Автономной Церкви. Для их обслуживания было найдено 30 старых священников; около 200 священников, прошедших краткие богословские курсы, было рукоположено владыкой Леонтием51. К Владыке постоянно приезжали делегации из епархии, просили священников. И вот, находили бывших псаломщиков или людей, имевших достаточную церковную подготовку, царских офицеров, например. Почти год владыка служил почти каждый день, т.к. за литургией можно рукоположить только одного священника и одного диакона. В архиве историка В.И. Алексеева хранится письмо епископа Леонтия, подтверждающее данные Хейера об открытии 300 приходов автономной Церкви. В том письме владыка сообщает также о том, что во вновь открытом Богоявленском монастыре было 10 человек братии, да еще 10 желали поступить, но не могли из-за запрета оккупационных властей. В женском монастыре в г. Овруче было 45 монахинь, в Любарском монастыре - 15, да еще в двух скитах по 10 монахинь. "Церковный подъем во время кратковременного пребывания некоторых территорий под германской военной оккупацией, т.е., когда Церковь временно стала свободна от большевистского ига, - пишет владыка в "Воспоминаниях", - подтвердил, что православный народ сумел сохранить в своих духовных катакомбах Православную веру, чистую, не засоренную советским налетом. Это испугало советскую власть и она пошла на новую провокацию, создав патриархат и поставив патриарха, чтобы при помощи этого церковного подъяремного искусственного аппарата продолжать бороться с Православием и религией вообще. Но веры из глубины народной души советская власть вытравить не сможет, и еще большим пламенем ее озарится наша земля, когда спадут коммунистические оковы". На оккупированных территориях немцы не позволяли сноситься с Русской Зарубежной Церковью, однако, владыке как-то удалось установить связь с Ладомировой. Владыка Леонтий был первый из русских священнослужителей, переживших на родине большевистское иго и вступивших в общение с Братством преп. Иова Почаевского на Карпатах, его корреспонденции за подписью епископ N-ский помещались в "Православной Руси" (см., например, от 2/15 июля 1942 г., №13-14) и в "Летописи Церкви" (см. приложение №3), составлявшейся в 1943 г. архимандритами Серафимом и Нафанаилом, когда издание "Православной Руси" было временно запрещено. Последний прислал Владыке утешительное письмо. Владыка очень хотел посетить братство в Ладомировой, но сделать это ему не удалось. Однако, будучи в Вене, владыка познакомился с его настоятелем, архим. Серафимом (Ивановым), и впоследствии посещал братию, переехавшую в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилль. Истерзанная большевиками Малороссия постепенно возвращалась к церковной жизни. На второй день праздника Богоявления в 1943 г., к соборной площади сошлись крестные ходы со всех 6 храмов и потом пошли по главной улице "на Иордань", на реку Терек. Народу, наверное, было 30-40 тыс., - крестному ходу не было видно ни конца, ни края. Было создано епархиальное управление. Когда было возможно, Владыка объезжал приходы епархии. В 1942 г., при одном из таких посещений, в Овруче, где жил раб Божий Иоанн Вознюк (будущий архим. Вениамин), состоялось его знакомство с владыкой. Там организовался женский монастырь, где было 45 монашествующих, и Иоанн посещал каждое воскресенье монастырский храм, поэтому монахини его знали. Когда приехал владыка Леонтий, они рассказали ему об Иоанне, и один прихожанин представил его владыке, который сразу же пригласил его в Житомир. Впервые 18-летний Иоанн приехал туда под Крещение 1943 г., а потом, спустя приблизительно две недели, снова приехал, и с тех пор и до самой смерти владыки был у него в духовном послушании51а. В августе 1943 г. неизвестные лица забрали из собственного дома в г. Владимире Волынском епископа Мануила (Тарновского), бывшего 2-м викарием Волынской епархии, вывели его в лес и повесили. В выпущенной бендеровцами листовке указывалось, что епископ Мануил казнен за измену своему народу. Владыка Леонтий был в то время 1-м викарием Волынской епархии52. Вспоминает о. Вениамин: "Насколько я знаю, во время войны на владыку покушений не было. Были подкидные письма, угрожавшие смертью в случае, если к такому-то сроку не будет внесена огромная сумма на какой-нибудь партизанский отряд. Когда владыка стал получать такие письма, то он со мною уехал в Киев. Партизан везде полно было. Как-то мы поехали в одну деревню служить, потом из деревни крестным ходом пошли в лес, чтобы там, на источнике освятить воду, надо было идти несколько километров. Когда мы шли крестным ходом, то крестьяне нам говорят: тут на крестном ходе половина - партизаны. Так что, если хотели, то беспрепятственно убили бы. Не только партизаны, но и немцы расправлялись со священниками. Вот, один клирик владыки совершал богослужение в храме в рабочий день. Немцы говорят: не смей служить, должны все идти на работу, - а он служил, так его избили почти до полусмерти палками. Владыка старался избегать того, что можно было бы назвать политикой, но большевиков он обличал; если бы он против немцев стал говорить открыто, то его на следующий день повесили бы, не считаясь с тем, что он архиерей. Однажды немцы требуют от него воззвания к народу на определенную тему. Владыка обдумывает каждое слово и пишет: по нашим грехам Господь наказывает страну, народ, мы теряем близких, народ должен каяться. И выходит, что виноваты и мы, и большевики, и немцы. Немцам это не нравится, а владыка говорит: я другое не могу написать - меня партизаны убьют. Так что приходилось "ходить очень опасно". Война такая была, что шутить нельзя было: или с одной стороны смерть, или с другой. Владыка Леонтий имел фотографии общих могил расстрелянных большевиками в Виннице, где тысячи людей лежали в ряд и родные приходили их опознавать. Владыка Евлогий совершил их общее захоронение. Когда владыка Леонтий и я уезжали из Варшавы, большевики уже были на другом берегу реки, а немцы нас не выпускают, так что в любой момент большевики могли нас захватить, тогда владыка Леонтий все сжег, т.к. чувствовал: если схватят и увидят фотографии - расстреляют на месте"53. 1 нояб. 1943 г., в годовщину смерти схи-архиепископа Антония (впоследствии день прославления св. прав. о. Иоанна Кронштадтского), о. Вениамин был рукоположен в иеродиаконы, за два дня до этого он был пострижен владыкой Леонтием в малую схиму.
Примечания
1) Епископ Леонтий Парагвайский, "Мой дневник", 1-я тетрадь, рукопись, селение Капитан Миранда, Парагвай, 1949 г. Встречающееся не соответствующее действительности указание на рождение владыки в 1907 г. было сделано им из-за необходимости уменьшить свой возраст. 2) Там же. 3) Там же. 4) Там же. 5) Там же. 6) Там же. 7) Там же. 8) Там же: "Удивительно хорошо (Митрополит Антоний) произносил проповеди, но служил совершенно не музыкально, как обычно, не в тон, не имея слуха". 9) Там же. 10) Там же. 11) Там же. 12) Беседа составителя с архим. Вениамином (Вознюком), Великий пост 1993 г. 13) Там же: архим. Вениамин рассказывает об этом так: он приехал в семинарию, куда его назначили инспектором, и встречается в коридоре с этим Джугашвили. Он спрашивает - кто такой, - а ему говорят, - такой-то, исключен за свое поведение (сцена исключения И. Джугашвили архиеп. Антонием отобразилась на картине придворного художника Бродского). 14) Архиепископ Леонтий "Воспоминания" (1917-1944 гг.), машинопись, прибл. 1950-60 гг. 15) Там же. 16) Там же. 17) Там же. 18) Там же. 19) "Мой дневник", 1-я тетрадь: иерод. Гордий скончался мученической смертью. Он, по благословению, определился сторожем к Свято-Троицкой церкви и поселился в пономарке, где был заколот св. копием, когда шайка разбойников взломала церковные двери и стала грабить храм. 20) Там же. 21) Архиепископ Леонтий, "Воспоминания". 21а) Епископ Леонтий Парагвайский, "Мой дневник", 3-я тетрадь, рукопись, с. Капитан Миранда, Парагвай, 1950 г., февр. 22) Там же. 23) Епископ Леонтий Парагвайский, "Мой дневник", 3-я тетрадь: Н. Клюев был усердным прихожанином Николаевского единоверческого храма. Думал о монашестве, если бы, по его словам, были условия на то. Он часто посещал о. Леонтия на подворье и подписал подаренный ему сборник стихов: "Земному ангелу в день его небесного ангела". 24) Архиепископ Леонтий, "Воспоминания". 25) Там же. 26) И. Андрушкевич, "In memorian", "Наша страна", Буэнос-Айрес, 4 июля, 1972 г. 27) Епископ Леонтий Парагвайский, "Мой дневник", 3-я тетрадь. 27а) Беседа составителя с архим. Вениамином (Вознюком). 28) Там же. 28 а) Там же: "В этот период времени, среди других преосвященных, жил в Даниловом монастыре и митр. Серафим (Чичагов), которого недавно освободили из заключения но, по-видимому, по какой-то от власть имущих договоренности. Ибо архиеп. Феодор (Поздеевский), узнав, что митроп. Серафим поселился в Даниловом монастыре, как мне в Даниловом поведал наместник Тихон, писал, между прочим, следующее: "Дедушка Серафим по-видимому начать портиться "". 29) Там же. 30) Архиепископ Леонтий, "Воспоминания". 31) Епископ Леонтий Парагвайский, "Мой дневник", 3-я тетрадь. 32) С. Шульц мл., "Храмы Санкт-Петербурга история и современность", "Глагол", СПб, 1994 г. 33) В статье монаха Амвросия (Сиверса) "Истоки и связи Катакомбной Церкви в Ленинграде и области" (машинопись, СПб, 1993 г.), говорится, что схи-архиеп. Антоний (кн. Абашидзе) Таврический "с 1925 г. проживал в Киев, окормляя грузинскую паству. Организатор Грузинской Катакомбной Церкви. Ее первоиерарх в 1926-43 гг.". 33а) Беседа составителя с архим. Вениамином (Вознюком). 34) Архиепископ Леонтий "Воспоминания". 35) Там же. 36) Там же. 37) Там же. 38) Там же. 39) Беседа составителя с архим. Вениамином (Вознюком). 40) А. Даров в статье "Юбилей служения и подвига" ("Новое рус. слово", 1966 г.) указывает, что владыка работал на каменоломнях в с. Высокая Печь на Житомирщин. Проверить достоверность этого сообщения у составителя не было возможности, тогда как остальные сведения, содержащиеся в этой статье, которые удалось проверить, не подтвердились. 41) Архиепископ Леонтий "Воспоминания". 42) Там же. 43) Там же. 43а) Там же. 44) Там же. 45) Там же. 45а) Анна Ильинская "Церковь гонимая", "Литературная учеба", М., янв-февр. 1995 г. 46) Архиепископ Леонтий "Воспоминания". 47) А. Ростов "Исповедник", "Наша страна" 13 июня 1971 г. Проверить достоверность этого сообщения у составителя не было возможности, тогда как остальные сведения, содержащиеся в этой статье, которые удалось проверить, не подтвердились. 48) Беседа составителя с архим. Вениамином (Вознюком). 49) О. Вениамин вспоминает, что о. Леонтий старался все делать с согласия схи-архиепископа Антония, почитая его не просто как епископа, но как святого. О. Леонтий рассказывал о многих случаях прозорливости владыки Антония. Еще до прихода немцев, во время, когда неизвестно было, где ты проснешься утром - у себя или в тюрьме, владыка Антоний заставлял его сдавать зачеты профессорам. - Зачем? - спрашивал о. Леонтий, - завтра, может быть, арестуют и расстреляют, кому это надо? - владыка Антоний говорил - никто не знает, что завтра будет, промысл Божий неизвестен. Поэтому подчиняйся, сдавай. (Беседа составителя с архим. Вениамином /Вознюком/). 50) Там же. 51) В. Мосс указывает, что Григорий (Секач), впоследствии схи-митрополит Катакомбной Церкви Геннадий, был рукоположен в 1943 г. владыкой Леонтием во пресвитеры и назначен на приход ("A Ray of Holy Russиa"; The Life of Hieroconfessor Schema-Metropolitan Gennady /Sekach/ by Vladиmir Moss /Ms/). 51а) В письме митроп. Анастасию от 7 сент. 1949 г. епископ Леонтий пишет по поводу переезда в Канаду: "Надо выслать три визы: мне, о. Вениамину и послушнику Феодору. Я их не покину никогда, и они со мною не расстанутся, особенно о. Вениамин. Он мне верен при всех обстоятельствах. Так мне и заявил, с родины - и до гроба". 52) Александр Свитич, магистр богословия, "Православная Церковь в Польше и ее автокефалия", Буэнос-Айрес, "Наша страна", 1959 г. 53) Беседа составителя с архим. Вениамином (Вознюком).
Ольга происходила из очень знатной семьи, отец был камергером Высочайшего Двора и богатейшим помещиком Украины, и сама девушка стала фрейлиной Их Императорских Величеств и дружила с Императрицей Александрой Федоровной. С рождения у Ольги было всё: любящая семья, богатство, положение в обществе, красота и внимание многих поклонников. А она отказывалась от предложений замужества ради возможности учиться на курсах сестер милосердия и стала второй в истории России женщиной-военным врачом.
К слову о привлекательности, у Ольги было редкое сочетание красоты внешней и внутренней. Кажется, это о ней можно было бы написать:
Когда мне говорят о красоте Восторженно, а иногда влюбленно, Я почему-то, слушая, невольно Сейчас же вспоминаю о тебе.
Когда порой мне, имя называя, О женственности чьей-то говорят, Я снова почему-то вспоминаю Твой мягкий жест, и голос твой, и взгляд.
Было в ее внешности и почти утраченное теперь качество – аристократичность, то, что называется «породой».
Замужество для Ольги явно не было главной целью жизни, но своего единственного она встретила – в 1907 году Ольга Михайловна Иваненко вышла замуж – в 34 года (!) – за барона Петра Врангеля. Известный в армейских кругах повеса с горячим взрывным характером рядом с мудрой тактичной женой, к удивлению друзей, быстро остепенился. Свою «Олесиньку» он обожал.
Надо сказать, барону Врангелю очень повезло – если у всех людей есть Ангел-Хранитель, то у него их было два – Ольга несколько раз спасала его от смерти (в прямом смысле этого слова). Выхаживала, когда он умирал от тифа. А когда его арестовали взявшие Крым красные и приговорили к расстрелу, она заявила, что пойдет вместе с мужем: «Я счастливо прожила с ним всю жизнь и хочу разделить его участь до конца». Муж пытался уговорить ее вернуться, но она не послушалась. По преданию, это так потрясло «судей», что барона отпустили.
Ольга Михайловна Врангель с детьми
Интересно, что «всей жизнью», прожитой с Врангелем, Ольга называла 13 лет, не такой уж большой срок для брака – но без мужа она своего существования действительно не представляла. К слову, на момент ареста у супругов было уже трое детей. Можно удивиться, как Ольга могла, идя на смерть вслед за мужем, забыть о материнских чувствах. Но, учитывая ситуацию в революционном Крыму, она наверняка понимала, что именно вдали от родителей детей будет легче спасти – сама фамилия Врангелей вызывала у большевиков ненависть. Что пережила Ольга в тот день ареста, трудно представить: чуть не расстреляли мужа и брата, а пока она ждала решения их участи, на ее глазах толпа растерзала офицера…
Пока Врангель был «Правителем Юга России», его жену можно было бы назвать «хозяйкой Крыма». Но продлилось это недолго. Очень скоро полуостров взяли красные, и у Крыма появилась новая «хозяйка» – Розалия Землячка. Удивительно: они с Ольгой Врангель были одного возраста, обе – из состоятельных семей (правда, разных сословий и национальностей), с детства были окружены вниманием и заботой и ни в чем не нуждались. Только почему-то Ольга излучала любовь ко всем окружающим, а Розалия – патологическую, практически садистскую ненависть. Первая работала сестрой милосердия, помогала вдовам, инвалидам, беженцам-офицерам. Вторая – расстреливала, а потом и просто топила в баржах в Черном море стариков, детей и беременных женщин… Первую называли Ангелом, партийная кличка второй – «Демон». Но почему одни люди выбирают любовь, а другие – ненависть, – тема отдельного разговора.
Основной заслугой барона Врангеля была очень хорошо организованная эвакуация населения из Крыма перед приходом большевиков. А уже в изгнании Ольга Михайловна полностью посвятила себя помощи эмигрантам. С. Палеолог вспоминал, что среди беженцев только и было слышно: «Ольга Михайловна поможет… напишет… скажет… сделает…». «Никто не мог с таким искренним участием поговорить с простым казаком, солдатом, офицером, ставшим инвалидом, с безутешными матерями и вдовами, как это делала она». А ведь у нее самой болело сердце и о маленьких детях, и о старой матери, нужно было устраиваться в чужой стране, начинать жизнь заново. Впоследствии Ольга Михайловна изъездила всю Америку, собирая средства на помощь беженцам. Ее стараниями были созданы два туберкулезных санатория.
В 1-й день Св. Пасхи в здравнице в Топчидере. 1927 год. Сидят: третий слева - Митрополит Антоний (Храповицкий), третья справа - Ольга Врангель
На фото 1927 года среди военных и духовенства сидит единственная женщина и радостно улыбается. Это Ольга Михайловна. Она вообще часто улыбается на фотографиях (что было не принято в то время), а рядом с ней тоже пытается сдержать улыбку «Черный барон». Ольга Врангель полностью воплотила в жизни фамильный девиз семьи мужа – «Сломишь, но не согнешь». Потрясла, но не сломила ее и его внезапная смерть. Спасая мужа в России, она не смогла сделать этого уже в, казалось бы, безопасной эмиграции. Генерал Врангель неожиданно умер в 50 лет – по мнению семьи и некоторых исследователей, не без помощи агентов НКВД, что, к сожалению, было не редкой участью белых генералов.
После смерти мужа Ольга Михайловна переехала в Америку и умерла в глубокой старости. Похоронена она на русском кладбище Ново-Дивеево рядом с десятками своих соотечественников, с которыми когда-то танцевала на балах, виделась при Дворе и скиталась на чужбине.
Обрела ли Ольга счастье – то пресловутое невнятное состояние довольства и беззаботности, каким его сейчас принято представлять? Думаю, такого счастья у нее не было, но она его и не искала. Она просто занималась любимым делом, дождалась встречи с человеком, ради которого стоило умереть, вырастила детей и помогла множеству людей. Умела довольствоваться малым и забывать о своих бедах ради тех, кому было еще хуже. Баронесса Врангель – Ангел Ольга – всю жизнь отдала самому тяжелому труду, имя которому – любовь.
Из церковных песнопений этого дня. “Се время приближися спасения нашего, готовися вертепе, Дева приближается родити.” “Радуйся, Яже Жизнь рождшая миру Дево Богородице, от Духа Святого, всех на избавление;” “песньми лик ангельский ныне почитает Тебе светлую и неискусомужную Матерь, радуяся ликует рождеством Твоим Пречистая; радуйся надежда православных, радуйся предстательство Тебе поющих.” “Приближается и приходит ныне Господь, ждание языков и спасение мира: уготови вертеп граде Вифлееме, и с волхвы пастырие текуще приспейте.” “Грядет воссияти свет невечерний, сущим прежде помраченным и бедствующим.” “Радуйся вся земля, се Христос приближается в Вифлееме раждаяся: море возвеселися, пророческий сонм взыграй, сбытие зря днесь твоих словес, и вси радуйтеся праведнии.” “Страннообразне Христос во своя приходит: устраним себе грехов, и Сего приимем в кротких душах обитающаго.”...
Мы переживаем особо знаменательное для нашей Церкви время. Не имея своего государства, в котором наш быт складывался бы так, как этого требуют нравственные идеалы русского народа, живя в различных странах, среди различных вероисповеданий, часто даже среди язычников или, что хуже, бывших христиан – ныне безверцев, русские люди вынуждены так или иначе применяться к укладу жизни и к быту тех народов, среди которых Господь их рассеял. Уклад же жизни этих народов есть выявление их нравственных идеалов; он не может не оказывать влияния на быт русских в рассеянии. В каждой стране у русских людей рассеяния вырабатывается свой уклад жизни, свои особые воззрения. А это кладет отпечаток на характер человека и на его внутренний мир. Единственно, что объединяет русских людей – это единство нравственного идеала русского народа, а хранит чистоту этого нравственного идеала – Русская Зарубежная Церковь, иерархи которой объединились в Собор русских заграничных архипастырей независимо от каких либо посторонних политических или материальных влияний.
С 24 по 26 декабря 2014 года в Свято-Никольском женском монастыре (Нью-Йорк, РПЦЗ) проходил ежегодный Молодежный съезд в честь Святого Германа Аляскинского. На Празднике присутствовало около тридцати человек из молодежи, духовенство и родители. В течение трех дней совершались богослужения, все также участвовали в организованных дискуссиях на духовные темы, во время которых участники получили духовное утешение от единомыслия в вере.
В среду участники съезда зачитывали свои доклады. Вначале выступил монах Лазарь из Кресто-Воздвиженского монастыря в Уэлленде (Онтарио, Канада) с темой о стилях православных песнопений восточного и западного обрядов. Затем священник Даниил Месчтер с прихода Св. Иннокентия в Поттстауне (штат Пенсильвания) говорил о значении таинства исповеди. Отец Лазарь призвал своих слушателей к исполнению песнопений на арамейском языке, а отец Даниил - применить свои уроки об исповеди на практике вечером после службы.
После вкусной трапезы все приняли участие во Всенощном бдении в честь св. Германа Аляскинского, память которого Православная Церковь совершает 12/25 декабря. На службе очень мелодично пела молодежь.
В четверг все молились на Божественной Литургии, и многие причащались Святых Таин.
Затем после обеда участники конференции слушали выступление священника Фомы Маррета с прихода Св. Максима в Овего (Нью-Йорк) о практике Иисусовой молитвы. Его доклад произвел большое впечатление на всех присутствующих, в нем говорилось о глубине молитвы и о ее роли в нашей ежедневной духовной жизни; каждый получил для себя большое назидание.
После разговора с протоиереем Фомой число участников присоединилось к прихожанке храма Св. Максима - Христе Габриэле, которая учила всех желающих плести собственные четки.
В тот вечер после ужина священник Николай Чернявский из Свято-Вознесенского прихода в Рочестере (штат Нью-Йорк) общался с молодежью вокруг пылающего костра.
В пятницу, после завтрака, все пришли на последнюю беседу конференции, которая включала обсуждение ислама и его отношение к христианству. Даниил Месчтер (сын о. Даниила) представил слушателям краткое введение об исламской религиозной традиции и обзор мусульманских сект и экстремистов.
После конференции все разъехались по домам, благодаря Бога за еще один прожитый год и замечательный духовный Праздник.
(Большое спасибо Даниилу Месчтеру за репортаж и Николаю Вандалову за фотографии).
Поездка в Кронштадт. Из воспоминаний И. Княгницкого (Извлечено из Истор. Вест. 1900 г.).
На следующий день, утром мы отправились к утрене в собор, где служил батюшка. Мне удалось упросить старосту, и он впустил меня в алтарь. Сослужили батюшке несколько священников. Служба совершалась без всяких затяжек и замедлений. Поминания на проскомидии за множеством их, совершались одним из священников в продолжение всей утрени. Главную часть проскомидии совершал сам батюшка, которому переданы были полученные на его имя телеграммы и письма простые и денежные, в которых страждущие из отдаленных мест просили молитв пастыря, в силу которых они веровали. Некоторые письма, после поминания прописанных в них имен, он откладывал в сторону, а некоторые прочитывал с особенным вниманием и сосредоточенностью и прятал в карман на груди, а вынимал потом для поминания во время пресуществления св. даров. Также поступал и с телеграммами. Литургия окончилась, но еще никого не причащали. После полного окончания литургии батюшка обратился к народу со словом, главное содержание которого - призывание всех к покаянию. Говорил он около часа времени, и речь его дышала искренностью и, как таковая, производила глубокое впечатление на народ. Окончив проповедь, он властным голосом сказал: - Кайтесь все во всех грехах своих без утайки.
Сам же, воздев руки, поднял глаза к небу и начал молиться Господу Небесному о ниспослании прощения грехов грешному народу. Обильные слезы орошали лицо его в продолжение всей молитвы.
Трудно описать волнение, охватившее присутствовавших, и от властного призывания, звучащего приказанием к покаянию, и от этой молитвы человека, страждущего от грехов ближних его. Поднялся общий вопль, все более и более усиливавшийся. Все начали громко называть свои грехи, ибо каждый был занят самим собою и не слушал слов других. Батюшка окончил свою молитву, но плач и крик не прекращались. Он смотрел пристально, то направо, то налево, смотрел на отдаленных, обращался к кому-то со словами: "кайся!" "смотри, не делай больше так!"
От этих его действий народ еще более плакал, так что после продолжительного времени, когда батюшка хотел читать общую, разрешительную от грехов молитву, то не было никакой возможности делать это, и только после нескольких окриков батюшки: "довольно, перестаньте, слушайте молитву!", толпа начала стихать. Изредка раздавались отдельные всхлипывания. Разрешительная молитва была прочитана и началось причащение покаявшихся тремя священнослужителями. Всем хотелось получить Св. Таины из рук батюшки, и потому к боковым дверям мало подходили. Причащение продолжалось часа полтора. По этому можно судить о множестве причащавшихся. Обедня кончилась. Прочитана и молитва после причащения. Батюшка начал разоблачаться в алтаре. К нему подходит юноша лет шестнадцати в гимназической одежде и робко протягивает ему какую-то бумагу.
- Скажите так на словах, чего, вы просите, - сказал батюшка, продолжая свое дело со свойственной ему поспешностью. - За правоучение... не имею... - слышатся отрывочные слова, произносимые шепотом. - Сколько с вас требуют? - Пятьдесят рублей. Батюшка опускает руку в карман, вынимает оттуда деньги, Отделив часть их, он готовится передать просителю, опять-таки, делая это, между прочим, не прерывая прежней работы. Теперь он в первый раз внимательно взглянул на стоявшего перед ним юношу, по щекам которого текли невольно выступавшие слезы, а на лице подергивались от волнения мускулы. Кто знает? Быть может, он уже не в одном месте робко и напрасно подавал свою просьбу и пришел сюда с последней надеждой, при неосуществлении которой должны были разбиться все его мечты о светлой будущности! Если бы ему отказали здесь, то он ушел бы в полном отчаянии. Но его просьбе внемлют без всяких оскорбительных расспросов, без унижения личности дают ему якорь спасения так просто, как будто он попросил какой-нибудь пустяк. Слезы благодарности хлынули из глаз юноши. О, как счастлив тот, кто может исторгать у людей такие слезы! - Успокойтесь, успокойтесь голубчик! Я очень рад, что могу помочь вам.
Батюшка гладил по голове наклонившегося юношу. Глазам его невольно бросаются короткие рукава гимназического пальто, расползающиеся швы, - и рука, готовая было уже передать просимую сумму просителю, быстро опять опускается в карман и уже после этого удовлетворяет просьбу. Радостный ушел юноша, но вскоре вернулся. Его возвратила боязнь ошибки. В смущении он опять подходит к батюшке, держа еще в руке поданное. - Батюшка! вы ошиблись: тут гораздо больше! - Нет, не ошибся, - отвечает ему тихо батюшка, - то вам на пальто... на книги... Но батюшке не дают с кем-либо долго разговаривать. Он нужен для многих и многих. К нему подошел священник того же Андреевского собора. - Батюшка, - сказал он, - там жена одного псаломщика просит помощи; муж сослан в монастырь на эпитимью, а она с детьми бедствует.
И опять рука привычно опустилась в карман, и через священника передала захваченное бедствующей.
Я поспешил в дом Трудолюбия, чтобы встретить там батюшку, который вскоре туда приехал. Отслужив молебен в общей, он начал ходить по номерам.
Останавливаться в доме Трудолюбия очень удобно, ибо в ваш номер не пускают никого больше. Администрация сама заботится об этом. Батюшка, видимо, куда-то торопился, но нам все-таки удалось задержать его для беседы.
Цель моей поездки в Кронштадт была выполнена, и я поспешил на пароход, боясь опоздать.
Перед самым отходом парохода приехал батюшка, почти каждый день ездивший в Петербург. С большими усилиями и при помощи полицейских он протиснулся сквозь толпу и скрылся в каюте.
В средине пути я поднялся из нижней каюты наверх. Здесь какая-то женщина лежала на диване, страшно рыдая, как бы в бессознательном состоянии. Я подумала, что это у нее от качки, хотя и ничтожнейшей, которая была в этот день, но окружавшие ее объяснили мне другое. Несмотря на то, что батюшка никого не принимал к себе эта женщина как-то добилась того, что ехавшие с батюшкой в одной каюте близкие ему люди упросили его допустить ее для беседы. Сидела она там около получаса и вышла оттуда в вышеописанном состоянии, так, что ей прикладывали даже компрессы на голове, давали валериановые капли...
Наконец, мы прибыли в Петербург. С помощью опять-таки полиции батюшка прошел к заранее ожидавшей его карете и скрылся из виду. Скоро я окончил свои дела и уехал из Петербурга, надолго сохранив в душе впечатление от кронштадтской поездки.
Въ Символѣ Вѣры указанныя свойства истинной Церкви «нераздѣльны и несліянны», каждое изъ нихъ является самодовлѣющимъ. Апостоличность — указываетъ на ея историческую основу: будучи основана Христомъ-Богочеловѣкомъ, Церковь насаждалась и укрѣплялась Апостолами.
По благословению Его Преосвященства, Архиепископа Сиракузского и Свято-Никольского Андроника, с 14 по 16 февраля 2015 года на территории Духовно-просветительного Центра будет проводиться съезд русской православной молодёжи.
Более подробная информация будет опубликована позднее.
В 1930 г. по благословению схиархиепископа Антония (Абашидзе), будущий архиепископ Леонтий, а в те годы иеромонах Киево-Печерской Лавры, посетил Грузию. Владыка Леонтий еще при жизни схиархиепископа Антония почитал его как святого. В своем письме, в редакцию церковно-литературного сборника «Летопись Церкви», выходившем в годы Второй мировой войны в Словакии, архиеп. Леонтий писал: «Он [схиархиеп. Антоний. — Ред.] был моим духовным руководителем и отцом 20 лет. Если, по милости Божией, я есть то, чем вы меня знаете, то только благодаря его воспитанию и мудрому руководству. Проведя меня и иных своих духовных чад через Сциллу и Харибду, он ушел от нас в иной прекрасный мир, оставив нам, умирая, святительское завещание, как хранить чистоту веры и не отходить от единства Христовой Церкви». Это письмо было написано в конце 1942 г., по возвращении владыки Леонтия из Киева, куда он ездил на погребение своего аввы.
В Русской Зарубежной Церкви
В эпохи военных противостояний, смут, во все критические моменты истории России, Русская Православная Церковь занимала исключительное положение, выступая объединяющей общество духовно-нравственной силой.
%20.jpg)
.jpg)
.jpg)
Канун Сочельника
Митрополит Хризостом Аттикийский и Беотийский (ИПЦ Греции) возглавил предпраздничную встречу, посвященную Рождеству Христову, организованную катехизаторами прихода Святого Креста, которая прошла 3 января (н. ст.) 2015 г. в зале муниципалитета Лавреотики Кератеа.
Митрополит Антоний (Храповицкий)
13 декабря (ст. ст.) 1836 года на 81 году жизни почил сном праведника преподобный Герман Аляскинский.
Протоиерей Сергий Щукин 
А.В. Псарев
Ольга происходила из очень знатной семьи, отец был камергером Высочайшего Двора и богатейшим помещиком Украины, и сама девушка стала фрейлиной Их Императорских Величеств и дружила с Императрицей Александрой Федоровной. С рождения у Ольги было всё: любящая семья, богатство, положение в обществе, красота и внимание многих поклонников. А она отказывалась от предложений замужества ради возможности учиться на курсах сестер милосердия и стала второй в истории России женщиной-военным врачом. 
С 24 по 26 декабря 2014 года в Свято-Никольском женском монастыре (Нью-Йорк, РПЦЗ) проходил ежегодный Молодежный съезд в честь Святого Германа Аляскинского. На Празднике присутствовало около тридцати человек из молодежи, духовенство и родители. В течение трех дней совершались богослужения, все также участвовали в организованных дискуссиях на духовные темы, во время которых участники получили духовное утешение от единомыслия в вере.
ЛИЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ОБ О. ИОАННЕ КРОНШТАДТСКОМ
По благословению Его Преосвященства, Архиепископа Сиракузского и Свято-Никольского Андроника, с 14 по 16 февраля 2015 года на территории Духовно-просветительного Центра будет проводиться съезд русской православной молодёжи. 
