ИПЦ Греции: Праздник Прп. Матроны на острове Хиос. ФОТО

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 02 ноября 2016. Категория: ИПЦ Греции.

20 октября/ 2 ноября 2016 г. с большой торжественностью ИПЦ Греции отпраздновала память прп. Матроны Хиосской на острове Хиос.

Накануне совершалась праздничная Вечерня в одноименном монастыре в Халандри, а в сам день Праздника Божественная литургия прошла в церкви Св. Матроны в Хиосе, которую совершил Митрополит Хризостом Аттикийский и Беотийский вместе с игуменом монастыря Святых Отцов - архимандритом Афанасием и священником Матфеем. 

По окончании литургии состоялся крестный ход вокруг храма с иконой святой Матроны. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Источник

Печать E-mail

Интернет-Собор: Выпуск от 2016.10.29. О прошедшем Архиерейском Соборе (ВИДЕО)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 01 ноября 2016. Категория: РПЦЗ.

Очередной выпуск информационно-аналитической программы, посвящённый прошедшему Архиерейскому собору.

Гости студии Архиепископ Георгий и Митрополит Агафангел. Автор и ведущий игумен Мефодий.

Печать E-mail

Памятник культурной жизни Киева начала ХХ века: поэтический альбом схиигумении Софии (Гринёвой)

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 31 октября 2016. Категория: Российская Православная Церковь.

Письменные памятники минувших эпох нередко приот­кры­вают завесу над целым пластом культуры. Таков поэтический аль­бом преподобноисповедницы Софии (Гринёвой), схиигуме­нии Киевского Покровского монастыря, жившей в конце XIX – пер­вой половине XX века. Альбом хранится в личном архиве род­ственников одного из послушников игумении Софии, кото­рые любезно предоставили его нам для изучения и публикации. В настоящее время находится в печати полное издание альбома, мы же предваряем его выход в свет обзорной статьей о преподобно­исповеднице Софии и созданном ею альбоме.

Впрочем, нельзя в полной мере назвать схиигумению Софию создательницей, творцом этого мозаичного сочинения. Альбом представляет собой сборник стихов разных авторов, собранных под одной обложкой игуменией Софией и объединенных раз­мышлениями о Боге. Это цельное большое произведение словес­ного искусства, составленное заботливым собирателем в тради­циях русских дворянских альбомов, которые велись дворян­ками как полудневник-полусборник автографов современных по­этов. Но настоящий альбом более приближен к дневнику, выра­жен­ному поэтически. Перелистывание этого альбома доставит чита­телю удовольствие тихого размеренно-молитвенного чтения и погружения в культуру конца XIX – начала XX века. Альбом явля­ется уникальным образцом этой, невозвратно ушедшей от нас, культуры.

София Евгеньевна Гринёва родилась в 1873 году в Москве в семье юриста. Семья много раз переезжала, и когда Софии ис­полнилось семнадцать, Гринёвы жили в Киеве. София росла об­щительной, веселой, очень одаренной и глубоко верующей де­вушкой. Она имела незаурядное музыкальное дарование, и про­фессора Киевской консерватории, в которой училась будущая игумения, пророчили ей блестящую карьеру оперной певицы. Но Господь судил иначе.

Однажды после занятий София не побереглась, простудилась, опасно заболела и вследствие этого совершенно потеряла голос. Горе молодой талантливой девушки было велико, сколько ни трудились самые лучшие врачи, пытаясь помочь обретению го­лоса, все было тщетно; более того, болезнь усугублялась, так что родные начали опасаться за жизнь Софии и по совету врачей ре­шили отправить ее на лечение в Швейцарию. Перед дорогой де­вушка пожелала провести несколько дней в небольшой оби­тели. Там здоровье Софии вдруг резко ухудшилось, и к ней при­гласили священника для последней исповеди и Причастия…

Нам не дано знать, какие молитвы возносила тогда больная к Богу, но эти молитвы были горячи и искренни, ибо Господь со­творил с ней чудо: проснувшись на утро, София неожиданно об­рела голос, заговорила, и после этого начала быстро поправ­ляться. Однако о возвращении в мир после этого не было и речи. Девушка избрала для себя иноческий путь.

Побывав в нескольких монастырях, желая найти тихую оби­тель, София и несколько ее духовных сестер поселились возле одной запущенной церкви в Калужской области. Они основали там обитель в честь находившейся в церкви иконы Богородицы «Отрада и Утешение». Матушка София обладала особым талан­том привлекать людей к Богу, собирать их вокруг себя и устраи­вать жизнь приходящих по заповедям Божиим. За несколько лет обитель стала довольно известным монастырем с организованным при нем детским приютом и гостиницей для частых гостей и па­ломников. София Гринёва единодушно была выбрана настоя­тельницей этого монастыря. Сергий Нилус, переписывавшийся с матушкой Софией и питавший любовь Христову к ней и ее мо­настырю, оставил потомкам воспоминания о чудной настоятель­нице и об обители, которая очень запала ему в душу.

«Не монастырь, – пишет он, – даже еще и не община. Смирен­ное это общежитие жен и дев, пожелавших уневестить себя Хри­сту, а в нашем сердце ему отведено такое обширное место, что хоть бы и великой лавре впору. Такова сила и власть любви, жи­вущей и управляющей этой обителью в лице ее настоятельницы, человека исключительной духовной красоты и разума Христова, и едино­душных с нею и единонравных сестер ей о Христе Иисусе» [1].

Во время жизни в обители «Отрады и Утешения» матушка Со­фия установила прочную связь с Оптинскими старцами, осо­бенно же – со старцем Нектарием. Сестры обители нередко бы­вали в Оптиной, обращались к старцам за советами, переписыва­лись с ними. Часто приезжала в Оптину и сама настоятельница, считавшая Оптинских старцев своими духовными наставниками и руководителями.

В конце декабря 1912 года матушку Софию неожиданно для нее назначили настоятельницей большого общежительного По­кровского монастыря в Киеве. Это назначение очень огорчило матушку, которая срослась душой со своей обителью, и стоило ей многих слез.

Покровский монастырь был одним из крупнейших в Рос­сий­ской империи. Его основательницей была Великая княгиня Алек­сандра Петровна, во инокинях Анастасия. Ею при обители был устроен целый комплекс благотворительных учреждений: боль­ница с домовой церковью, церковноприходская школа для дево­чек, приют для сирот и бедных детей, приют для слепых и неиз­лечимых больных, бесплатная амбулаторная лечебница, ап­тека с бесплатной выдачей лекарств, странноприимная [2].

Великокняжеская семья уделяла много внимания монастырю и нередко сюда приезжала. И этим монастырем должна была теперь управлять молодая, энергичная, но чрезвычайно го­рюющая о своей маленькой обители матушка София.

Она быстро вошла в доверие сестер, ее полюбили «и ка­приз­ные старушки, и приютские дети […], ее приход вызывал всюду восторг и ликование», – вспоминает Елена Александровна Нилус, бывавшая у матушки в Киеве [3].

На долю молодой игумении выпали самые тяжелые годы в жизни обители. Вскоре началась Первая мировая война, и неза­медлительно монастырские больницы были преобразованы в ла­зарет для больных и раненых. После Февральской революции, вынужденного отречения от престола Императора Николая II и октябрьского переворота произошло крушение всех устоев мона­стырской жизни.

Предположительно в это время, до 1930-го года, матушка Со­фия приняла постриг в великую схиму, но, к сожалению, точ­ную дату пострига, а также информацию о том, кто его совершил, пока не удается восстановить.

В 1923 году, когда в Киеве прочно установилась советская власть, Покровский монастырь был передан обновленцам, а игу­мения София – «уволена от исполнения обязанностей» [4] настоя­тельницы монастыря. После этого матушка София, духовник оби­тели протоиерей Димитрий Иванов и часть сестер Покровского монастыря переехали в село Ирпень под Киевом [5], где обитель тайно просуществовала до 1937 года.

Когда в 1927 году митрополит Сергий (Страгородский) обнародовал Декларацию о лояльности к советской власти, мно­гие архиереи, священники, монашествующие и миряне отказа­лись подписать ее. В Русской Церкви произошло разделение на «сергиан», подписавших Декларацию, и «иосифлян», последовав­ших за Петроградским митрополитом Иосифом (Петровых), не подписавшим Декларации и возглавившим духовную оппозицию. Начались гонения на иосифлян, которым пришлось уйти в цер­ковное подполье. Схиигумения София и часть монахинь Покров­ского монастыря, близких к матушке, примкнули к иосифлянам и с тех пор вынуждены были скрываться и служить тайно [6].

Архиепископ Леонтий Чилийский, очевидец того времени, вспоминал: «Владыка Иосиф [Петроградский] принял на себя, как митрополит, всех отделившихся от митрополита Сергия и потому их стали называть иосифлянами, а оставшихся – сергиа­нами. Как в Петербурге были отделившиеся, так были и в Киеве. Среди них протоиерей Димитрий Иванов, наш Покровский мо­настырь, мать игуменья София с приближенными 20 сестрами, о. протоиерей Виктор, настоятель Александро-Невской церкви, о. Анатолий Жураковский, о. Л., настоятель Покровской церкви, и один про­фессор Академии. Не откладывая, сестры Покровского монастыря себе избрали в игуменьи мать казначею, старицу 75-ти лет Анто­нию, а матушка София приобрела себе дачу вблизи Ки­ева в дач­ном месте Ирпень, там устроила церковь и при ней нахо­дились сестры и о. Димитрий Иванов» [7]. Катакомбная община в Ирпене просуществовала несколько лет: днем дача имела вид обычного загородного дома, а ночью центральный зал превра­щался в храм, в котором совершалось богослужение. Настоятелем тайного храма был отец Димитрий, поселившийся там же со своей семьей.

Первый раз схиигумения София была арестована еще в 1924 году – на шесть недель [8]. Настоятель храма в Покровском монастыре отец Димитрий Иванов разделил с матушкой горькую участь и также отбывал заключение.

В тюрьме матушка тяжело заболела и была отправлена для вы­здоровления в с. Ирпень. После 1927 года, когда начались го­не­ния на «иосифлян», матушка, скрываясь от нового ареста, взяла себе чужой паспорт и без прописки поселилась в Ирпене по улице Толстовская, 10, у прихожанки Ирпеньской катакомбной общины Елены Бабенко. Здесь схиигумения София прожила до 1931 года, ежедневно опасаясь нового ареста. «Иосифляне» не по­сещали открытых «сергианских» храмов, молились по домам и старались поддерживать общение между собой. В доме на Тол­стовской улице, где жила матушка София, совершались тайные ночные богослужения, собирались верующие для бесед с матуш­кой, сюда приезжали многие гонимые священники и монахи, ми­ряне, не признавшие Декларацию митрополита Сергия, здесь они окормлялись и имели возможность прича­ститься Святых Христо­вых Таин, как вспоминает об этом Елена Юрьевна Концевич [9].

В 1931 году накануне праздника Покрова Пресвятой Бого­ро­дицы схиигумению Софию арестовали в последний раз. Это слу­чилось в Ирпене в доме на Толстовской улице, 10, где прожи­вала тогда матушка у прихожанки Ирпеньской катакомбной об­щины Елены Бабенко, и где совершались тайные богослужения. Жив­ший в том же доме матушкин послушник, 17-летний юноша Ми­хаил Нечитайленко, вспоминал, что вечером после богослу­жения матушка вдруг отправила его и еще нескольких обитателей этого дома, в том числе иеромонаха Савву, на ночь к разным зна­комым. Каким-то чудесным образом ей удалось предвидеть, что в эту ночь произойдет арест, и спасти своих близких от этой уча­сти. Уходя, они видели некий огненный столп, прошедший сквозь крышу дома, в котором оставалась матушка. А наутро от хозяйки дома узнали, что схиигумению арестовали, и все поняли, от чего она их уберегла [10].

Матушке предъявили обвинение в контрреволюционной дея­тельности.

На допросе схиигумения София отвергла это обвинение, но подчеркнула, что на коммунистическое течение смотрит как на течение антихристианское, которое враждебно христианским идеям.

Преподобноисповедницу первоначально приговорили к вы­сылке в Казахстан, но потом смягчили наказание, разрешив ей жить в центральной части России, однако запретив проживание в Украине и в столичных городах [11]. По воспоминаниям членов Ир­пеньской общины, смягчение приговора произошло стараниями одного прихожанина. Сохранилось лишь его имя – Калинник. Он со своей женой собрал довольно крупную сумму денег и заплатил одному из чиновников, чтобы приговор был смягчен [12]. Так посту­пали древние христиане, подкупая стражников, пронося мучени­кам еду, лекарства, выкупая их тела после мучений и т.п.

До 1933 года схиигумения София жила в Путивле, ли­шенная общения со своими сподвижниками. Она многократно писала письма в органы ГПУ с просьбой разрешить ей вернуться на прежнее место жительства [13]. Письма оставались без ответа. В до­срочном освобождении из высылки матушке отказали.

Ирпеньская община просуществовала без матушки еще не­сколько лет, окормляемая в разное время разными священни­ками. Но как бы потаенно они ни жили, в 1937 году община была рас­крыта.

Схиигумения София выехала в село Покров Ростовского (ныне Жуковского) района Московской (ныне – Калужской) обла­сти. Со свойственной ей дружелюбностью и привлекательностью ма­тушка быстро расположила к себе общину верующих в этом селе. С их помощью был обретен дом для проживания схиигуме­нии и выехавших с нею сестер. Природная доброта преподобно­испо­ведницы настолько располагала к себе окружающих, что в любом месте своего пребывания матушка оказывалась в кругу доброжела­телей и проповедовала Христа.

Преподобноисповедница преставилась в 1941 году, мирно отойдя ко Господу на 69-ом году жизни. В последние свои ми­нуты на земле матушка, как и всегда, была окружена любящими ее людьми. Русская Зарубежная Церковь в 1981 году причислила игумению Софию (Гринёву) к лику Святых Новомучеников и Ис­поведников Русской Церкви, Украинская Православная Церковь Московского Патриархата канонизировала преподобноисповед­ницу Софию в 2012 году.

Матушка оставила потомкам свой архив. В тридцатых го­дах она, опасаясь новых арестов, передала его одному из прихо­жан катакомбного Ирпеньского храма, семнадцатилетнему юноше, своему послушнику Михаилу Нечитайленко, будущему священ­нику Катакомбной Церкви. Михаил Да­нилович, после ареста и ссылки схиигумении Софии, поддержи­вал с нею связь по пере­писке. От него и попал к нам альбом ма­тушки. Можно предполо­жить, что альбом был для святой игуме­нии постоянным спутни­ком, и она очень дорожила им; недаром, опасаясь ареста, позабо­тилась о его сохранности.

В 1998 году В.В. Шумило, собирая материалы о приходах Ка­такомбной Церкви на Украине, обнаружил в архиве Михаила Да­ниловича этот альбом, после чего началось изучение рукописи и подготовка ее к публикации.

Прежде чем рассказать о содержании альбома, сделаем не­сколько предварительных замечаний общего характера. Альбом писался приблизительно с 1904 по 1911-13 годы. Начиная записи, схиигумения София сделала указание: «Несколько стихотворений, написанных мною в 1902-м, 1903-м, 1904-м годах». Первые стра­ницы, таким образом, – это ретроспективная запись написанных ранее произведений. О том, что альбом был начат именно в 1904 году, может свидетельствовать выгравированный на обложке год: «1904». Очевидно, поначалу матушка не собиралась записы­вать сюда чужие стихи: на первых страницах помещены только ее ори­гинальные произведения. Затем более размашистым почер­ком, то есть быстро, сделаны записи чужих стихотворений. Именно в этот момент авторский поэтический сборник превра­щается в тра­диционный альбом XIX века, в который заносится все интересу­ющее, и свое, и чужое. Сложно установить точные даты написа­ния тех или иных стихотворений, большей частью схиигумения София не подписывает их. Рассчитанный на личное пользование, альбом не нуждался в таких условностях, как дати­ровка. Прибли­зительно с 1910 года автор начинает датировать свои стихи и, бо­лее того, тщательно подписывает авторов, а под своими стихо­творениями ставит собственную подпись. Круг авторов, чьи стихи появляются в альбоме, к 1911 году становится очень широким, и матушка сама чувствует необходимость ориги­нальные стихи под­писывать и датировать.

Тем не менее, вопрос об авторстве некоторых стихотво­рений остается открытым. Неоднократно в альбоме встречаются стихо­творения, которые никак не подписаны, но на самом деле явля­ются произведениями малоизвестных авторов XIX-XX веков. Среди друзей матушки Софии были поэтически одаренные люди, стихи которых она записывала в альбом. Имена этих людей не всегда удается восстановить, поэтому при публикации стихов мы лишь предположительно некоторые произведения указываем как сочиненные преподобноисповедницей Софией.

Перелистывая поэтический альбом матушки Софии, с са­мой первой его страницы, с эпиграфа, ловишь себя на странном ощущении: вдруг начинают всплывать в памяти стихи известных русских поэтов. Читаешь эпиграф – а вспоминается Лермонтов… Почему? Эпиграф к альбому звучит так:

Так я прошу Твоей любви

С слезами жаркими, с мольбою

Так чувства лучшие мои

Я изливаю пред Тобою.


Это четверостишие очень близко к последней строфе из­вестного стихотворения М.Ю. Лермонтова «Нищий»:

У врат обители святой

Стоял просящий подаянья

Бедняк иссохший, чуть живой

От глада, жажды и страданья.


Куска лишь хлеба он просил,

И взор являл живую муку,

И кто-то камень положил

В его протянутую руку.


Так я молил твоей любви

С слезами горькими, с тоскою;

Так чувства лучшие мои

Обмануты навек тобою! [14]


Стихотворение Лермонтова посвящено девушке, отверг­шей любовь лирического героя. Для описания внутреннего состо­яния героя поэт использует сюжет из Евангельской проповеди – ка­мень, данный вместо просимого хлеба: «Котораго же вас отца воспросит сын хлеба, еда камень подаст ему?» [15] Лер­монтовский герой как бы отвечает на этот риторический вопрос: да, нашелся такой человек, который дал камень вместо хлеба, – это моя воз­любленная. Пылкий юношеский ум не скупится на сравнения.

Схиигумения София берет за основу своего эпиграфа по­след­нее четверостишие лермонтовского произведения и переде­лывает в нем одну – последнюю – строчку: «Обмануты навек то­бою» – «Я изливаю пред Тобою». Кроме того, она вносит еще одну едва за­метную поправку: пишет слово «Ты» с заглавной буквы. В итоге стихотворение становится обращенным к Богу, меняет свой смысл. Матушка София как бы прочитывает дальше евангельский подтекст: «Аще убо вы зли суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, кольми паче Отец, иже с небесе, даст Духа Святаго про­сящим у Него?» [16] Схиигумения словно говорит: люди бывают от­вергнуты, подобно лермонтовскому ге­рою, потому что не у того просят. Нужно просить у Того, Кто всегда любит и не отвергает никогда. Эта мысль прочитывается в эпиграфе благодаря двум возникающим за ним подтекстам: лер­монтовскому и Евангель­скому. Она становится основной идеей всего поэтического аль­бома: все самые лучшие, чистые чувства человеческого сердца здесь посвящены Богу и никогда не бывают отвергнуты Его лю­бовью.

Таких стихотворных уподоблений и переделок в альбоме очень много, именно из-за них возникает странное ощущение постоянного припоминания чужих стихов, своеобразного про­свечивания через одно произведение – другого.

Ярким примером этого «просвечивания» может служить стихо­творение, адресованное Всеволоду Александровичу Верхов­цеву. Верховцевы, глава семьи которых был устроителем знамени­той Екатерининской железной дороги, были очень набожны и осо­бенно почитали Покровский Киевский монастырь, где и запо­ве­дал себя похоронить Александр Аполлонович Верховцев, отец Всеволода. Знакомство же с матушкой Софией продолжалось еще со времен ее пребывания в обители «Отрада и Утешение». Стихо­твороение, адресованное Всеволоду Александровичу, очень ко­ротко и является почти дословным воспроизведением нескольких строк А.Н. Апухтина. У матушки оно звучит так:

Скажи, когда из вражеского стана

Ты убежишь, израненный боец,

Из власти тьмы прельстившего обмана

Полуживой спасешься, наконец?

В твоей груди ни злобы нет, ни лицемерья

На труд любви и жертвы ты готов…

Обитель Чистого, святого Утешенья,

Прими разбитого под свой Смиренный Кров!


По сравнению с апухтинскими строками изменения здесь очень невелики. У Апухтина в поэме «Год в монастыре» читаем:

О, наконец! Из вражеского стана

Я убежал, израненный боец...

Из мира лжи, измены и обмана

Полуживой я спасся наконец!

В моей душе ни злобы нет, ни мщенья,

На подвиги и жертвы я готов...

Обитель мира, смерти и забвенья,

Прими меня под твой смиренный кров! [17]


Матушка София совсем иначе воспринимает монастырь, нежели А.Н. Апухтин, для нее это не «Обитель мира, смерти и забвенья», а «Обитель чистого, святого утешенья». У преподобно­исповедницы был совсем не тот опыт знакомства с монастырем, что у лирического героя Апухтина, и все же сходство с апухтин­ским произведением настолько сильное, что, думается, в этом есть свой смысл. Читая такое произведение, В.А. Верховцев, его адре­сат, не мог не вспомнить содержание поэмы Апухтина.

Поэма написана в виде дневника молодого человека, который вдруг, ничего не сказав родным, пришел в монастырь и ревностно взялся за послушания. На первых порах он воодушевлен, весел и искренне радуется монастырским распорядкам и общению со свя­тыми старцами. Но через некоторое время выясняется, что не свя­тые побуждения подвигли его оставить мир, а сложные взаимоот­ношения с любимой женщиной. Мысли об этом все сильнее овладевают умом несчастного послушника, и через год, накануне своего пострига, он получает письмо от этой женщины и решает позорно бежать из монастыря. Совесть останавливает его, но те­перь уже монастырь кажется ему какой-то жуткой карой, мертвен­ным склепом, в котором он будет обречен доживать свои дни, не живой и не мертвый. Автор хорошо описывает помутненное страстное состояние героя, его душевные муки, страдания от неверия. Они кажутся еще страшнее оттого, что несколькими строками выше герой был упоен чистотой монастырской жизни и восхищался своей новой обителью.

Эта печальная история из модной в то время поэмы Апухтина должна была живо припомниться Всеволоду Александровичу, ко­гда он получил матушкино стихотворение. Оно призывало моло­дого человека вернуться в Церковь, от которой он отпал в юно­шеские годы и теперь мучается, как герой апухтинской поэмы. История Всеволода Александровича очень трогательна и знаме­нательна для раскрытия характера преподобной Софии.

Всеволод Александрович рос благочестивым и очень веселым человеком. В юношестве общение с высшим светом, увлечение «передовыми» идеями и начало стремительной карьеры совер­шили переворот в душе Всеволода. Он стал исповедовать атеизм, порвал отношения с глубоко верующей матерью и постепенно превратился в замкнутого, душевно страдающего и, наконец, нервно больного человека. Его мать, тяжело переживая отпадение сына, однажды решила вместе с дочерью провести зиму в обители «Отрада и Утешение». В это самое время приехавший домой Все­волод Александрович никого не застал и был вынужден для встречи с родными поехать в монастырь. Там он познакомился с игуменией Софией. Последняя, узнав историю Всеволода и уви­дев на его лице отображение тяжелых душевных переживаний, очень жалела молодого человека и горячо молилась о его обра­щении. Молились об этом и все сестры обители, которые со вре­менем также узнали о его душевной трагедии и успели полюбить его за порядочность и доброту. У матушки Софии даже стояла на столе фотография Всеволода Александровича, которую ей пода­рила его мать для усугубления молитв о сыне. Однажды, призвав Всеволода к себе в келью, матушка София при нем приложилась губами к его фотографии и после этого просила исполнить одну ее просьбу. Всеволод, умиленный таким поступком матушки, сразу же согласился. Тогда игумения просила его на всенощной приложиться к святому образу преподобного Серафима Саров­ского так же, как она сейчас приложилась к его фотографии. Все­волод был расстроен этой просьбой, но отказать не смог. Во время всенощной весь храм был свидетелем его глубочайшей внутренней борьбы, с которой он то подходил к иконе, то в не­уверенности отступал. На его лице отражались сильнейшие муки совести, внутренняя борьба была очень велика, и все с замира­нием сердца ждали и надеялись на благополучный исход этой борьбы. И все же сила Божия перемогла, он перекрестился и при­ложился к образу. С этого момента началось его медленное воз­вращение в Церковь. Со временем он стал послушником в одном из мужских монастырей и скончался очень рано, в возрасте 35-ти лет, завершив свой жизненный путь благочестиво, с радостью о Господе [18].

Вопрос об уходе в монашество и о светской жизни не однажды становится темой стихотворных размышлений схиигумении Со­фии, ее стихов-наставлений, стихов-утешений и стихов-писем друзьям и близким. В альбом помещено, как минимум, два стихо­творения, адресованных родной сестре преподобноисповедницы, Марии Евгеньевне Гринёвой-Поповой и являющихся ответом на недоуменные вопросы сестры о выборе иноческого пути. Одно из стихотворений так и называется «Ответ»:

Прости меня! Поведать мне

Моей больной души волненья

И дух молитвы передать

Мне не велит мое смиренье.

Ты поняла – я умерла,

И всё покинувши в том мире,

Я Богу в жертву принесла

И сердца жизнь и звуки лиры.


Прости! Я пред Тобой молчу…

Благослови мое молчанье!

И дай мне Господу принесть

Мое безмолвное страданье.


Сестры Гринёвы были очень близки в детстве и всю жизнь, до отъезда Марии Евгеньевны в эмиграцию, поддерживали связь. Когда в тридцатых годах матушка София чудом получила ве­сточку о сестре через Елену Концевич, она бесконечно радова­лась об известии и скорбела о разлуке с любимой Машенькой [19]. Скорбела она и о том, что сестра избрала иной путь. Мария Евге­ньевна опубликовала одно из стихотворений матушки Софии, адресованное ей. Это стихотворение матушка не стала записывать в альбом в том виде, в каком отдала его сестре. В публикации Ма­рии Евгеньевны оно звучит так:


МОЕЙ СЕСТРЕ

Любила ль Ты Христа всей силой помышленья?

Стремилась Ты к нему в надежде и с тоской?

Просила ль Ты Его в слезах и умиленьи

Той силою любви, высокой и святой?

Тобой любимый свет Тебя втянул без спора,

Ты не смогла понять в нем жизни пустоты,

И над Твоей головкой непокорной

Летели мимо лучшие и светлые мечты.

Ты сознавала ли, что у Тебя две силы

Боролись трепетно в измученной груди:

Одна – на небеса к Нему Тебя манила,

Другая – не смогла подняться от земли.


Думается, это стихотворение было написано до 1904 года, по­скольку, начиная записи в альбоме, схиигумения София первым записывает именно его, но – в расширенном и переделанном ва­рианте. В альбоме это уже не просто обращенное к сестре стихо­творение, а стихотворение-размышление о сути монашеской жизни. В альбоме в этом произведении матушка не столько сожа­леет об избранном сестрой светском жизненном пути, сколько утешает ее словами о Господе, о Его спасительной силе:

ДРУГУ

Любила ль ты Христа? Всей силой помышленья

Звала ль Его к себе слезами и тоской,

Молилась ли Ему порывом восхищенья,

Всей радостью любви высокой и святой?


Искала ль ты Его везде под небесами:

В мерцании луны за дальнею горой,

В глубокий ночи час под кроткими звездами,

В румяном блеске зорь вечернею порой?


Глядя на чудный Лик Господень на иконе

Божественный, благой… ты в сладостной мольбе

Вверяла ли Ему души смиренной долю

И преданность назначенной судьбе?


Ты сознавала ли, что у тебя две силы

Боролись трепетно в измученной груди –

Одна на небеса к Нему тебя манила,

Другая не могла подняться от земли?


Рыдала ль ты пред Ним, в тоске сжимая руки,

Несла ль к Его ногам восторги и цветы

И забывала ли свои земные муки,

Когда младенчески Ему вверялась ты?


О, да! Он нес тебе всегда успокоенье,

Дарил тебе любовь, отраду и покой,

И горе тяжкого и горького сомненья

Блаженно отводил спасительной рукой.


Стихи Матушки Софии просты и бесхитростны, мы не найдем в них каких-то особенных изысков словесного искусства, столь популярных в поэтической среде начала XX века. Мы не найдем в них и того бережного отношения к авторскому праву, к точности написания и воспроизведения, которые характерны для людей, профессионально занимающихся поэзией. Очевидно, поэзия преподобноисповедницы далека от притязаний на то, чтобы «ска­зать свое слово в искусстве», стихи для матушки – это способ раз­мышлений, образ написания писем и изящных посланий друзьям, тип дневниковых записей. Именно поэтому авторское право в поэтическом альбоме не играет никакой роли: стихи переделыва­ются, заимствуются у других поэтов, редактируются, переадресо­вываются, получают новое название. Автор может быть не всегда подписан под стихотворением… Но именно этот способ «сво­бодного стихотворного мышления» составляет особое благоуха­ние альбома, делает его законченным поэтическим произведе­нием во всей полноте мирового литературного опыта, к которому прибегает схиигумения София.

Можно предполагать, что этот способ поэтического мышле­ния, когда одно произведение «просвечивает» через другое, запи­сывается в разных вариантах, редактируется, схиигумения София позаимствовала из православного богослужения. В средневековье, когда создавались основные богослужебные тексты, отношение к авторству принципиально отличалось от современного. На пер­вом месте было создаваемое произведение и его польза для спасе­ния души. За всем этим было совершенно неважно, кто является создателем произведения и кто сколько раз его подправил, пере­писал, переделал в соответствии с назначением. Так возникали произведения поучительного, толковательного и литургического значения. Их авторство большей частью условно, каждый новый переписчик считал возможным исправить неудачный или не под­ходящий по ситуации фрагмент.

То же самое делает со стихами схиигумения София. Так, в сти­хотворении Алексея Степановича Хомякова «Вечерняя песнь», аккуратно переписанном в альбом матушкиной рукой, авторское слово «братья» зачеркнуто и исправлено на «сестры», что вполне соответствует реальности женского монастыря. В стихотворении Владимира Сергеевича Соловьева, чьи стихи матушка не раз впи­сывает в свой поэтический дневник, слова «милый друг» исправ­лены на «нежный друг». Это небольшое исправление так хорошо показывает настроенность матушкиной души, готовой, как Сера­фим Саровский, всех приходящих любить и всем говорить: «Ра­дость моя», «Мой нежный друг». Через исправление одного только этого слова проглядывает нежная женская душа; автор-мужчина, наверное, не вписал бы такого трогательного слова в серьезное стихотворение.

Традиция проникновения одного текста в другой, напомина­ния и редактирования произведений играет большую, можно даже сказать, принципиальную роль в богослужении. Все право­славное богослужение построено на таких текстуальных и музы­кальных уподоблениях, восходящих в своей сути к самому акту создания человека: «И рече Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию» [20]. По подобию с важнейшими праздничными песнопениями пишутся и поются песнопения ме­нее значительных праздников, новые святые в таких богослужеб­ных произведениях намеренно уподобляются древним, известным святым: Иоанн Креститель – Господу Иисусу Христу, святые пре­подобные жены – Марии Египетской и так далее. Уподобление намеренно вводится в службу, когда то или иное песнопение Иоанну Крестителю, например, кондак рождеству Предтечи, по содержанию, структуре и напеву почти полностью, с неболь­шими изменениями, копирует кондак Иисусу Христу на Рожде­ство Христово. Точно также песнопения Кириллу и Мефодию отчасти позаимствованы, но с редакцией, из богослужения апо­столам Петру и Павлу. Это своеобразная подсказка автора службы: относитесь к Иоанну Крестителю как к самому близкому сподвижнику Христа, а к его рождеству как к прообразу Рождества Христова. Или: относитесь к святым братьям Кириллу и Мефо­дию, проповедниками и просветителям славян, как к проповедни­кам Древнего мира апостолам Петру и Павлу. Они также велики и едины, как святые Петр и Павел. Уподобления и напоминания, выраженные на музыкальном уровне богослужения, имеют и тер­мин для своего обозначения – «подобен», так называется напев, указывающий, что послужило образцом для данного песнопения на музыкальном и смысловом уровне. Так, стихиры на Рождество Пресвятой Богородицы подобны стихирам на Благовещение, что указывает на истинный смысл Ее рождества и на Ее великое предназначение; стихиры на погребение человека подобны пес­нопениям Страстной Пятницы и Великой Субботы, что указывает ближним на грядущее воскресение всех умерших и на Того, бла­годаря страданиям Которого мы имеем упование на это воскресе­ние. Примеров можно приводить множество. Вся средневековая литература, все богослужение пронизано уподоблениями, прооб­разами, напоминаниями, и держится на них. Прообразование и уподобление является одним из основополагающих принципов православного мировоззрения.

Думается, матушка София в альбоме использует тот же прин­цип уподобления, «подобна», когда берет за основу чужое стихо­творение, переделывает его в соответствии с обстоятельствами своей жизни. Нередко стихи, адресованные каким-либо поэтом любимой женщине, матушка переделывает в стихи, обращенные к Богу, изменяя при этом лишь написание слова «Ты» (матушка пишет с заглавной буквы) и внося небольшие поправки в текст, как это было показано на примере эпиграфа. Этим преподобная как бы указывает на истинную Любовь – на ту, что подобна зем­ной любви между мужчиной и женщиной, но во много раз выше, чище и значительнее. Как бы подчеркивая параллель и прообра­зовательность между земным браком и тем, как она уневестилась Христу, схиигумения София использует известные стихи великих поэтов для создания новых – о монашеской любви и небесном чаемом браке.

Так, например, схиигумения София берет за основу стихотво­рение Алексея Константиновича Толстого, обращенное к жен­щине:

На нивы жёлтые нисходит тишина;

В остывшем воздухе от меркнущих селений,

Дрожа, несётся звон. Душа моя полна

Разлукою с тобой и горьких сожалений.


И каждый мой упрёк я вспоминаю вновь,

И каждое твержу приветливое слово,

Что мог бы я сказать тебе, моя любовь,

Но что внутри себя я схоронил сурово!


Известно, что А.К. Толстой посвятил эти строки своей жене, Софье Андреевне Миллер. Очень трогательное стихотворение передает тончайшие оттенки чувств искренне любящего сердца: лирический герой упрекает себя за неумение любить и ненужную суровость к любимому человеку, из-за которых он переживает разлуку с возлюбленной. Это тонкое чувство вины и самоукоре­ние очень близко к тому, в каком отношении к Богу обычно ока­зывается верующий человек: и хочет любить, да не умеет, и рад бы слезно молиться и благодарить, но лишь сурово и сухо твер­дит слова молитвы. Взаимоотношения между мужчиной и жен­щиной в этом случае очень похожи, опять же, прообразова­тельно, на взаимоотношения между Невестой Христовой и ее Небесным Женихом, между душой человеческой и Христом. Ве­роятно, именно поэтому схиигумения София переписывает дан­ное стихотворение Толстого в альбом, но не просто переписы­вает, а изменяет, как она это обычно делает, прописную «т» в слове «ты» на заглавную и, таким образом, адресует стихотворение Богу.

Конечно, для прочтения этих поэтических подтекстов: Лер­монтова, Соловьева, Мережковского, Толстого – нужны опреде­ленное литературное чутье и хорошее знание русской и мировой литературы. Но это не означает, что прочтение подтекста обяза­тельно и что стихи схиигумении сколько-нибудь сложны для вос­приятия. Нет, они просты и легки, даже без знаний о каком-либо прообразе стихотворения, о том, что за эпиграфом скрывается Лермонтов, за поэтическим посланием – Апухтин и так далее. Стихи в альбоме доступны любому читателю и настраивают на мирный и молитвенный лад. То же можно сказать и о церковном богослужении, которое имеет бесконечную глубину, множествен­ную символичность и для понимания этого требует колоссальных познаний в области истории, богословия, патристики, искусства и так далее. Но даже без всех этих познаний любого зашедшего в храм богослужение умиляет и настраивает на молитву. Иными словами, альбом матушки Софии – это тоже одна большая мо­литва, в которой на задний план отошли вопросы авторства, точ­ности, редакции. Это общечеловеческое благодарное возношение всей земли к небесам, выраженное, благодаря заботливой собира­тельнице и поэтессе, в стихотворной форме. Такой альбом могла собрать только непрестанно молящаяся душа, для которой весь мир – как храм, все стихи – как молитва, все человечество – как единое воззвание к Богу, вся жизнь – как большое богослужение.

Для XX века такое «богослужебное» отношение к стихам, рас­смотрение всего стихотворного мирового опыта с позиции бого­служебной молитвы, является уникальным и делает альбом схии­гумении Софии неповторимым и единственным образцом ушед­шей от нас навсегда культуры дореволюционной России.

В любом произведении какого-либо автора, как и в речи лю­бого человека, есть несколько слов, являющихся ключевыми и встречающихся чаще всего. Эти слова выражают самую суть че­ловеческой души и способны охарактеризовать главные устрем­ления человека. Если мы задумаемся над тем, какие слова в нашей речи являются наиболее употребительными, мы увидим свой сло­весный портрет и поймем, что для нас главное в этой жизни. Для заботливой матери таким наиболее частым окажется слово «ребе­нок», для увлеченного ученого такими словами будут определен­ные термины, для крестьянина – наименования каких-то предме­тов его хозяйства, для опустившегося человека – соответствую­щие, может быть, бранные слова. И каждый раз эти ключевые слова будут отражать самое главное, что есть в мыслях и в душе человека. В поэтическом альбоме Софии (Гринёвой) тоже есть одно слово, которое присутствует буквально на каждой странице и, следовательно, является главным предметом ее душевных забот. Это слово – Любовь. Матушка почти всегда пишет его с заглав­ной буквы. Все ее основные стихотворные молитвы – либо о стя­жании любви, либо излияние этого небесного чувства. Монаше­ство для нее неразрывно связано с любовью к Богу, к Его творе­нию – человеку, ко всему мирозданию. Она постоянно исполнена чувства благоговейной благодарности Господу за это святое бла­женство – любить.

БОГУ

Люблю Тебя, как солнца свет,

Как радость жизни и блаженства,

Как то, чему сравненья нет

В святыне вечной совершенства.


Как утра нежное дыханье,

Когда, сверкая и горя,

В победном свете ликованья

Встает красавица заря.


Люблю Тебя, Великий Боже,

Отец людей, Царю миров.

Твой Суд и правда мне дороже,

Чем слава тленная рабов.


Тебе души моей стремленье

И думы чистые мои.

В блаженном чувстве откровенья

Как близок сердцу, сладок Ты!


Отрадно мне с Тобой сливаться,

Тобой дышать, Тобою жить,

Надеждой светлой восхищаться

И без конца любить, любить!


«И без конца любить, любить!» – вот то самое главное, к чему стремится святая и о чем радуется ее душа. Это высокое чувство сопряжено у нее с необыкновенной простотой и ощущением близости Господа и Его святых: «Как близок сердцу, сладок Ты!», – пишет матушка София. Кто из нас может вот так просто и ис­кренне сказать, как она: «Люблю Тебя, как солнца свет…» Как бы при жизни находясь среди небожителей, святая игумения с не­обыкновенной открытостью и, можно сказать, с родственным чувством обращается и ко Христу, и к угодникам Божиим, напри­мер, к святой Великомученице Варваре:

СВ. ВЕЛИКОМУЧЕНИЦЕ ВАРВАРЕ

Ты моя сладкая, чистая, нежная,

Светлая зорька моя!

Ранней весною Тебя лишь узнала я,

Сердцем скорей полюбила Тебя.


Что в Тебе было, скажи мне, родимая,

Свет ли божественный жил,

Или Жених Твой, Христос и Спаситель наш,

Душу Твою полюбил?


Только с тех пор за тобою, желанная,

Тихо, покорно иду,

Ручкой лелейною твердо управлена,

Может быть, к Счастью приду.


Там всё любовь и покой совершенства,

Дивные песни небес,

Ликов бесплотных восторг и блаженства,

Тайны высоких чудес.


Живя в Киеве, матушка София часто бывала у мощей Велико­мученицы Варвары, покоящихся во Владимирском соборе, и от­носилась к Варваре как к своей небесной наставнице и руководи­тельнице, ощущала ее постоянное незримое заступничество, ее присутствие где-то рядом, ее понимание и поддержку. Иначе как объяснить этот настоящий порыв нежности и сладкого благого­вения: «Ты моя сладкая, чистая, нежная, светлая зорька моя!» Род­ственное чувство к святой Варваре было настолько сильно, что София называет Варвару «моя», «родимая», «желанная». Сколько умиления и чистой простоты в этих обращениях. С одной сто­роны – совершенно неземное ощущение родства с Великомуче­ницей, а с другой – абсолютное отсутствие высокопарности и эк­зальтации.

Отсутствие экзальтации, простота, умеренность и изящество – вот главные черты, которыми можно было бы охарактеризовать святую игумению, прочитав ее альбом. Но эта характеристика бу­дет несколько внешней, если не добавить сюда самого главного – любвеобильность. Матушка жила стремлением к познанию любви, ее мысли были прикованы к этому, она будто бы всю жизнь искала ответа на вопрос: «Что такое любовь?» Не есть ли это заповеданное нам святыми отцами непрестанное богомыслие и богопознание? Ибо Бог есть Любовь.

В альбом включен отрывок (по-видимому, из одного письма), который лучше всего отражает искания святой исповедницы. Пе­ред нами своего рода поэтическая проза, эссе, в котором Бог или иносказательно скрыт за словом «Любовь», или, что вероятнее, назван одним из Своих имен – по Дионисию Ареопагиту, – назван Любовью.

ЛЮБОВЬ

Как часто я просила тебя – расскажи мне о любви, и ты, наконец, исполнила мое желание. «Любовь, – говорила ты, – это нежная неуло­вимая гостья на Земле. Ее одежды блестящие и сотканы, как лепестки хрупких цветов; ее уборы просты, но исполнены самого тонкого изяще­ства; вся она – чистое духовное благоухание, в котором соединился аро­мат природы и нежные волны всех лучших стремлений. Ее взор, сразу проникающий, очень глубок; редкий кто выдержит ее могущественные токи; ее форма непременно прекрасна, и нежные руки, будто слабые в своих объятиях, бесконечно сильны в безграничной работе; ее взоры све­тятся, как радостные лучи солнца.

Мои святые книги говорят мне, что живет она очень высоко, там, куда не может и не смеет проникнуть неосвященное, неподготовленное сердце, но я чувствую, дитя, как светла, тепла, благоуханна ее родина и как полна непередаваемых звуков дивной музыки. Во всей силе царит она там одна, и никто, поднявшись к ней, не может передать всего очарова­ния, принести сюда все ее величие… Кроме Одного… Кроме Одного…

Однако на Земле и в других лучших мирах чувствую ее живоносное веяние, ее духовно-гармоничный образ и ее глубину. Люди о ней всегда мечтают, воспевают ее в радужных тонах, другие силятся передать ее Царство в сложных, невыразимо грациозных созвучиях, как ты, ее жадно ищут и ждут в жизни все (и тонко-нежные, и грубые души); одни стремятся дать форме хоть искру ее взгляда, и многие, многие бессильно бьются, подымая залитое слезами лицо к небу… Она неуловима, эта любовь… Она далека от всех вне Христа – Великого Бога, явившегося к людям как полное божественное откровение Любви и Истины.

Зачем же она не спускается к слабым людям, это будто эфемерное создание, эта их бесконечная мечта? Разве она сказка или действитель­ный бред обманутого больного сердца? Разве боится она запачкать свои блестящие одежды, измять свою лилейную белизну небесного происхожде­ния или сомневается в силе и власти своего бездонного взгляда?

Милое дитя, она никого и ничего не боится… Она все переносит, во всем возмогает. Покидая свое блаженное Царство, где все напоено ее ды­ханием, она забывает гармонию непередаваемых звуков, теплый ожив­ляющий свет своей Сферы, богатые разнообразные краски, безмятежное счастье высшего существования, она все оставляет, и сходит с высоты…

Посмотрите! Ее руки любовно протянуты, глаза напоены лазурью бесконечного участья и снисхожденья, походка остается легкою, прикосно­венья нежными. И люди встречают ее…

Ее встречает хор насмешек, жестоких слов и унижений, суровые руки безумцев небрежно раздирают ее одежды, не щадят ее стыд, не ща­дят ее терпенье и ее гибкую покорность, ее красивая форма не останав­ливает легкомысленных, они бывают довольны и спокойны, когда забра­сывают ее пылью и грязью своего пути. Мало этого! Они преграждают ее царственное шествие, ей роют ямы, наполняя их острыми кольями, ей сплетаются колючие терния и усыпают дорогу камнями. Униженная, оплеванная и израненная, она тихо поднимает голову и продолжает свой путь. Ей подносят яды в напитках, на нее обрушивается дождь метких стрел, она царственна в своем страдании, не замечая ран, забывая об оскорблениях, исполнена все тех же сладких звуков, благоуханных мо­литв и неистощимой энергии вдохновенья. Отчего же так случается, что ее, божественную посланницу, так встречают люди, о которой про­сили, плакали и пели? Или перестало струиться к ним ее очарованье, как только она подошла к ним близко? И они позабыли ее святую об­ласть? Нет, дитя, люди по-прежнему славят, ожидают и тоскуют о ней, и никто, никто не замечает, что она на земле, что вняла она мольбам исстрадавшегося сердца. Но сходя в чуждый ей мир, она скрыла свои царские покровы под самой простой одеждой, умерила силу своего взгляда, она стала маленькой, тихой, незаметной, нежной, кроткой гостьей и сохранила только высокую идею и святое стремление. Когда пишут, говорят о ней, когда поют и страдают, она становится пред ними и с бесконечной лаской, доверчиво протягивает свои объятия, но ее отталкивают, ненавидят и иногда чуть не проклинают [как] само­званку.

Она же истинная Царица, дитя!

Ей нельзя явиться к нам в царской одежде, т.е. в полной красоте и силе своего духовного образа. Она является нам такой, какой мы можем ее понять, какой мы ранее хотели ее около себя видеть, но всегда она бо­жественная посланница.

Если мы поймем, оценим, приютим ее у себя в смиренном образе, тогда мы почувствуем ее неземное благоухание, постигнем мудрость ее взгляда, великодушие ее сердца и могущество ее благодетельного присут­ствия.

Она поднимает наши усталые сердца, наполняет и ободряет изму­ченные пустые души, очищает измятую земную одежду и утешает надеждой на лучший исход.

Она целует и закрывает наши раны своими легкими прикосновени­ями. И теперь она с нами, ибо она приходит не в буре и смятении жизни, не в горящем пламени, не в роскоши, не в забвении, она всегда в тишине, в кротости, в восторженном обожании, в прощении, в нежной ласкающей дружбе, в духовном смирении, в проникновенном участии и в твоих раскаянных слезах!

Она с Нами, дитя!»

23 декабря 1911 года.


Вот этими мыслями и жила святая исповедница, этими чув­ствами было преисполнено ее сердце: любовь ко всем и скорбь о мире, отвергшем Божию любовь, не умеющем увидеть ее и жить с нею в блаженстве. Отсюда, очевидно, и постоянное желание ма­тушки утешить, приободрить, согреть. Современники вспоми­нают, что вокруг созданной матушкой обители «Отрады и Уте­шения» быстро образовалось целое поселение простого народа, перебравшегося поближе к полюбившейся настоятельнице, к вос­становленному ею храму и помогавшего обители, кто чем может. Небольшая молодая обитель, «нищая», как откровенно пишет о ней С.А. Нилус, просуществовав буквально пару лет и даже не успев еще оформить все необходимые бумаги о владении землей, храмом и о своем существовании, была вынуждена быстро по­строить гостиничные корпуса. Значит, был большой приток па­ломников-богомольцев, которых срочно нужно было где-то раз­мещать. Что же так сильно привлекало людей к этой удивитель­ной игумении, если не излучаемая ею любовь и не утешение, ко­торое она умела дарить людям?

Вот еще одно небольшое прозаическое сочинение, помещен¬ное в альбоме, которое можно было бы назвать «Утешением всех скорбящих и ободрением всех унылых». Это отрывок из пьесы А.П. Чехова «Дядя Ваня», последний монолог Софьи. Напомним, что в пьесе Софья произносит эту речь, обращаясь к своему дяде, главному герою пьесы, и успокаивая его и себя после того. Как обоим становится ясно, что их самые светлые мечты о любви несбыточны, им обоим предстоит скучная и нелегкая уединенная жизнь. Они оба остаются в полупустом доме и видят впереди лишь одинокую старость. Оба плачут во время этого монолога, который звучит не столько утешительно, сколько грустно и безысходно. Однако в момент безысходности Софья вдруг, впервые во всей пьесе, начинает говорить о вечности, о Боге, о Небесном царстве. Именно этот отрывки привлек внимание схиигумении, однако, переписывая его, она оформляет речь Софьи как отдельное произведение, дает ему название, убирает из нее обращения к дяде Ване. Вырванный из произведения, этот монолог утрачивает оттенок безысходности и звучит утешительно и жизнеутверждающе.

МЫ ОТДОХНЕМ

Надо жить! Надо жить! Мы будем жить!

Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам жизнь, будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя… А когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько!

И Бог сжалится над нами, и мы с тобою, милый, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастия оглянемся с умилением, с улыбкой и отдохнем. Я верую, я верую горячо, страстно…

Мы отдохнем! Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка.

Я верую, верую, бедный, бедный, ты плачешь… Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди…

Мы отдохнем! Мы отдохнем! Отдохнем!


Такие слова утешения, взятые из произведения А.П. Чехова, хранила в своем сердце святая игуме­ния для скорбящих и унылых. И не только утешить и приобод­рить, но совершенно изменить душевный настрой человека, пре­вратить его из атеиста в глубоко верующего, из тепло-хладного – в горячего ревнителя о Боге могла матушка София. К ней обра­щались с просьбами вразумить, поговорить, переубедить: матери – неверующих сыновей, жены – мужей-атеистов; известен случай, когда матушка так благодатно подействовала на присланного к ней в обитель священника, страдающего пристрастием к спирт­ному, неблагоговейного, священника по профессии, а не по при­званию, что он совершенно переменился после одного разговора с матушкой. А она, ничего особого ему тогда не сказав, лишь от души посочувствовала одному случившемуся с ним несчастью. И этого искреннего сочувствия было достаточно для того, чтобы человек коренным образом переменил свою жизнь. Сколько же любви было в этом сочувствии?..

Случаи обращения матушкой Софией к вере неоднократны. Один из них заслуживает особого внимания, тем более что он получил отражение в альбоме.

Схиигумения София как-то познакомилась с известным спири­том Владимиром Павловичем Быковым. Он долгое время являлся одним из теоретиков модного в то время спиритизма, написал несколько книг об этом, выпускал регулярные спиритические журналы, состоял в масонской ложе. Иными словами, в возмож­ность обращения такого человека, казалось бы, сложно поверить. Но в результате бесед с матушкой Владимир Павлович обрел пра­вославие и не только отвратился от спиритизма, но издал труд «Спиритизм под судом науки, общества и религии». Впоследствии Владимир Быков стал священником и написал еще несколько книг о православии, в частности, об Оптиной пустыни. Надо ду­мать, это обращение стоило немалых душевных сил матушке Со­фии, в память о нем она переписывает в альбом часть стихотвор­ного письма Владимира Павловича. Оно дышит благоговением к милостивой наставнице, восторгом перед вдруг открывшейся Ис­тиной и радостью о Господе. Завершая письмо, новообращенный пишет: «Вот как я живу, о чем думаю и куда стремится мое сердце. Туда, туда в голубую высь…», – и вдруг снова переходит на стихи:

Где в безбрежном просторе

С родною и близкою душой

Все выше и выше взлетать,

Как в нежно ласкающем море,

Спасаясь в той песни святой;

«Помилуй нас, Боже!» – за ней повторять…


Эти немного экзальтированные, но бесконечно искренние стихи, очевидно, дороги преподобной благодетельнице, по­скольку выстраданы взыскующей Бога запутавшейся душой. Ма­тушка прощает Владимиру Быкову его экзальтацию, не обращает на нее внимания, но аккуратно переписывает его письмо в альбом со всеми сложными эпиграфами, полустихами-полупрозой.

Так любовно она относится ко всем людям, именно этой лю­бовью она приводит их к Богу. Послушник схиигумении Софии Михаил Данилович Нечитайленко, о котором написано выше, вспоминает: «Я очень любил матушку Софию – как Ангела Бо­жия, и она, конечно, этого заслуживала» [21].

Отдельно стоит сказать о тех стихах в альбоме, которые не принадлежат схиигумении Софии и не переделывались ею, а просто были переписаны в альбом по памяти или с листа. Таких стихов очень много. Особенно во второй части альбома, когда он перестает быть ретроспективным и становится своеобразным поэ­тическим дневником матушки. Среди поэтов, стихи которых пе­реписывает преподобная, встречаются Михаил Юрьевич Лермон­тов, Яков Петрович Полонский, Алексей Константинович Тол­стой, Алексей Степанович Хомяков, Константин Константинович Романов, малоизвестные современному читателю духовные поэты конца XIX – начала XX века Елена Федотова, Константин Фофа­нов, Виктор Жуков и многие другие. Обращение к стихам вели­ких русских поэтов свидетельствует о хорошей интеллектуальной и эстетической образованности матушки и вполне сочетается с ее биографией: из аристократической семьи, студентка консервато­рии, подававшая большие надежды. Гораздо удивительнее тот факт, что в альбоме неоднократно встречаются те поэты, которые во времена монашества и игуменства преподобной только начи­нали становиться популярными, едва успевали напечатать свои первые стихи в литературных журналах. В начале XX века восхо­дит на пик своей славы В.С. Соловьев, становится популярным Д.С. Мережковский, печатает свои первые произведения Т.Л. Щепкина-Куперник. Иными словами, уже будучи монахиней и игуменией, матушка София продолжала интересоваться живым литературным процессом, читала популярные литературные жур­налы, общалась с пишущими людьми (давала им альбом для авто­графа). Так, в альбоме помещены стихи, которые в начале века печатались в журнале «Нива», газете «Утро России» и в других из­даниях. В альбом переписан ранний вариант стихотворения «Слова» Поликсены Соловьевой, которого нет в доступных пе­чатных изданиях, поскольку автор в другие сборники давал со­кращенную редакцию произведения. Нужно было жить в русле своей поэтической эпохи, чтобы стать обладательницей ранней редакции стихотворения знаменитого автора, какой тогда стано­вилась П.С. Соловьева. Таким образом, перед нами вырисовыва­ется замечательный портрет преподобноисповедницы: активной, энергичной, нежной, любящей, непрестанно молящейся, забот­ливой и дорожащей своими близкими.

Может быть, этот образ не вполне сочетается с классическими представлениями о монашеском аскетическом житии, о смирен­ном и самоуглубленном молчании, о неспешности упразднивше­гося от мира инока. Это ощущение некоторого несоответствия ригористическим представлениям об иночестве и тем, какою мы видим схиигумению Софию, не случайно.

Действительно, к началу XX века в России сформировался не­кий новый тип монастырей, который, если бы не случилось рево­люции, мы могли бы со временем увидеть во всем блеске благоче­стия. Сейчас же можно лишь констатировать, что к рубежу эпох монашество, особенно женское, вышло в Российской империи на новый этап развития. Монастыри прекратили быть сугубо от­шельническими аскетическими заведениями для молитвенников и нестяжателей, обители начали нести активное социальное и мис­сионерское служение, живо участвовать в жизни своего народа. Самым ярким примером такого служения может быть знаменитая Марфо-Мариинская обитель преподобномученицы Великой Кня­гини Елизаветы Феодоровны. При обители Великая основатель­ница устроила приют для бездомных, лечебницу, лазарет, курсы для девочек. Обитель занималась тем, что подбирала на улицах бездомных детей. Иначе говоря, была организована деятельная христианская помощь всем несчастным и обездоленным, требо­вавшая от основательницы огромного физического и душевного труда. Елизавета Феодоровна, ощущая некоторую новизну, при­внесенную ею в монашеское устроение обители, заботилась о возрождении древнего чина диаконис, который наиболее соот­ветствовал такому активному образу жизни и общения с миром [22].

Преподобномученица Елизавета была в этом не одинока: це­лая волна подобных преобразований охватила тогда русскую мо­настырскую жизнь. При монастырях создавались дома трудолю­бия (вспомним опыт святого праведного Иоанна Кронштадт­ского), лазареты, школы для сирот. Чаще всего это касалось именно женских монастырей, и чин диаконисы действительно стал необходимостью для них. О возрождении этого чина писала еще одна молодая и деятельная игумения – преподобная Екате­рина Леснинская (прославлена во святых Зарубежной Церковью). Она также при монастыре создала приют для сирот, организовы­вала детские праздники, ввела в традицию монастыря заботу об обездоленных детях [23].

В 1909 году в Сергиевом Посаде вышла работа игумении Ека­терины Леснинской «Диакониссы первых веков Христианства» [24]. Игумения Екатерина посвятила работу одной главной идее: чин диаконис необходим нынешнему обществу, он превосходит со­бой монашеский подвиг и является более высокой степенью со­вершенства. Автор довольно резко критикует монастыри тогдаш­ней России за их бездействие, необразованность руководства и насельниц. «Россия, дорогая великая Россия, – пишет игумения Екатерина, – […] неужели в чадолюбивом лоне твоем не окажется ни одной истинно-православной дочери наподобие тех, которых нам уже подарила Церковь [автор имеет в виду диаконис первых веков христианства] […] Нет, много их, […] знают они, что наступили решительные времена, что теперь, может быть, так же, как и тогда, нужны мироносицы, нужны диаконисы» [25]. Сама игуме­ния Екатерина создавала свой монастырь именно как древ­нюю обитель диаконисс – по образу деятельности и социальной активности.

По тому же типу создавала свой монастырь и Великая княгиня Анастасия (Романова) Киевская. Она явилась инициатором созда­ния в Покровском монастыре лечеб­ницы, которая вскоре стала одной из лучших в тогдашней Рос­сийской империи, приюта и прочих богоугодных заведений. Схиигумения София продолжила это дело, активно трудясь над образованием девочек из приюта (они заканчивали земледельче­скую школу при монастыре), обо­рудованию больницы по по­следнему слову медицинской техники. Деятельный подвиг по­мощи всем нуждающимся стал стержнем монастырской жизни.

Всех названных святых: преподобномученицу Елизавету, игу­мений Екатерину Леснинскую, Анастасию Киевскую и препо­добноисповедницу Софию – объединяет несколько общих черт. Это аристократическое происхождение, прекрасное интеллекту­альное и эстетическое воспитание, тяга к красоте природы и слова, забота об обездоленных, особенно же о детях, и активная деятельная монастырская жизнь, каким-то чудом сочетающаяся с подвигом молитвы, поста и уединения. Поясняя суть жизненного принципа диаконисы, Екатерина Леснинская писала: «Монаше­ство для диаконисы было первым условием, необходимым для посвящения в этот сан. Вторым условием было известное образо­вание, известные познания, без которых она, при всем желании, не могла бы не только нести налагаемых на нее рукоположением многочисленных обязанностей, но не сумела бы и приступить к ним [очевидно, игумения Екатерина имеет в виду обязанность диаконисы проповедовать и воспитывать и обучать детей] Третьим условием была полная невозможность вести обособленную, затворническую жизнь, в силу этих же обязанно­стей…» [26].

Работа игумении Екатерины, разошедшаяся по Россий­ской империи большим тиражом, новые «деятельные» обители – Марфо-Мариинская, Леснинская, Покровский монастырь, Трудо­вой дом Иоанна Кронштадского – готовили определенный пере­ворот в жизни русского монашества, которой, может быть, оказал бы значительное влияние на русскую культуру. Этот новый тип женского монашества лишь начинал расцве­тать в начале XX века и, не успев достигнуть вершины – возро­дить чин диаконис, войти в традицию Русской Церкви – он погиб из-за политических ката­клизмов [27]. Мы могли бы увидеть, какие ве­ликие плоды принесет такая деятельность, скольких людей спасет и приведет к Богу, если бы революция не разрушила самые осно­вания той жизни.

Вместе с монастырской традицией погиб и тот пласт культуры, отголоском которого является альбом преподобноисповедницы Софии. Недаром в нем так много стихов религиозных мыслите­лей: что бы сейчас ни говорили о сомнительности их мировоз­зренческих установок, но в наше время не найти ни одного по­добного философа, который бы так привлекал внимание людей к Богу и одновременно писал бы такие глубокие религиозные стихи. Рядом с этими глубокими произведениями в альбоме изобилуют простые, почти сельские стихи на духовные темы. Все это: и религиозная философия, и сельские идиллии, и монаше­ское одеяние и обеты, и экзальтированное письмо Владимира Бы­кова – как-то уживается в любящем сердце матушки Софии, кото­рое вмещает в себя очень многое и очень многих. Здесь нет места холодной и чопорной аскезе, но в воспоминаниях о схиигумении сохранились указания на ее строжайшие посты. Нет места холод­ности, но с ранней юности она дала обет безбрачия. Нет места скудости красок, но с молодости она в черном монашеском одея­нии. Ее сердце намного больше и выше всех этих внешних стро­гостей, оно где-то очень близко к Богу, ко всевмещающей Любви.

***

Приведенные сочинения схиигумении Софии цитируются по единственной дошедшей до нас рукописи, о которой говорилось вначале. За помощь в составлении биографической справки о преподобной Софии мы искренне благодарим инокиню Киев­ского Покровского монастыря Наталию (Кацаренко). За помощь в компьютерном наборе стихов выражаем благодарность Юлии Одинец.


ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Нилус С.А. Полное собрание сочинений: В 5 т. – М.: Сибирская Благозвонница, Город, 2009. – Т. 4: На берегу Божьей реки: За­писки православного. Часть I. 1910 год. – С. 631.

[2] См. подробнее: Преподобная Великая княгиня Анастасия Киевская: Жизнеописание основательницы Киево-Покровского женского мона­стыря. – К.: Свято-Покровский женский монастырь, 2010.

[3] Концевич Е. Схиигумения София, Настоятельница Покров­ского Монастыря в Киеве. – Форэствиль, Калифорния: Свято-Ильинское издание, 1976. – С. 23.

[4] ЦГАООУ, г. Киев. Автобиография схиигумении Софии (Гриневой): Ф. 263. – Оп. 1. – Д. 460. – Л. 18-22. (Далее – Автобиография Софии Гринёвой).

[5] Концевич Е. Схиигумения София… – С. 23.

[6] См. подробнее: Шкаровский М.В. Иосифлянское движение в Киеве в первой половине 1930-х годов: Священник Димитрий Шпаковский и епископ Дамаскин (Цедрик) // Труди Київської Духовної Академії. – 2011. – № 14. – С. 204-222.

[7] Цит. по: Концевич Е. Схиигумения София… – С. 25.

[8] Автобиография Софии Гриневой: Ф. 263. – Оп. 1. – Д. 460. – Л. 18-22.

[9] См. Концевич Е. Схиигумения София… – С. 35.

[10] Воспоминания Михаила Даниловича Нечитайленко, послушника схии­гумении Софии (Гринёвой): Аудиозапись. – Архив В.В. Шумило.

[11] ЦГАООУ, г. Киев. – Ф. 263. – Оп. 1. – Д. 460. – Л. 43.

[12] Воспоминания Михаила Даниловича Нечитайленко.

[13] ЦГАООУ, г. Киев. – Ф. 263. – Оп. 1. – Д. 460. – Л. 46.

[14] Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений: В 5 т. – М., Л.: Академия, 1935-1937. – Т. 1: 1828-1835. – С. 142.

[15] Матф. 11:11.

[16] Матф. 11:13.

[17] Апухтин А.Н. Сочинения. – М.: Тип. А.С. Суворина, 1896. – С. 2.

[18] См. подробнее: Милосердия Божие: Из воспоминаний Н.А. Верховцевой // Даниловский благовестник. – 1998. – № 9. – С. 102-106.

[19] Игумения София Покровского монастыря города Киева: Воспомина­ния родной сестры Марии Евгеньевны Поповой (урожденной Гринёвой) // Православная жизнь (Джорданвилль, США). – 1956. – № 1. – С. 10-15.

[20] Быт. 1:26. 

[21] Воспоминания Михаила Даниловича Нечитайленко.

[22] См. подробнее: Миллер Любовь. Святая мученица Российская Великая княгиня Елизавета Федоровна. – Frankfurt am Main: Посев, 1988.

[23] См. подробнее: Преподобная Екатерина Леснинская: Наставница совре­менного женского монашества. – Provemont: Свято-Богородицкий Леснинский монастырь, 2010.

[24] П.Е. [Послушница Екатерина]. Диакониссы первых веков христи­анства. – Сергиев Посад: Типография Св.-Тр. Сергиевой Лавры, 1909.

[25] Там же. – С. 49.

[26] Там же.

[27] Номинально проект о возрождении чина диаконисс был одобрен Святейшим Синодом в 1908 году и рассматривался на Поместном Соборе 1918 года, но по политическим причинам указ о возрождении чина не был приведен в исполнение. Исключением стала Марфо-Мариинская обитель, проведшая в жизнь служение диаконисс, иногда даже без монашеского пострига, еще до решения Синода.

Источник

Печать E-mail

РПЦЗ: Для Австралии рукоположен епископ Мельбурнский Иоанн (ФОТО) (+eng)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 30 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

Согласно Постановлению Архиерейского Собора, 30 октября, за воскресной Божественной Литургией, Митрополит Агафангел и Архиепископ Георгий рукоположили игумена Иоанна (Шмельц) в сан епископа.

Перед хиротонией, после часов, совершен чин исповедания веры игумена Иоанна, в ходе которого он принес Присягу на верность и послушание Архиерейскому Синоду РПЦЗ.

Епископ Мельбурнский Иоанн будет викарием Председателя Синода РПЦЗ Митрополита Агафангела.

***

ROCA: Ordination of Bishop John

According to the Decree of the Council of Bishops, on October 30th, at the Sunday Divine Liturgy, Metropolitan Agafangel and Archbishop George ordained Abbot John (Smelic) to the rank of bishop.

Before the ordination, after the hours, the rite of confession of the faith of Abbot John was performed, during which he took the oath of allegiance and obedience to the Synod of Bishops of the ROCA.

Bishop John of Melbourne will be the vicar bishop of the Chairman of the Synod of ROCA, Metropolitan Agafangel.

Печать E-mail

Память святого мученика Лонгина сотника

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 29 октября 2016. Категория: Православная Церковь.

Со́тник Лонги́н — римский воин, центурион (сотник), который пронзил копьем ребра распятого Спасителя (Ин. 19:34) и от истекшей крови и воды получил исцеление больных глаз (по преданию, римский сотник Гай Кассий Лонгин страдал катарактой. Во время казни Христа кровь брызнула ему на глаза, и Кассий исцелился).

Кроме того, он в составе стражи был свидетелем воскресения Иисуса Христа у Гроба Господня. Имя Лонгин предположительно произошло от латинизированного греческого слова греч. λόγχη — копьё.

Святой мученик Лонгин сотник, римский воин, нес службу в Иудее под началом прокуратора Понтия Пилата. Во время казни Спасителя отряд, которым командовал Лонгин, стоял на страже вокруг Голгофы, у самого подножия святого Креста.

Лонгин и его воины были свидетелями последних мгновений земной жизни Господа, великих и страшных знамений, явленных по смерти Его: землетрясение, затмение солнца, открывшиеся гробы и восставших из них мертвецов и распадение камней.

Он был так поражен увиденным, что хотя и не имел никакого понятия о Священном Писании, пророчествах о Христе, но внезапно уразумел истину и от всей души уверовал в Господа и всенародно исповедал, что «воистину – это Сын Божий» (Мф.27:54, ср.: Лк.23:47, Мк.15:39). Вместе с Лонгиным уверовавали во Христа и два другие воина.

После казни и погребения Спасителя Лонгин со своим отрядом был приставлен Пилатом к Гробу Господню.

Здесь воины сподобились видеть Пресветлое Христово Воскресение, когда Господь Своим чудным восстанием навел на стражу ужас (Мф.28:2,4).

Тогда Лонгин и два воина окончательно уверовали во Христа, и сделались проповедниками Воскресения Христова, – ибо они возвестили Пилату и архиереям обо всем происшедшем. Архиереи и старейшины, устроив совещание, дали воинам денег, чтобы они утаили о воскресении Христовом и сказали, что ученики Христа, пришедши ночью, украли Его, когда они спали (Мф.28:11-13). Однако Лонгин денег не взял и утаить чуда не захотел, но еще усерднее стал свидетельствовать о Нем, и свидетельство его было истинно.

Уверовав в Спасителя, воины приняли Крещение от апостолов и решили оставить службу.

Лонгин покинул Иудею и отправился с проповедью о Христе Иисусе, Сыне Божием, на свою родину, в Каппадокию. За ним последовали и два его соратника. Лонгин открыто проповедовал о Христе, что Он есть Истинный Бог, и что он, Лонгин, был самовидцем животворящей смерти Его и воскресения. Пламенное слово подлинных участников великих событий в Иудее всколыхнуло сердца и умы каппадокийцев; христианство стало быстро распространяться в городе и окрестных селениях.

Узнав об этом, иудейские старейшины убедили Пилата направить в Каппадокию отряд воинов, чтобы убить Лонгина и его сподвижников. Посланный отряд прибыл в родное селение Лонгина; бывший сотник сам вышел навстречу воинам и привел их в свой дом. За трапезой воины рассказали о цели своего прибытия, не зная, что хозяин дома – тот человек, которого они ищут. Тогда Лонгин и его сподвижники назвали себя и просили изумленных воинов, не смущаясь, исполнить свой долг воинского повиновения. Воины хотели отпустить святых и даже советовали им бежать, но сподвижники отказались это сделать, проявив твердую волю принять страдания за Христа. Святые мученики были обезглавлены, и их тела погребены там, где завещали святые, а отсеченные головы отправлены к Пилату. Пилат приказал бросить головы мучеников на мусорную свалку вне стен города без погребения.

Лонгин Сотник почитался в русском народе как целитель глазной болезни, почему в «Сказании о святых» ему была назначена особая молитва о «прозрении ослепших очес и исцелении от болезни». Основою для этого верования относительно мученика Лонгина, очевидно, послужило записанное в житии этого святого обстоятельство, совершившееся при обретении его честной главы. Одна слепая женщина из Каппадокии, христианка, пошла поклониться святым местам в Иерусалиме, чтобы помолиться там об исцелении от слепоты. Во сне ей явился святой Лонгин и сказал, чтобы она нашла его голову и погребла ее. Слепую проводили к свалке. Коснувшись головы мученика, женщина прозрела. Она благоговейно отнесла честную главу в Каппадокию и там погребла.

Православная церковь почитает Лонгина как мученика и совершает его память 16/29 октября.

Церковь Святого Августина, Рим, Италия

Десница святаго мученика Сотника Лонгина покоится в сокровищнице Базилики святого Николая Мирликийского в г. Бари (Италия).

Серебряный ковчег с мощами мученика сотника Лонгина в Бари

Копьё Лонгина (Копьё Судьбы) — пика, которую римский солдат Лонгин вонзил в подреберье Иисуса Христа, распятого на кресте. Является одним из орудий Страстей Христовых.

В Ватикане в Соборе святого Петра хранится наконечник копья Лонгина и установлена статуя святого, созданная Лоренцо Бернини.

Копье Лонгина является от одной из самых почитаемых христианских реликвий.

ие

Свою трансформацию в Копьё Судьбы копьё сотника Лонгина пережило в Средние века. Апокрифические сказания превратили копьё, освящённое Распятием Христа, в могущественный "магический" артефакт, обладающий сверхъестественными качествами "сам по себе".

Сформировалось предание, что изначально Копьё принадлежало внуку иудейского первосвященника Аарона и затем, переходя от владельца к владельцу, приносило каждому удачу, победы и могущество. Якобы до Распятия Копьё принадлежало царям Давиду и Ироду Великому, а потом, столетия спустя, переходило от одного великого человека к другому. В разное время копьем Лонгина, по преданию, владели Константин Великий, императорЮстиниан, Карл Мартелл, король готов Теодорих I, Карл Великий и другие великие личности. Таким образом, Копьё Судьбы стало восприниматься как залог непобедимости, что сделало его весьма желанным объектом поисков.

На самом деле, существует несколько вариантов, где находится Копьё Судьбы, равно и как несколько артефактов, претендующих на статус святыни.

Для католиков вроде бы главным претендентом должно быть копьё, хранящееся в Ватикане, в Базилике Святого Петра. Именно эта реликвия, которая была привезена в Рим из Парижа в XVIII столетии, католической церковью считается Копьём Лонгина. Считается, что это копье оказалось в Риме после падения Константинополя.

Очень похожее копьё находится в Кракове, настолько похожее, что ватиканское и краковское копьё учёными считаются копиями. Правда, существует путаница, какое из них было оригиналом, а какое источником – разные исследователи называют то ватиканское изготовленным в III веке, а краковское изготовленным в IV столетии, то наоборот.

Гораздо больше вопросов вызывает армянский претендент на звание Копья Судьбы – это хранящееся в Эчмиадзине (современное название Вагаршапат, Армения) копьё, которое, по уверениям армянских СМИ, датируется I веком нашей эры. Правда, непонятно, откуда берутся сведения о подтверждённой датировке, потому что Армянская церковь отказывается предоставлять реликвию для проверки возраста, аргументируя это тем, что если святыня обладает чудодейственными свойствами в силу веры в неё людей, то проверять её подлинность почти святотатство. А о случаях исцеления людей при обращении к святыне в Армении есть свои свидетельства.

Сторонники мнения о том, что Копьё Лонгина находится в Армении, говорят о том, что сюда его принёс апостол Фаддей, и умерший здесь мученической смертью. Более того, сообщается о том, что в 2010 году британские учёные, исследовавшие Туринскую плащаницу, обнаружили на отпечатке тела след от раны, сходной с той, что описана в Евангелии. Рана эта была нанесена особым видом копья, которое было на службе у тяжело вооружённых легионеров римских гарнизонов по всей Империи. При сравнении отпечатка раны на Туринской плащанице и Копья Лонгина в Армении, по информации армянских СМИ, было установлено соответствие не только типа раны и копья, но и размер – в обоих случаях он составил 4,5 сантиметра.

Однако в современной медийной культуре Копьё Судьбы прочно ассоциируется с четвёртым претендентом – копьём, хранящимся в Вене (Копьё Святого Маврикия).

Хотя оснований для этого ещё меньше, чем в случае с ватиканским или краковским копьями – экспертиза показала, что копьё не могло быть изготовлено раньше VII столетия. Более того, что до середины X века этот артефакт почитался как принадлежащий христианскому святому Маврикию. Но после того, как император Священной Римской империи Оттон I в 955 году одержал победу при Лехе над венграми в день памяти Святого Лонгина, копьё было «повышено в звании».

 

Тропарь мученика Лонгина сотника, глас 4

Мученик Твой, Господи, Лонгин,/ во страдании своем венец прият нетленный от Тебе, Бога нашего:/ имеяй бо крепость Твою,/ мучителей низложи,/ сокруши и демонов немощныя дерзости./ Того молитвами// спаси души наша.

Печать E-mail

Из истории Шанхая: Фотографии 19 века

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 28 октября 2016. Категория: История.

Редкие фотографии 19-го века из Шанхая английского фотографа Вильяма Сандерса были представлены в Лондоне на первой публичной выставке, посвященной его работам.

Молодая женщина стоит рядом с кантонской (Гуанчжоу) напольной вазой и держит только зонтик от солнца.

Такие не обмотанные (лентами - ред.) ноги и косынки были характерны для женщин Гуанчжоу в то время. Шанхай не только привлекал иностранных бизнесменов, но и иммигрантов из других частей Китая. Фотографы девятнадцатого века отмечали красоту женщин из Гуанчжоу.

 

Эта женщина и девочка, как видно, из провинции Киангсу (Jiangsu) Шанхайской области. Их прически типичны для этого региона, и их обмотанные ноги указывают, что бинтование ног практиковалось среди более широкого круга социальных классов, чем принято считать.

Зонтики, которые были принадлежностью знати в древнем Китае, были в моде в Шанхае в конце династии Цин. 

Сандерс пытался представить разнообразные региональные стили, которые сходились в международном китайском городе.

 

Сандерс был очарован традиционными китайскими технологиями, по его мнению, предшествовавшими подобные изобретения на Западе.

На этой фотографии два человека сидят на традиционной тачке, типичной для конца династии Цин, с мотором от автомобиля. Водитель стоит на задней панели. Напористые взгляды трех мужчин показывают их уверенность перед объективом камеры, которая была относительно редким явлением в то время в Китае.

Женщина на этом портрете, хотя и одета в традиционное шелковое платье Гуанчжоу, сидит в кресле западного стиля в профиль, в западном фотографически композиционном портретном формате.

Хотя Шанхай является огороженным китайским городом, многие китайские родственники его жителей предпочитают жить в иностранных поселениях. Так началось смешение культур, которые сформировали открытость Шанхая для иностранного влияния. 

 

По словам Сандерса, женщина на этом портрете является жительницей Шанхая, носящей типичное весеннее платье. Она согласилась сфотографироваться, но только с обмотанными ногами.

 

На этой фотографии изображен продавец метелок из перьев.

Сандерс предполагал, что перья были получены от поваров, которые чистили птиц от их оперений. В девятнадцатом веке в Шанхае мелкие торговцы, как продавцы метелок, часто предлагали свои изделия во время прогулок по улицам города.

Это поразительный групповой портрет труппы китайских актеров в сложных костюмах. 

На этом портрете человек, одетый как чиновник династии Цин, уверенно смотрит в сторону камеры, его левая рука придерживает нюхательную бутылку на столе. Весьма необычно, что человек здесь выглядит несколько расслабленным, как будто он улыбается.

Сандерс на этой фотографии показывает, как водитель тачки, типа такси, смог разобрать его конструкцию, чтобы избежать уплаты налогов, взимаемые за колесные транспортные средства, пересекающие определенные мосты.

То, что на первый план было выведено транспортное средство, закрывающее личность его владельца, говорит об анонимности таких работников в Шанхае в то время.

Этот портрет матери и детей из Нинбо (Ningbo), расположенного на побережье к югу от Шанхая, показывает типичную одежду и прически региона.

И мать, и ее дочь (справа) отводят взгляд от камеры, в то время как мальчик сидит и направляет пытливый взгляд на линзы.

Печать E-mail

РПЦЗ: Журналы заседаний Архиерейского Собора и Синода 2016 года (+eng)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 27 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

ЖУРНАЛЫ ЗАСЕДАНИЙ АРХИЕРЕЙСКОГО СОБОРА РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ  ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ

Печать E-mail

Валентина Яснопольская: «Крест остался на мне»

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 27 октября 2016. Категория: Гонения на верующих.

К 30 октября – Дню памяти жертв политических репрессий – «Стол» продолжает публиковать воспоминания людей, прошедших через жернова советской карательной машины.  Думаем, современному читателю будет полезно ознакомиться с методами «работы» сталинских органов.

Справка «Стола»: Валентина Яснопольская. Экономист в Главном управлении телеграфа. Арестована в 1930 году по делу «антисоветского монархического центра Истинно–православная церковь». Приговор коллегии ОГПУ: 3 года лагерей.

Меня доставили в тюрьму ГПУ на Шпалерной улице. Там принимала меня казавшаяся очень сердитой и крикливой надзирательница, прозванная «бабкой». Когда она дежурила, ее крик раздавался во всех коридорах. Последовал обычный при приеме тщательный обыск, во время которого раздевают догола. «Снимай крест», – скомандовала она. Я взмолилась: «Оставьте мне крест». «Снимать, не разговаривать», – сердито закричала она. Кончив записи, бабка повела меня, как будто забыв про крест, и я вошла в ворота тюрьмы, ликуя, что крест остался на мне.

Привели меня в общую камеру, рассчитанную на 15–17 человек, в которой находилось 45 арестантов. В камере была своя староста, и соблюдалась строгая очередность при размещении людей. Новички укладывались на небольшом свободном участке возле унитаза и потом, по мере освобождения мест, продвигались дальше; старожилы достигали кровати. Я добралась до кровати, вернее, доски, положенной на выступы между двумя кроватями, через два с половиной месяца, перед переводом в одиночку.

Но не это было страшным. Страшным было горе и страдание невинных людей, матерей, оставивших дома грудных детей, людей, виновных только в том, что они родились у неподходящих родителей. Сидели в камере и уголовницы, но их было меньшинство, а в основном там томилась петроградская интеллигенция, люди большой культуры духа, в присутствии которых, несмотря на их обычную сдержанность и непритязательность, уголовники и малокультурные обитатели не смели ни выругаться, ни хамить, чувствуя их духовное превосходство и невольно подчиняясь ему.

После перевода в эту камеру начались допросы всегда ночью. У меня не было страха перед следователями, а только ожесточение, вызванное страданиями невинных людей. Я думала, что однажды и меня уведут на казнь, но я погибну не молча, а скажу все, что думаю о палачах. «Вы были, как звереныш», – говорил мне впоследствии следователь.

Первым следователем был Макаров. Он предъявил мне обвинение по статье 58, пункты 10 и 11, что означало «контрреволюционная организация и агитация». «Где же я агитировала?» – спросила я. «Ну, могли в трамваях», – деловито ответил тот. После каждого моего ответа на последующие аналогичные вопросы, он утыкался носом в свои бумаги и бормотал: «Да, подкованы вы хорошо».

Вскоре его сменил второй следователь, Медведев. Этот дал понять, что Макаров – выдвиженец из рабочих, а он – с высшим образованием. Но ума у него было не больше. Шла речь о какой–то крупной контрреволюционной организации, в которой я, по словам следователя, играла заметную роль, и от меня требовалось подробно рассказать о ней и назвать всех участников. Из высказываний Медведева мне запомнилось утверждение, что лет через 10–15 у нас не останется верующих людей и все забудут о религии.

В одну из последующих ночей меня привели в громадный кабинет № 16, на двери которого висела табличка «Начальник особого отдела Ленинградского ГПУ». Меня встретил высокий, интеллигентного вида человек, Рудковский, который сразу же начал на меня орать: «Девчонка, и вздумала бороться с ГПУ. Мы вас штурмом возьмем». Впоследствии он рассказал мне, что два предыдущих следователя отказались работать со мной, «а я взялся за вас, так как у меня слишком прочная репутация». (По-видимому, это надо было понимать так, что возможная неудача в «работе» со мной не поколебала бы его репутации.)

9 ноября 1931 года, поздно вечером, нас, окруженных плотным кольцом конвоя, повели на Финляндский вокзал. Шел дождь, под ногами хлюпала грязь. Когда подошли к Неве, кто–то из заключенных вырвался и бросился в реку. Нам скомандовали: «Ложись лицом к земле». Мы упали в грязь и воду. Говорили, что этого несчастного зарубили в реке шашками. На вокзале опять началась паника. Не досчитались одного заключенного. И вдруг оказалось, что речь идет обо мне. Среди шума и крика я услышала свою фамилию, которая не имеет родового окончания, и только с трудом в этой панике мне удалось доказать, что это я, женщина, а не мужчина. Наконец нас посадили в вагоны, так называемые столыпинские. Это вагоны типа купейных, но только двери из купе в коридор забраны решеткой, так же как и окна в коридоре. Через плотную оконную решетку свет еще проходит, но увидеть, что делается за окном снаружи, нельзя. В купе же окна в виде небольших щелей.

В первое купе поместили меня и еще двух пожилых женщин – членов церковной двадцатки. В остальные – повели мужчин. Их было так много, что, вероятно, и сидеть им приходилось по очереди. Это были лица духовного звания. Все в священнических одеждах. Это была Петроградская Церковь. Вероятно, никто из них не вернулся. По крайней мере из тех, кого я знала, не вернулся никто.

Когда поезд тронулся, они запели Великое славословие. Но их быстро заставили замолчать.

Утром один из конвоиров сдвинул решетку и открыл окно в коридор напротив моего купе, и я увидела Сосны (сознательно пишу с большой буквы). После почти года, проведенного в тюрьме, я сильно стосковалась по природе. Еще несколько раз я просила открывать окно и наслаждалась видом леса: видимо, меня продуло, и я заболела. «Вот все на сосны глядела», – слышала я разговор конвоиров. Их купе было рядом с моим.

Очень многогранна русская душа. Эти конвоиры были еще и расстрельщиками, и когда я их спрашивала, как они могут стрелять в беззащитных людей, они отвечали: «Раз их приговорили, значит, они заслужили». И в то же время эти самые люди столько заботы и даже нежности проявили по отношению ко мне, особенно когда я заболела. «И за что она?» – все выспрашивали у моих соседок.

Мне становилось все хуже. Высокая температура. Сильный кашель. Было явное воспаление легких. Конечно, ни о какой постели или одеяле не могло быть и речи. Конвоиры подняли тревогу, доложили начальству. В ближайшем городе, кажется Вологде, вызвали врача, чтобы установить, могу ли я следовать дальше. Врач констатировал воспаление легких и сказал: «Конечно, в таких условиях вам следовать нельзя, но если вас снимут, то вы попадете в пересыльную тюрьму, где все больные, в том числе и тифозные, валяются на полу в соломе, и там вас ожидает верная смерть, а здесь ваш молодой организм, может быть, и выдержит. Я доложу вашему начальству так, как вы захотите». И я попросила, чтобы он сказал, что я могу следовать дальше.

Источник

Печать E-mail

РПЦЗ: Заявление Архиерейского Собора (+eng)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 26 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

Заявление Архиерейского Собора РПЦЗ

В связи с утверждением группы сторонников Архиепископов Андроника и Софрония (именующей себя "Предсоборной комиссией"), которое ими размещено в средствах информации: "В наше время то, что мы считаем соборной Церковью, имеет вид раздробленных «осколков», не имеющих общения между собой", означающее, что Соборной Церкви, якобы, видимо не существует и она разделилась на осколки, Архиерейский Собор заявляет, что Русская Православная Церковь Заграницей не считает, что в наши дни Поместная Российская Церковь видимо не существует и состоит из осколков, не имеющих между собой евхаристического общения. Напротив, такое утверждение нами и всей Православной Церковью осуждается как еретическое в анафематизме экуменизму: "Нападающим на Церковь Христову и учащим, яко она разделися на ветви, и утверждающим, яко Церковь видимо не существует, но от ветвей и расколов, (…) соединитися имать во едино тело: Анафема".

Печать E-mail

РПЦЗ: Началось заседание Архиерейского Собора 2016 года (+eng)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 25 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

В Одесском Архангело-Михайловском епархиальном доме началось заседание очередного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей. В заседании приняли участие Председатель Собора Митрополит Агафангел, Архиепископ Георгий (Секретарь), Епископы Григорий (Заместитель председателя), Афанасий, Никон, Николай, Роман и Анфим. Архиепископ Иоанн и Епископ Кирилл участвовали в работе Собора по Скайпу. Также в Соборе участвовали члены Высшего Церковного Совета игумен Иоанн (Шмельц) и протоиерей Леонид Пляц.

Архиепископы Андроник и Софроний отказались прибыть на Собор, несмотря на отправленные им приглашения.

Архиерейский Собор удовлетворил прошение Епископа Владивостокского и Дальневосточного Анастасия (Суржика) и постановил принять его и возглавляемую им Дальневосточную епархию в состав Русской Православной Церкви Заграницей. Владыка Анастасий также принял участие в работе Архиерейского Собора.

Архиерейский Собор принял следующую повестку дня:

1. Отчет Председателя.

2. О присоединении к РПЦЗ еп. Анастасия и Дальневосточной епархии.

3. Сообщения Преосвященных о положении дел в епархиях.

4. О состоявшемся Церковном Суде.

5. О новом неправославном учении.

6. О действиях и заявлениях Преосвященных архиеп. Андронка и архиеп. Софрония и поддерживающих их священнослужителей и мирян после Церковного Суда.

7. О Совещании на территории Южной и Северной Америки и Канады.

8. О границах епархий.

9. О Синодальном доме.

10. О Синодальном представительстве в Одессе.

11. О составе Архиерейского Синода.

12. О Высшем Церковном совете.

13. О созыве 6-го Всезарубежного Собора.

14. О пополнении епископата.

15. Разное.

Участники Собора пропели вечную память новопреставленному протоиерею Григорию Вильямс и обсудили сложившееся положение нашей Миссии на Гаити и в США. Также в первый день работы Собора его участники обсудили положение в Святой Земле, Южной Америке и Австралии. Собор констатировал всупление в силу решений Церковного Суда а также отказ подчиниться Постановлению Суда со стороны Архиепископов Андроника и Софрония. Собор выслушал Докладную записку Митрополита Агафангела, а также обсудил ряд других вопросов.

***

ROCA: Beginning of Meeting of the Council of Bishops 2016

In Odessa, in the Archangel Michael diocesan building, began the meeting of the Bishops' Council of the Russian Orthodox Church Outside of Russia. The meeting was attended by the Chairman of the Council Metropolitan Agafangel, Archbishop George (Secretary), Bishop Gregory (Vice Chairman), Athanasius, Nikon, Nicholas, Roman and Anfim. Archbishop John and Bishop Cyril participated in the work of the Council via Skype. Also participating in the Council were members of the Supreme Church Council Abbot John (Smelic) and Archpriest Leonid Plyats.

Archbishops Andronik and Sofrony refused to come to the Council, despite invitations being sent to them.

The Bishops' Council granted the request of the Bishop of Vladivostok and the Far East Anastasy (Surzhikov), and decided to accept him and the Far Eastern Diocese of the Russian Orthodox Church Outside of Russia led by him. Bishop Anastasy also participated in the work of the Council of Bishops.

The Council of Bishops adopted the following agenda:

1. Report of the President.

2. On the joining of Bishop Anastasy and the Far East diocese to ROCOR

3. Report of bishops on the situation in the dioceses.

4. On the Ecclesiastical Court held.

5. On the new non-Orthodox teaching.

6. On the actions and statements of very reverend Archbishop Andronik and Archbishop Sofrony and their supporting clergy and laity, after the Ecclesiastical Court.

7. Conference of the territories of North and South America and Canada.

8. Diocesan boundaries

9. On the Synodal building.

10. Synodal representation in Odessa.

11. On the composition of the Synod of Bishops.

12. Supreme Church Council.

13. The convening of the 6th All-Diaspora Council.

14. Replenishment of the episcopate.

15. Miscellaneous.

Council members sang the eternal memory of the deceased Archpriest Gregory Williams and discussed the current situation of our Mission in Haiti and the United States. Also on the first day of the Council, the participants discussed the situation in the Holy Land, South America and Australia. The Council noted the coming into force of the decision of the Ecclesiastical Court and the refusal to obey the order of the court by the Archbishops Andronik and Sophrony. The council listened to the memo by Metropolitan Agafangel, and discussed a number of other issues.

Печать E-mail

Сергей Савченко: РПЦЗ не поделится ни на две, ни на больше частей. РПЦЗ останется РПЦЗ, а парасинагога останется парасинагогой (+eng)

Автор: Сергей Савченко. Дата публикации: 23 октября 2016. Категория: Авторская колонка.

«Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Таковых удаляйся»

2-е послание Тимофею 3.1-5

Мнóзи ýбо слы́шавше от­ учени́къ егó, рѣ́ша: жестóко éсть слóво сié: [и] ктó мóжетъ егó послýшати?

Евангелие от Иоанна 6. 35-36

Печать E-mail

Из воспоминаний о приезде прп. Амвросия Оптинского в Шамордино в 1888 году

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 23 октября 2016. Категория: Российская Православная Церковь.

... Во второй раз увидела я батюшку в Шамордине в 1888 году, где он прожил при мне девять дней с половиной, от 19 июля вторника (св. преп. Макрины) и до 28-го, четверга (апп. Прохора и Никанора). Батюшка сам говорил потом: "Я прожил в Шамордине девять с половиною дней, и так было тепло и хорошо, а сюда приехал — опять холода". Я в это время гостила в Шамордине. Долго мы ожидали батюшку, еще в первых числах июля прошел слух, что он собирается к нам, но мы от радости и верили и не верили и боялись даже говорить об этом, особенно страшились перемены погоды. Главным образом его задерживали оптинские гости: Соломон, министр Тизенгаузен и другие важные особы, которые давно не видели батюшку и приехали с этой целью и гостили в Оптине, так что нас в это время и не пускали туда. Да и на самом деле батюшка был очень занят: летом народу в монастыре вообще бывает больше, особенно простого классу, и батюшка всех принимает без разбору.

Но не забыл и нас батюшка и исполнил свое обещание и давнишнее желание опять побывать в своей [Шамординской] обители. И вот, наконец наступил желанный, радостный, незабвенный для нас день. С утра приехал кто-то из наших из Оптина [монастыря] и объявил, что батюшка сегодня выезжает и будет у нас часам к пяти или шести. Началось волнение, все радуются, бегают, суетятся; погода, как нарочно для батюшки, стоит прекрасная: на небе ни облачка, жарко — одним словом, все ожидает батюшку и радуется. Комната для него уже готова в церковном доме, вся убрана коврами, поставлен маленький иконостасец. Готова комната и для о. Иосифа, которого также ждут. Из батюшкиной комнаты отворена дверь в коридор, ведущий в церковь, и поставлено кресло в коридоре, чтобы батюшке удобно было сидеть во время службы и видеть всю церковь и все слышать.

Церковь убрана цветами, колонны обвиты гирляндами из зелени и зажжена люстра, а нам всем велено собраться около церкви к четырем часам. Около пяти вечера прискакал верховой из Полошкова, посланный туда с утра, и возвестил: "Едет!". Что мы в это время почувствовали — передать за всех это состояние не могу, скажу только про себя, — это была радость несказанная, какая-то благодатная, и радоваться и плакать вместе хотелось! Все уже было готово к встрече, мы в полном порядке выстроились от святых ворот и до самой церкви по обеим сторонам ковровой дорожки, по которой должен был проходить дорогой гость. Впереди всех за воротами при въезде стояла матушка игумения [1] с образом чудотворной иконы Казанской Божией Матери, рядом с ней казначея с хлебом и солью, потом певчие, затем старшие монахини и так далее по порядку, и в конце — приют детский, тут и меня с ними поставили, так как я жила почти что в приюте.

Начали трезвонить, из-за лесочка показалась карета — и вот подъехал родной и вышел с противоположной стороны кареты (где успел переодеться с помощью о. Иосифа) уже в мантии и в крестах, а за ним о. Иосиф; на глазах у батюшки были слезы. Певчие запели: "Днесь благодать Святаго Духа нас собра и вси вземши крест свой глаголем: благословен грядый во имя Господне". Батюшка сделал три поклона перед образом Царицы Небесной, приложился к кресту, взял икону и в сопровождении матушки игумении пошел с иконой к церкви, а певчие запели и пели не переставая. Мы поклонились старцу до земли, почти все плакали, но тихо, и никто не смел к нему подойти, слышно было только одно стройное пение встречного гимна. Батюшка прошел между нами твердой, свободной походкой и с таким выражением лица, которого я никогда не забуду: его лицо было радостное и молящееся одновременно. Никогда я не видала батюшку таким торжественным. Одним словом, все кругом было одно торжество из торжеств, да и как же иначе — живой угодник Божий прибыл в нашу обитель!!! Когда он вошел в церковь, певчие запели "Достойно есть", затем следовала ектения и так далее — как вообще принимают великих посетителей. Батюшка прошел прямо в алтарь, передал икону, сделал несколько поклонов, приложился к престолу и пошел прямо на могилку к покойной матушке Софии. Там помолился, поклонился три раза, перекрестил могилку (и так он поступал каждый раз после обедни, показывая и нам пример делать то же); тут также батюшка прослезился.

Вернувшись с могилки, он приложился к Спасу Нерукотворенному, а потом сел на игуменское место, и мы все стали подходить к нему под благословение, но чинно и по порядку, как никогда, сперва монашки, а потом мирские, которых, надо заметить, наехало очень много: и простых, и привилегированного сословия. Батюшка никого не оставлял, со всеми занимался...

Печать E-mail

Монах об «Исповеди послушницы»: Написано честно...

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 20 октября 2016. Категория: Московская Патриархия.

«Для меня совершенно неожиданным открытием в монастыре было то, что один человек может просто совершенно безумно, очень громко и в течение получаса кричать на другого человека. То есть настоятель на братию…» О своем восприятии текста «Исповеди бывшей послушницы» «Правмиру» рассказал насельник Богородице-Сергиевской пустыни монах Диодор (Ларионов).

Золотые иконостасы, золотые купола… 

Монах Диодор (Ларионов)

В таких условиях создаётся атмосфера внутренней созависимости, когда одному требуется постоянно унижать других, но при этом он ощущает себя жертвой, а другим необходимо быть унижаемыми, но при этом они осознают себя мучителями. Думаю, это действует, как наркотик, который атрофирует некоторые части душевных реакций и мышления.

Не хуже, чем у греков

Если начать требовать ни с того, ни с сего абсолютного послушания от человека, который даже не понимает элементарных вещей, не научился исполнять не только заповедей Христовых, но и простых норм общечеловеческой морали, такой человек либо надрывается, противится этому и впадает в уныние, либо же начинает имитировать послушание.

 

Первым любовь должен проявить настоятель

Если понять, что мы христиане и пришли сюда жить по-христиански, и на первом месте у нас заповеди Христовы, которые мы исполняем ради любви ко Христу, а «тот, кто Меня любит, тот соблюдет Мои заповеди», то в жизни появится другое измерение, не правда ли? Страсти и интриги просто покажутся неинтересными.

 

Сказочная деталь — старичок из леса

 

Богородице-Сергиева пустынь. Facebook/Диодор Ларионов

Мне кажется, в монастырь надо приходить с совершенно другими ориентирами в жизни. Абсолютно без этих вот хождений по старцам. Потому что никто не может тебя благословить в монастырь. Это собственное решение человека. Оно созревает внутри совершенно добровольно.

Тоталитарная духовность

 

Духовный наставник должен осознавать, что он — советник, помощник, а не начальник или господин. Что душа, которая доверилась ему — бесценна, и принадлежит не ему, а Богу. Что он присутствует при становлении человеческой личности, которая первична в отношении к Богу, а он, как свидетель и присутствующий при этом, вторичен.

Печать E-mail

РПЦЗ: Преосвященный Иоанн, Епископ Мельбурнский

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 01 ноября 2016. Категория: РПЦЗ.

Преосвященный Иоанн (в миру Николай Александрович Шмельц) родился 24.4.55 в Мельбурне (Австралия). Образование высшее, инженер. Закончил свято-Троицкую духовную семинарию в Джорданвилле (1983-1987). Монашество принял в Святой Земле в 1990 году с именем Иоанн в честь св.Иоанна Златоуста в монастыре свв.Праотцев при Дубе Мамврийском. Рукоположен в сан священника в 1991г. в Женеве, Швейцария, архиепископом Женевским Антонием.

С 1991 по 2006 год был духовником Гефсиманской женской обители с храмом св. Марии Магдалины.

С 1998 по 2000 -  настоятель мужского скита при Лавре преподобного Харитона - первая Лавра на Святой Земле.

На заседании ВВЦУ РПЦЗ в мае 2008 г. избран членом ВВЦУ РПЦЗ и поставлен Администратором Австралийской епархии.

Согласно Постановлению Архиерейского Собора 30 октября 2016 года, в одесском Архангело-Михайловском храме был рукоположен Митрополитом Агафангелом и Архиепископом Георгием, во епископа града Мельбурна (Австралия), викария Председателя Синода РПЦЗ.

Тел. в Австралии +61422556968. Эл почта  Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Сайт http://australiaorthodoxroca.org/

Печать E-mail

Памяти брата Иосифа Муньоса (Видео)

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 31 октября 2016. Категория: Архив РПЦЗ.

30-го октября 1997 года претерпел мученическую кончину хранитель мироточивой Иверской Монреальской Иконы Божией Матери.

Печать E-mail

Реабилитированы более 40 монахинь женского монастыря Тулы, осужденных за агитацию против советской власти

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 31 октября 2016. Категория: Гонения на верующих.

Тула. 31 октября. ИНТЕРФАКС - Прокуратура Тульской области реабилитировала 42 монахини Успенского женского монастыря Тулы, которые были осуждены в 1931 году за агитацию против партии и советской власти, сообщила пресс-служба областной прокуратуры.

Установлено, что постановлением тройки при ПП ОГПУ МО от 9 августа 1931 года 42 монахини Успенского женского монастыря Тулы были осуждены по ст.58-10 УК РСФСР за систематическую агитацию, направленную против проводимых мероприятий партии и советской власти.

Монахини были лишены права проживания в Московской, Ленинградской и Западной областях, на Украине, в Закавказье, Узбекской, Таджикской, Армянской республиках, а также в Красноводске, Чите, всех центральных округах, областях, краях, автономных республиках и погранокругах сроком на три года.

На основании закона РФ "О реабилитации жертв политических репрессий" в связи с тем, что они осуждены во внесудебном порядке и инкриминируемый им состав преступлений декриминализирован, прокуратура приняла решение о реабилитации каждой из 42 монахинь.

Всего в Тульской области реабилитировано свыше 30 тыс. человек, отметили в прокуратуре.

Успенский монастырь - упраздненная женская обитель, находится на центральной площади Тулы. Монастырь был основан в XVII веке у стен Тульского кремля. Его несколько раз перестраивали, были возведены семиярусная колокольня, церковь Спаса Преображения, Знаменская церковь. К началу XX века в монастыре было около 400 монахинь.

После установления советской власти монастырь был упразднен, а собор закрыт. В 1930-х годах его пытались взорвать, но собор оказался очень прочным и выстоял. Тогда с него сбили купола и разместили филиал государственного архива.

В сентябре 2006 года собор был возвращен верующим, а 24 января 2007 года престол нижнего храма освятил архиепископ Тульский и Белевский Алексий, и туда были перенесены мощи святого Иоанна Тульского.

В настоящее время в Свято-Успенском кафедральном соборе проходят основные службы Тульской епархии.

Источник

Печать E-mail

РПЦЗ: Чин наречения игумена Иоанна во епископа Мельбурнского (ФОТО) (+eng)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 29 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

Согласно Постановлению Архиерейского Собора, в одесском Архангело-Михайловском храме Митрополитом Агафангелом и Архиепископом Георгием, по окончании Всенощного бдения и часов, совершён чин наречения игумена Иоанна (Шмельц) во епископа Богоспасаемого града Мельбурна (Австралия), викария Председателя Синода РПЦЗ.

***

ROCA: The rite of Election of Abbott John for the bishopric of Melbourne

According to the Decree of the Council of Bishops, in the Odessa Archangel Michael Cathedral, at the completion of the All-Night Vigil and the hours, Metropolitan Agafangel and Archbishop George performed the rite of Election of a Bishop over Abbot John (Smelic), naming him Bishop-elect of the God-preserved city of Melbourne (Australia), to be vicar Bishop of the President of the Synod.

Печать E-mail

РПЦЗ: Визит Митрополита Фотия Триадицкого и Архиепископа Георгия Кишиневского в село Конгаз. ВИДЕО

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 28 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

15.05.2016 г. Визит Первоиерарха Болгарской Православной Старостильной Церкви - Митрополита Фотия и правящего архиерея Кишиневской и Молдавской епархии РПЦЗ - архиепископа Георгия в с. Конгаз (Гагаузия, РПЦЗ).

Печать E-mail

Королева Великобритании официально объявила: Апокалипсис - Конец Времен настал. Пора прощаться...

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 28 октября 2016. Категория: Политика.

На встрече Королевы Елизаветы с мировыми религиозными лидерами шло обсуждение надвигающейся мировой войны. Как утверждает королева, речь идет о “конце времен” для человечества. 

На встрече с российским Патриархом Кириллом и архиепископом Кентерберийским Королева сказала: “Теперь надобно сделать необходимые приготовления и попрощаться с близкими, так как никто не может предположить, кто будет жить, а кто умрет. Многие погибнут в эти последние дни”. 

Печать E-mail

РПЦЗ: Воззвание Архиерейского Собора (+eng)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 27 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

Воззвание Архиерейского Собора РПЦЗ

Разсудив о ситуации, сложившейся в наших епархиях в Америке, Канаде и Российской Федерации, принимая во внимание то, что находящиеся на покое архиереи Андроник (бывший Сиракузский и Свято-Никольский) и Софроний (бывший Санкт-Петербургский и Северно-Русский) не признали Постановлений Церковного Суда о них, и, вопреки этим Постановлениям ведут себя как правящие архиереи. Архиепископ Андроник своими беззаконными священнодействиями, и, вместе с архиепископом Софронием, лже-учительством и административными действиями продолжая вводить в смущение паству, чем, согласно канонам, заслужили наказание вплоть до лишения священного сана. Учитывая то, что лукаво призывая к миру, они не желают вести переговоры со священноначалием РПЦЗ и отказались прибыть на Архиерейский Собор, а также делают всё от них возможное, чтобы не состоялось примирение в лоне Святой Церкви, стремятся учинить разделение, основываясь на еретическом лже-учении, специально для этого ими придуманным.

Исчерпав все возможности для достижения мира и согласия, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей принял решение предать их воле Божией с тем, чтобы они сами решили свою дальнейшую судьбу.

Архиерейский Собор призывает всех, поддерживающих архиепископов Андроника и Софрония оставить свои намерения устраивать самочинное сборище, именуемое ими "Всезарубежным Собором" и распустить так называемую "Предсоборную комиссию". Такое сборище, созываемое без благословения Архиерейского Синода, в случае его собрания, явится актом раскола и зримым свидетельством отпадения от Церкви. В случае созыва этого сборища, все, пожелавшие на нем присутствовать, засвидетельствуют, что, будучи предупреждены, сознательно и по своей воле отделяются от Церкви, что будет подтверждено со стороны Архиерейского Собора изданием Указов о запрещении в священнослужении архиепископов Андроника и Софрония, принявших участие в сборище священнослужителей – запрещением в священнослужении со стороны их законных правящих архиереев, а всех принявших участие в сборище мирян – отлучением от Св. Причастия, для чего издано специальное Соборное Постановление.

Архиерейский Собор призывает архиепископов Андроника и Софрония, а также всех поддерживающих их священнослужителей и мирян, отрекшись от еретического лже-учения о том, что Единая Церковь Христова в наши дни видимо не существует, а существует в виде разделившихся и не имеющих общения между собой "осколков", отказаться от бунта против законной Церковной власти, и приступить к подготовке настоящего законного Всезарубежного Собора, состоящего из всех архиереев, представителей епархий, клириков, монашествующих и мирян, через которых, по вере Церкви, только и может осуществиться Воля Божия.

14/27 октября 2016 года

Председатель Собора: Митрополит Агафангел,

Члены Собора: Архиепископ Георгий (Секретарь), Епископы Григорий (Заместитель председателя), Афанасий, Никон, Николай, Анастасий, Роман и Анфим. Архиепископ Иоанн и Епископ Кирилл (участвовали в работе Собора по Скайпу)

***

Appeal Council of Bishops

After discussion about the situation in our dioceses in America, Canada and the Russian Federation, have taken into account, that retired bishops Andronik (formerly of Syracuse and St. Nicholas Monastery), and Sofrony (formerly of St. Petersburg and Northern Russian) have not recognized the Resolutions of the ecclesiastical Court concerning them, and are behaving themselves as ruling bishops contrary to these Resolutions.

Archbishop Andronik in his lawless ministry, and, together with Archbishop Sofrony, by false teaching and administrative actions are continuing to confuse the flock, which according to the canons, deserve the punishment of deprivation of the priesthood. Considering that they are cunningly calling for peace, they are unwilling to negotiate with the hierarchy of ROCOR and refused to come to the Bishops Council. They are doing all they can to prevent reconciliation taking place in the bosom of the Holy Church, aiming to inflict division, based on their especially invented false heretical teaching.

Having exhausted all possibilities for peace and reconciliation, the Council of Bishops of the Russian Orthodox Church Outside of Russia has decided to leave them to the will of God, so that they themselves may decide their own fate.

The Council of Bishops calls upon all  people supporting archbishops Andronik and Sofrony,  to abandon their intention to organize an arbitrary gathering, calling it the "All-Diaspora Council", and to dissolve the so-called "Pre-Council Committee". Such a gathering convened without the blessing of the Synod of Bishops, in the case of occurring, would be an act of schism and visible evidence of falling away from the Church. If this gathering is convened, all who wish to be present, testify that being warned, they have knowingly and willingly separated from the Church; which will be confirmed by the Council of Bishops by a decree prohibiting archbishops Andronik and Sofrony from serving, the prohibition from serving by their respective ruling bishop of all priests who take part in the unlawful gathering, and for all laity who participate  - excommunication from Holy Communion; for which a special Conciliar Decree has been issued.

The Council of Bishops calls archbishops Andronik and Sofrony, and all their supporting clergy and laity, to renounce the heretical false doctrine that the One Church of Christ presently does not visibly exist, but rather exists in the form of separated fragments  , which have no communion between each other, to abandon this rebellion against lawful Church authority, and to begin preparations for a genuine and lawful all-Diaspora Council, consisting of all the bishops, diocesan representatives, clergy, monastics  and laity, through which only, according to Church faith, the will of God can be realized.

14/27 October 2016

Council Chairman: Metropolitan Agafangel

Council members: Archbishop George (Secretary), Bishop Gregory (Vice Chairman), Athanasy, Nikon, Nicholas, Anastasy, Roman and Anfim; Archbishop John and Bishop Cyril (participated in the work of the Council via Skype)

Печать E-mail

Святитель Иоанн Шанхайский и Леснинский монастырь (с дополнениями)

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 27 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

В своём слове к прославлению св. прав. Иоанна Кронштадтского, произнесённом в 1964 году, будущий святитель выразился о тезоименитом с ним и очень почитаемом им святом так:

 

«...Он праведник великий. Он всю свою жизнь старался соблюдать заповеди Божии и творить всё, как Бог заповедал. Он благоговейный священнослужитель Церкви ... по искреннему стремлению служить Богу он стал священником. Горячо он возносил молитвы Богу, старательно соблюдал устав церковный, воистину был образец и пример всем священнослужителям ... Он был воплощением милосердия, всех жалел, всем помогал. Не только отзывался он на просьбы о помощи, но он сам отыскивал нуждающихся. Снисходил ко всем, старался всем помочь ... Великий чудотворец, он чудесами своими наполнил весь мир, подобно св. Николаю Чудотворцу...»

В некотором смысле, эти слова оказались пророческими. Они описывают самого святителя Иоанна: открывают нам, как он сам понимал святость, к чему стремилась его душа, каким примерам он подражал в своём служении Богу.

Тропарь святителю Иоанну начинается словами: «Попечение твое о пастве в странствии ея, се прообраз и молитв твоих...». Святая Церковь тут говорит, что главным делом жизни свят. Иоанна было именно попечение о пастве, забота о тех душах, которые вверил ему Господь. Мы, живущии здесь, в Западной Европе, сподобились быть частью паствы этого любвеобильного, многопопечительного пастыря, ибо верим, что он по сей день не оставляет в своих молитвах нас, потомков той паствы, которая знала его при жизни, в годы его служения в Западной Европе. Быть чадом великого святителя—великая честь, но и обязывает ко многому. Мы должны знать его житие, помнить его подвиги и исполнять его заветы. Давайте вспомним о них.

 

 

По решению Синода РПЦЗ, 3 июня 1934 года святитель Иоанн был хиротонисан в Белграде во епископа Шанхайского, викария Китайской и Пекинской кафедры. В Западную Европу он был направлен в июле 1951 года и нёс здесь, на нашей земле, своё архипастырское послушание до 1962 года, в течение 11-и лет. Скончался святитель Иоанн 2 июля 1966 года. Он прослужил архипастырем почти 40 лет, из которых 11 – то есть, чуть больше четверти этого служения - прошло здесь, в Западной Европе.

Уже в своём «Слове при наречении во епископа» свят. Иоанн указал, каким будет его служение:

«... Христос пришел на землю восстановить осквернившийся образ Божий в человеке, призвать людей, соединить их во единого человека, едиными усты и единым сердцем прославляющего своего Творца.

Задача каждого пастыря привлекать людей к тому единству, перерождать и освящать их. Что может быть более великим, чем воссоздать создание Божие! Какую большую пользу можно принести своему ближнему, чем подготовив его к вечной жизни! Нелегко выполнение сей задачи — приходится бороться с испорченной грехом природой человека. Часто встречается непонимание, а иногда сознательное сопротивление, ненависть со стороны тех, кого любишь и о ком заботишься. Велико должно быть самопожертвование пастыря и велика любовь к своему стаду. Все готов должен быть перенести он ради его пользы, и каждая овца должна найти место в его сердце… Если же столь трудны и сложны обязанности обычного пастыря и велика его ответственность за спасение им пасомых, что можно сказать об архипастыре? ...

 

 

Архипастырь ответствен не только за всех агнцев, Богом врученных ему, но и за пастырей. Взыщется с него за каждого грешника, которого во время не образумил, за каждого, кто шел путем правды, но совратился с него. Долг его болеть болезнями своих овец и тем исцелять их, подобно Пастыреначальнику Христу, «раною Которого мы исцелехом» (Исаия 53, 5). Нет у него личной жизни, весь должен он отдаться делу спасения душ человеческих и водительству их в Царство Небесное. Он должен быть готов перенести все озлобления, гонения и самую смерть ради истины, пить чашу Христову и креститься Его крещением (Матф. 20, 23; Марк. 10, 39). Он должен заботиться не только о приходящих к нему, но и сам искать и возвращать стаду заблудших овец, нося их на раменах своих. Долг его возвещать Христово учение его незнающим, памятуя заповедь Господню: «шедше в мир весь проповедите Евангелие всей твари» (Марк. 16, 15). Будучи проникнут сознанием вселенскости Церкви, он не должен ограничиться заботой только о тех, кто непосредственно поручен ему, но должен духовным оком озирать всю вселенную Церковь Христову, желать просвещения всех народов и преуспеяния их в вере истинной, ибо в Церкви «несть еллин, ни иудей, варвар и скиф», но все суть одинаково любезныя дети Отца Небесного...»

Особенно утешительно его обещание молиться за нас, его будущих пасомых:

 

«...В сей великий для меня час молюсь о тех, кто воспитывал меня и назидал своими наставлениями и примером, молюсь о тех, среди которых проходило до сих пор мое церковное служение, о молодежи, которую воспитывал, о моей будущей пастве, о вселенской Церкви, о страждущей земле Русской!...»

 

Свят. Иоанн прибыл в Париж 21 июля 1951 года и поселился при Храме Воскресения Христова в Медоне. Наш Леснинский монастырь прибыл во Францию на год раньше и к тому времени уже располагался в городке Фуркё под Парижем. Леснинские сёстры и новый правящий архиерей встретились, как старые друзья, ведь мы были знакомы еще по Сербии, где Леснинский монастырь находился с 1920 по 1950 год. Семья Максимовичей: родители Владыки, его два брата и сам будущий Святитель, - также прибыли в Белград в начале 20-х годов. В Сербии будущий святитель встретил мит. Антония Храповицкого, который, по словам самого вл. Иоанна, еще в Харькове стал руководителем его духовной жизни. Максимовичи стали прихожанами русского храма в Белграде, и в 1924 году мит. Антоний постриг Михаила Борисовича Максимовича (имя вл. Иоанна в миру) во чтецы.

 

 

Несомненно, эта благочестивая церковная семья бывала в сербском монастыре Хопово на Фрушкой горе, где тогда размещались леснинские сёстры. Там, в Хопово, в Белграде, или в Сремских Карловцах, в резиденции мит. Антония, на встречах русской церковной молодежи, Михаил Борисович наверняка встречал граф. Нину Павловну Граббе, поступившую в Леснинский монастырь к концу II-й Мировой войны, когда Хоповский монастырь уже сгорел, и сёстры жили в общежитии в Белграде. Нина Павловна, которая впоследствии стала монахиней, а потом игуменией Магдалиной, разделяла интерес и любовь вл. Иоанна к православному богослужебному уставу. Также будущий вл. Иоанн наверняка знал еще в миру близкую знакомую Нины Павловны, Елену Воробьёву, поступившую в монастырь вместе с ней, и ставшую впоследствии мон. Флавианой, сотаинницей Игумении Магдалины по постригам, иконописицей, секретарем и казначеей монастыря.

 

В 1926-м году мит. Антоний постриг Михаила Борисовича Максимовича в монашество с наречением имени Иоанн в память его предка - свят. Иоанна Тобольского. Постриг состоялся в Мильковском монастыре, единственном в Сербии монастыре с русским уставом и русской братией. Руководил монастырем старец схиархим. Амвросий (Курганов), духовное чадо последних оптинских старцев. Молодой иеромонах о. Иоанн в Сербии преимущественно занимался преподавательской деятельностью в сербских семинариях или «богословиях», как их называют сербы. Но летние каникулы он всегда проводил в Милькове, в монастыре, и наверняка встречал там молодую вдову, кн. Нину Николаевну Львову—будущую нашу Матушку схиигумению Феодору, которая приезжала в Мильково к Батюшке о. Амвросию, а в 1928 году поступила к Леснинским сёстрам в Хопово, и стала возглавлять там детский приют.

 

 

В 1934 году, ходатайством мит. Антония, иеромонах Иоанн (Максимович) был избран синодом РПЦЗ и хиротонисан во епископа Шанхайского, викария Китайской-Пекинской епархии. Мария Димитриевна Шатилова, частая паломница в Хопово, рассказывала сёстрам, что она незадолго до хиротонии случайно, как ей показалась, встретила о. Иоанна в Сремских Карловцах. Он ей рассказал, что приехал выяснить ошибку, так как по недоразумению на его имя и адрес пришло письмо из Синода о назначении какого-то о. Иоанна епископом в Китай. Но когда он опять встретил Марию Димитриевну, сказал: «Ошибка оказалась большей, чем я думал. Это именно меня назначили...»

 

 

Племяники Матушки Игумении Феодоры, оо. Леонтий и Антоний (Бартошевичи), также духовные чада и постриженики о. Амвросия, были соподвижниками о. Иоанна в Мильковском монастыре. Им тоже было суждено вновь встретиться с вл. Иоанном в Западной Европе. Вл. Леонтий в те годы был епископом Женевским. Ему часто приходилось замещать вл. Иоанна, который, помимо того, что был правящим архиереем Западно-Европейской епархии, оставался ответственным за свою китайскую паству и особенно за тех самых слабых и немощных стариков и детей, которые не смогли сами выехать из Шанхая, и которых вл. Иоанн сам эвакуировал на Филиппины, договорившись о возможности поселить их на маленьком острове Тубабао. Вл. Иоанн продолжал усиленно заниматься устроением дальнейшей судьбы многотысячного русского палатного городка, выросшего в филипинских джунглях, и часто отлучался, то в Америку для хлопот и переговоров в Вашингтоне, то на Тубабао для окормления и поддержки паствы. Вл. Антоний (Бартошевич) стал преемником вл. Иоанна на Западно-Европейской кафедре после преждевременной, ранней смерти вл. Леонтия и перевода вл. Иоанна в Сан Франциско.

 

  

 

 

В 1952 году вл. Иоанн переехал в Версаль, совсем близко от Фуркё, и стал жить при епархиальном управлении, размещенном в здании русского кадетского корпуса имени Имп. Николая II-го. Владыка стал чаще бывать в Фуркё. Эти годы—период самого тесного общения свят. Иоанна и сестер нашего монастыря.

 

Чаще всего наши старые сёстры вспоминали вл. Иоанна на молитве и на богослужениях. Каждый его приезд был праздником для сестёр, хотя и сильно нарушал монастырский режим. Дело в том, что после службы Владыка еще долго оставался в храме, прикладывался и молился перед иконами, не желая расставаться с храмом и наново погружаться в необходимые дела, хлопоты и вообще всю мирскую суету. Из-за этого вечерняя трапеза часто начиналась в 12-м часу ночи. Утром, после Литургии, Владыка еще дольше оставался в храме, особенно по постным дням, пытаясь оттянуть время трапезы до 9-го часа по-церковному, т.е. до 3-х часов дня.

 

 

Вл. Иоанн не любил, когда Утреня, по монастырскому обычаю, служилась с вечера, вместе с Вечерней, и часто настаивал на том, чтобы Утреню служили рано утром, как положено по Уставу. Матушка Игумения Магдалина мне рассказывала, что он ей как-то сказал: «Не зовите эту службу «утреней», если не служите её утром. Зовите хоть коровой, но только не «утреней». Если Вл. Иоанн не служил, он внимательно следил за богослужением, иногда по греческим Минеям, переводя и выписывая для сестёр тропари или кондаки, отсутствующие в славянских Минеях. Другие нужные тропари он находил в сербских богослужебных книгах. Всё это вошло в наш монастырский богослужебный чин и соблюдается по сей день. Богословские труды Владыки и его проповеди и послания пестрят цитатами из богослужебных книг; он полностью усвоил язык богослужений и мыслил именно этими категориями. У Владыки Иоанна отсутствовал музыкальный слух, но он следил за тем, что положено читать за службой, а что положено петь.

 

 

В случае несоответствий, он не останавливал и не поправлял, тем более, во время службы, но неодобрительно «цыкал». Матушка Магдалина еще рассказывала, как он однажды долго цыкал и что-то руками показывал, но объяснил только после службы. Дело было Великим постом, когда положено много земных поклонов. На службе стояли дети, и Владыка расстроился, потому что они неправильно клали поклоны: поднимаясь, опирались пальчиками, а не кулачками. Владыка очень переживал, что они могут себе сделать больно.

Я упомянула выше, что владыка Иоанн был любителем и знатоком богослужебного устава или Типикона, сложной системы составления богослужения по книгам разных циклов: Октоиха, Минеи или Триоди. Но подход у Владыки Иоанна был очень своеобразный. Он часто не считался со строгой иерархичностью Типикона, с правилами и ограничениями, которые многие считают неопровержимыми. Владыка глубоко понимал сам дух Типикона, вникал в смысл и содержание богослужебных текстов и по-своему их комбинировал. Ему всегда хотелось включить как можно больше: помянуть всех святых, празднуемых в этот день, отметить праздник, но не упустить и будничное последование и покаянные умилительные молитвы Октоиха, славить Воскресшего Христа пением богодухновенного пасхального канона преп. Иоанна Дамаскина, но и плакать у подножия Креста покаянным плачем преп. Андрея Критского. Матушка Магдалина, долголетняя уставщица монастыря, хорошо усвоила владыкин подход к уставу и постаралась передать его нам, её ученицам. Уже в те годы никто не сомневался в святости владыки Иоанна. Сёстры видели его окруженным сиянием, другие видели его стоящим в воздухе, вознесённым над землёй в молитве.

Когда требовали того обстоятельства, вл. Иоанн служил полным архиерейским чином, знал его хорошо. Но достаточно часто он в нашем монастыре служил просто иерейским чином в скромном иерейском облачении, повязав вместо архиерейского омофора шерстяной шарф и перекинув его через плечо. Он объяснял, что омофор символизирует ту заблудшую овцу, из-за который Добрый Пастырь готов оставить всё стадо, и обретши её, несёт на собственном плече. Позднее сёстры сшили ему омофор из толстой белой шерстяной ткани, в напоминание об этой обретённой овечке.

 

 

Владыка Иоанн придавал большое значение почитанию местных православных святых, искал о них сведения и всегда поминал их на отпусте.

 

 

Его любовь к богослужению отражена во многих указах, изданных им. В начале богослужебного года владыка изучал все необходимые переносы богослужений, в связи с временем празднования Пасхи, утверждал их указами и рассылал по епархии. Следил за юбилейными датами, назначая соответствующие службы. И особенно заботился о молитвенном поминовении, как общем для всей РПЦЗ, так и о поминовении духовенства епархии и сестёр монастыря. О каждой кончине кого-нибудь из клира или монашествующих сообщалось всей епархии, и всему духовенству ставилось в обязанность их поминать.

 

 

Святитель Иоанн особо чтил память св. Царственных Страстотерпцев (Мучеников - ред.), и особенно заботился о достойном поминовении Царской семьи в день их мученической кончины 4/17 июня. Вспомним, что именно во время его пребывания на Западно-Европейской кафедре приступили к строительству Храма-Памятника в честь св. Иова Многострадального в Брюселле, где впоследствии Зарубежная Церковь служила торжественное отпевание Царской семьи.

 

 

В Леснинском монастыре почти с самого начала вошло в практику приглашать правящего архиерея совершать монашеские постриги. 

 

 

По нашим записям, за 11 лет своего пребывания на Западно-Европейской кафедре, вл. Иоанн совершил 8 постригов в рясофор и 7 постригов в малую схиму, в мантию, в том числе и постриг в рясофор нашей Матушки Игумении Макрины. Матушка рассказывает, что она мечтала о постриге в какой-нибудь праздник Пресвятой Богородицы, а назначили его в на день памяти св. влкмч. Артемия, день официального открытия нашего монастыря. Матушка по-монашески смирилась и никому не открыла своего желания, перенося его уже на мантийный постриг. Но вл. Иоанн прочитал её мысли и после пострига сказал ей: «Но и сегодня же хорошо?» Это был последний постриг, совершенный вл. Иоанном в нашем монастыре, в 1960-м году, незадолго до его назначения в Сан Франциско. Много лет спустя Матушка поняла, что вл. Иоанн знал, что не он будет совершать её постриг в мантию. Совершился он в 1967-м году, после кончины святителя, в день иконы Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радость», храмовый праздник собора, воздвигнутого святителем Иоанном в Сан-Франциско, под которым его тогда погребли и в котором сегодня лежат его святые мощи.

Свт. Филарет (Вознесенский) с сестрами

 

Другое запомнившееся всем событие был постриг в рясофор матушки Надежды Соловьевой, вдовы священника, который скончался при монастыре, заповедав своей матушке остаться у нас и принять постриг после его смерти. О. Константин и матушка Надежда знали вл. Иоанна и раньше; он и определил о. Константина в Леснинский монастырь, когда тот заболел уже к смерти. Отношения у них были хорошие, но одно огорчало о. Константина: добрый и обыкновенно очень внимательный архипастырь никак не мог запомнить, что матушку зовут Надеждой, а не Наталией. Даже поздравления ко дню Ангела он несколько раз присылал ко дню св. муч. Адриана и Наталии, после чего о. Константин даже письменно ему выражал своё недоумение.

Матушка Надежда исполнила завет своего Батюшки и поступила в монастырь. Схиигумения Феодора решила довольно скоро её постригать в иночество, так как она уже много лет послужила Церкви и была уже в возрасте. Кто знает хорошо наши леснинские традиции, знает, что у нас сохранилась практика дореволюционной Церкви не менять имя сестры при постриге в рясофор, так как монашеские обеты она на этой стадии еще не произносит. Представьте всеобщее удивление, когда вл. Иоанн вдруг при постриге назвал её не Надеждой а... Наталией. И новопостриженная инокиня Наталия тут же разревелась. Но чин был совершен, и так она осталась с. Наталией. Через несколько лет настало время мантийного пострига. Вл. Иоанн был уже в Сан-Франциско. Когда Матушка Феодора вызвала с. Наталию, чтобы объявить ей об этом, она сказала: «Я долго думала, как Вас назвать в монашестве, но решила оставить Вам имя Наталия. Я поняла, что вл. Иоанн знал, что не он будет Вас постригать в мантию, и поэтому тогда в рясофоре нарек Вас Наталией. Он ведь давно сам Вам выбрал это имя...»

 

С матушкой Надеждой и о. Константином связан и другой яркий случай поразительной прозорливости вл. Иоанна. Однажды он приехал к ним на приход к празднику Покрова Божией Матери. Прибыл накануне, к Всенощной. Праздник выпал на будний, рабочий день, и на службе почти никого не было. После отпуска о. Константин спросил владыку: «Владыко святый, Вы, вероятно, завтра будете служить иерейским чином?» Ведь не было ни диакона, ни прислужников, на клиросе—только матушка Надежда и старенький псаломщик. «Служба полным архиерейским чином, - объявил Владыка—архиерейская встреча в 9:30 утра.» И удалился к себе на покой, не обращая внимания на волнение и возражения о. Константина. Дома взволнованный и недоумевающий батюшка рассказывал о странных требованиях архиерея своей матушке, как вдруг зазвонил телефон. Звонил диакон из соседнего прихода. У них по каким-то обстоятельствам отменили службу, и он просил благословения приехать завтра к о. Константину служить, тем более, что узнал о приезде архиерея. О. Константин немного успокоился - хоть диакон будет на службе. Чуть позже позвонил старший алтарник, он в последнюю минуту всё же решился отпроситься с работы ради праздника, и завтра будет на Литургии. Также неожиданно появился второй прислужник, и какая-та семья решила детей не посылать в школу, а прийти на праздничную Литургию. Мальчики знают службу, могут прислуживать... О. Константин воспрял духом: всё неожиданно устроилось. Оставалась только проблема с хором: неужели матушке и старому псаломщику придется петь Литургию? Вдруг раздался стук в дверь. Там стоял незнакомый человек, он обратился к о. Константину: «Вы настоятель русского храма? Да? Разрешите представиться, я регент казачьего хора, мы здесь в городе на гастролях. Завтра будет служба? Нам очень хотелось бы спеть Литургию. Вы же знаете, как казаки чтут праздник Покрова...» И всё случилось точно так, как предсказал Владыка. Встреча архиерея состоялась в 9:30 утра, при пении мощного казачьего хора, и Литургия была отслужена невероятно торжественно, полным архиерейским чином.

 

 

К концу пребывания свят. Иоанна на Западно-Европейской кафедре стал вопрос поиска более прочного места для Леснинского монастыря, так как хозяева общежития в Фуркё, где монастырь прожил уже более 10-и лет, отказались продлить аренду. С благословения вл. Иоанна, сестры приступили к поискам жилья, и с его же благословения был произведён денежный сбор на покупку подходящего места под монастырь. Переведенный на Сан-Францисскую кафедру в 1962 году, владыка Иоанн продолжал следить за процессом поиска, и одним из последних его деяний перед смертью было письмо матушке Феодоре с благословением покупать (за невероятно низкую цену!) найденное монахиней Магдалиной имение в деревне Провемон. Письмо пришло через несколько дней после кончины святителя.

 

 

Рассказ о связи нашего монастыря со святителем Иоанном будет неполным без упоминания его чада, с. Екатерины Глатоленковой, нашей с. Кати-огородницы, которая уже 64-й год живёт в монастыре. С. Катя—одна из шанхайских сирот вл. Иоанна, принятая им в приют свят. Тихона Задонского. С. Катя—одна из тех, кого Владыка вывез на остров Тубабао. Там она провела несколько лет в палаточном городке в джунглях и была свидетельницей тайфуна, грозившего полным уничтожением русскому лагерю. Но вл. Иоанн остановил тайфун своей молитвой. Болезни с. Кати сделали невозможным её въезд в Америку вместе в другими беженцами, и вл. Иоанн попросил матушку Феодору принять девочку в Лесну.

 

 

Прозорливый владыка предвидел, что здесь она приобретёт настоящий дом и семью, будет много трудиться и станет полноценным членом нашего сестричества. С. Катя любила владыку как родного. В Фуркё, где она работала в трапезной, нередко старшие трапезарки подсылали её, когда Владыка долго не выходил из церкви, и она громко звала: «Владыка, я голодная!» И владыка Иоанн улыбаясь выходил из церкви, сказав Кате, «хорошо, я напишу воззвание, скажу, что леснинские сёстры голодают...»

 

 

Помимо с. Кати Владыка просил матушку Феодору временно принять 4-х монахинь, последних беженок из Китая, уже после массового отъезда на Тубабао. Они были из монашеской общины Владимирской иконы матушек Руфины и Ариадны и прожили у нас больше года. Эти сёстры ждали разрешение на въезд в Америку, чтобы вернуться в свой монастырь. Одна из них была глухонемой, и только по молитвам Вл. Иоанна смогла она пройти медицинскую комиссию и беседу с сотрудником консульства, без того, чтобы заподозрили о её состоянии и выдали бы без проблем разрешение на въезд и поселение в Америке. В это же время поступили в Леснинский монастырь 3 послушницы из китайской паствы владыки Иоанна: сёстры Серафима, Валентина и Людмила.

 

 

Также по просьбе и с благословения вл. Иоанна провели 2 года в Лесне беженки со Св. Земли: Матушка Игумения Елизавета (Ампенова) и 6 сестёр. Изгнанные из своего родного Горненского монастыря из-за нежелания присоединиться к МП после захвата монастыря, они впоследствии основали Благовещенскую обитель в Лондоне.

 

 

 

В свою очередь, леснинские сёстры, как могли, заботились о владыке. Я уже упомянула особый шерстяной омофор, который ему сшили. Кроме того, монастырская иконописица м. Флавиана рисовала церковные грамоты для владыки. Леснинский монастырь участвовал в покупке дома для устройства храма в Париже, на улице «Сlaude Lorrain». Известно, что вл. Иоанн старался ходить босиком, а также никогда не ложился в постель, а отдыхал сидя. От этого, как и от долгого стояния на молитве, у него открылись кровоточивые раны на ногах, которые владыка упорно отказывался лечить, пока матушка Феодора не объявила ему: «Владыко святый, властью, данной мне как настоятельнице монастыря, приказываю Вам лечь!» Примерный послушный монах, владыка повиновался - лег в постель и разрешил вызвать врача.

 

 

На фотографиях владыкиных канцелярий и келий в доме свят. Тихона Задонского в Сан Франциско и при храме в Сеаттле, в красном углу видны репродукции Леснинской иконы, вставленные в рамочки. Это видимый знак того, что вл. Иоанн не забывал нашу святыню, знакомую ему еще с молодости в Сербии, и конечно же, когда он обращал свой молитвенный взор на эти карточки, он молился о нашей обители и наших сёстрах, и о всех своих чадах в Западно-Европейской епархии. Мы знаем, что свят. Иоанн отошел ко Господу перед Курской иконой Пресвятой Богородицы, положив перед Ней земной поклон. Я думаю, что мы можем надеяться, что обращаясь к Пресвятой Богородице незадолго до этого, он взглянул и на Леснинскую икону и в последние минуты своей земной жизни вспомнил о нас.

 

И после смерти вл. Иоанн не оставляет наш монастырь. В трудный момент он явился во сне матушке игумении Магдалине, подкрепил и подбодрил её. В 2006 году смотритель часовни, устроенной в бывшей усыпальнице свят. Иоанна направил матушке Макрине крупное пожертвование. В сопроводительном письме было рассказано, что вл. Иоанн явился смотрителю во сне и повелел, чтобы все средства, собранные в часовне за тот год, были бы отправлены в Леснинский монастырь. И с тех пор регулярно поступают нам пожертвования из часовни, в память о заботе владыки о нашем монастыре. И за неделю до нашего сегодняшнего торжества владыка послал нам своё благословение. Как раз в тот момент, когда я раскаивалась в задуманном усложнении нашего праздника и спрашивала себя: «Ну зачем я это всё затеяла?», совершенно неожиданно пришла посылочка из Сан Франциско с маслом от мощей, со множеством иконочек, освященных на мощах, которые мы сегодня раздаём, и с другими иконочками и фотографиями. Я и не подумала попросить кого-нибудь в Сан Франциско об этом, и вот, сам святитель позаботился о нас и дал видимо знать о своём благословении на этот труд.

Спросим теперь себя, а что нам владыка Иоанн заповедал? Какими бы он хотел бы видеть нас, нас всех: священнослужителей, монашествующих и подвизающихся в миру? Что мы должны исполнить?

 

Во-первых, владыка Иоанн призывает нас к наиболее частому и наиболее осознанному участию в богослужениях. Служба Божия была самым важным делом его жизни, и все его труды, всё его расписание, строилось вокруг них. Известно, что при нём всегда был полный комплект богослужебных книг, и если он по обстоятельствам не мог быть на службе, он всю службу вычитывал. Рассказывают, что как-то в Париже вл. Иоанн спутал поезда, и вместо поезда на Женеву в Швейцарии, сел в поезд на Геную в Италии. На границе обнаружилась его ошибка, и его сняли с поезда. Пришлось ехать за ним на машине, и Владыка ждал много часов. Его нашли на вокзале, совершенно не возмущенным и не расстроенным, а обложенным книгами, за чтением службы. Никто ему не препятствовал заняться самым главным его делом, и он был спокоен. Мы знаем, что владыка Иоанн не был статным, красивым архиереем, не было у него какой-нибудь особой «школы» богослужения. У него полностью отсутствовал музыкальный слух и служил он без всякого «эффекта». Но его служение и участие в богослужении оставляло незабываемое впечатление, и по сей день тысячи людей с большим трепетом слушают старинные любительские звукозаписи с пением очень посредственных эмигрантских хоров или леснинских старушек и с еле разбираемыми возгласами и проповедями, лишь бы хоть как-то приобщиться к служению и молитве этого святителя.

 

 

Во-вторых, владыка Иоанн призывает нас постоянно изучать и хорошо знать нашу Православную веру. Несмотря на свою скромность и истинное монашеское смирение, вл. Иоанн отнюдь не был простецом или невеждой. Вспомним, что он окончил военную школу--кадетский корпус и имел два высших образования: юридическое и богословское. Он немало лет проработал преподавателем и воспитателем. 

 

 

Его богословские статьи, написанные по просьбе и под руководством другого выдающегося русского богослова, вл. мит. Антония (Храповицкого), а также его проповеди, открывают нам хорошего знатока Священного Писания, богословски образованного человека. Вл. Иоанн не мог бы так любить и глубоко понимать православное богослужение без тщательного изучения Церковной истории и патристики, без хотя бы поверхностного знакомства с древними языками. Его проповеди, посвященные русским святым, указывают на хорошее знание русской истории и на осмысление духовного пути русского народа. Его почитание местных святых и желание просвещать всех окружающих его светом Истины заставляло его знакомиться с историей и культурой стран и народов, среди которых ему приходилось служить: будь то Сербский Православный народ, языческий Китай, прекрасная Франция или новый мир—Америка. И путём обретения таких познаний Святитель Иоанн всех нас призывает к миссионерству, к проповеди Православия.

 

 

Словом, свят. Иоанн призывает нас к подлинному благочестию и к святости. Почему именно его пример может нас подбодрить и вдохновить? Как у многих из нас, у вл. Иоанна не было каких-то явных, ярких талантов или способностей. Маленький, невзрачный, неуклюжий и не музыкальный. Даже любящий его мит. Антоний сказал о нём: «Этот маленький, слабый физически человек, по виду почти как дитя». Но добавил: «...он есть чудо аскетической стойкости и строгости». И отсылал он его в Китай «как свою душу, как своё сердце...» Пришел вл. Иоанн к этому не сразу и нелегко. Сам он говорил в своём слове при наречении:

«Плохо я представлял себе в начале путь, которым нужно идти. Подрастая, думал себя посвятить военной или гражданской службе Отечеству, являвшемуся тогда оплотом и хранителем истинного благочестия».

И хотя духовная жизнь всегда влекла Владыку, но только в эмиграции, к концу учебы, в 30 лет он решился на монашество:

«Совершившееся крушение государственной мощи нашего Отечества убедило меня окончательно в непрочности всего земного и слабости человеческих сил и способностей, и я решил отречься от сует земного мира, посвятив себя едино служению Богу».

Впоследствии вл. Иоанн никогда не сторонился людей и не осуждал мирскую жизнь, был всем доступен. Он ходил в гости к знакомым. Бывшие его прислужники рассказывали, что он им давал деньги на кино, если считал фильм полезным. Матушка игумения Александра (Чернявская), вспоминая своё детство при вл. Иоанне, рассказывала, как он смеялся над её детскими проказами и как он с ней вместе мечтал, что он будет приезжать к ней на ослике с провизией, когда она станет монахиней-подвижницей в пустыне. В благодарственных речах на свой день Ангела он благодарил не только тех, кто пришел помолиться, но и тех, кто устроил торжество, позаботился о приеме посетителей. Своим чадам и пасомым он давал советы не только о духовной жизни, но и о работе, женитьбе, учебе, о визах и налогах.

 

Как у всех людей, были у вл. Иоанна недостатки и слабости. Он не был хорошим администратором, бывали конфликты. Он не всегда разбирался в людях, был наивен и доверчив, и это иногда приводило к серьёзным ошибкам. Некоторые называли его юродивым, и хотя вл. Иоанн никогда не позволял себя поступки, которые могли бы умалить или скомпрометировать архиерейское достоинство, его всецелое погружение в жизнь Церкви и безразличие ко всему суетному и земному, часто делали его неудобным и неудовлетворительным собеседником или сотрудником. Один из его диаконов сказал: «Со святыми упокой, да. Но жить с ними—не дай Бог!»

 

Но все эти немощи становились неважными и блекли в свете самого выдающегося качества владыки Иоанна: его бесконечной, всеобъемлющей любви. Он не мыслил себя вне служения людям:

«... служение Богу, властно призывая мою душу «отречься себя, взять крест свой и идти за Христом» (Матф. 16, 24; Марк. 9, 24), в то же время накладывало внутреннюю необходимость стать ловцом людей... Не смею помыслить себя достойным сего сана, сознавая греховность свою, но боюсь и отрекаться от него, слыша слова Господни, обращенные к согрешившему, но кающемуся Петру: «Аще любиши Мене, паси агнцы Моя, паси овцы Моя». Святой Иоанн Златоуст, объясняя настоящее место Евангелия, обращает внимание на то, что в доказательство любви Господь потребовал не иного подвига, а именно подвига пастырства. Почему же так велико в очах Господних пастырское служение? Потому, что пастыри, по выражению апостола Павла, суть «Богу споспешницы» (I Кор. 3)».

Будучи великим подвижником и молитвенником, владыка святитель Иоанн сумел соединить этот подвиг с непосредственным участием в жизни своей паствы. Он сам объяснял:

«Заботясь о спасении людей, должно применяться к их понятиям; дабы привлечь всякого, подражая в том апостолу Павлу, и подобно ему нужно быть способным сказать: «Быть Иудеем яко иудей, да иудеи приобрящу, беззаконным яко беззаконен, да обрящу беззаконныя. Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу: всем бых вся, да всяко некия спасу» (I Кор. 9, 21-22).

 

Заботясь о спасении душ человеческих, нужно помнить, что люди имеют и телесные потребности, громко заявляющие о себе. Нельзя проповедовать Евангелие, не проявляя любовь в делах. Но при том нужно опасаться, чтобы заботы о телесных потребностях ближних не поглотили все внимание пастыря и не шли бы в ущерб попечению о духовных нуждах, помня слова апостолов: «не угодно есть нам оставльшим слово Божие служити трапезам» (Деян. 6, 2). Все должно быть направлено к снисканию Царства Божия и исполнению Христова Евангелия. Истинное христианство не состоит в умоотвлеченных рассуждениях и учениях, а воплощается в жизни. Христос сходил на землю не для того, чтобы преподать людям новые знания, а чтобы призвать к новой жизни. К вечной жизни мы приуготовляемся в жизни земной. Обстоятельства и события временной жизни влияют и на духовную жизнь человеческую. Сильные характером преодолевают влияние окружающей среды, а слабые поддаются ему. Сильные духом закаляются при гонениях, но слабые падают. Потому нужно, насколько возможно, создавать условия, в которых бы возможно больше людей могло духовно созидаться.

 

Пастырю нельзя уклоняться от участия в общественной жизни, но участвовать в ней нужно в качестве носителя Христова закона и представителя Церкви. 

 

Священнослужитель не смеет превращаться в обыкновенного политического или общественного деятеля, забывая главную сущность своего служения и его цель. Христово Царство «не от мира сего» (Иоан. 18, 36), и Христос не устроял земного царства. Не делаясь политическим вождем и не вдаваясь в партийные распри, пастырь может давать духовное освящение явлениям жизни, дабы его пасомые знали путь, которого держаться, и являлись бы христианами как в своей личной жизни, так и в общественной. Архипастырь должен уметь каждому дать совет духовный: и монаху отшельнику, очищающему душу от помыслов, и царю, устрояющему державу, и военачальнику, идущему на брань, и обычному гражданину...»

Мы упомянули о человеческих недостатках вл. Иоанна, но я не могу припомнить случая, чтобы он кого-либо обидел или огорчил, чтобы его обвинили в пренебрежении кем-либо, в отсутствии внимания или заботы. Можно предположить, что именно эта горячая любовь, это постоянное стремление служить людям и призвали на святителя особую благодать Божию и сподобили его дара чудотворения, исцеления и прозорливости.

 

 

Господь Сердцеведец знал, что вл. Иоанн никак не возгордится, никак не возомнит о себе или прельстится, а всё направит исключительно на благо своей пастве. В тропаре свят. Иоанну мы поём «...тако веруем, познавше любовь твою, Святителю Чудотворче Иоанне!...» Помолимся ему, чтобы он вымолил нам хоть малую долю этой наивысшей добродетели, такой подлинной христианской евангельской любви. И обратимся к нему его же словами, некогда сказанными в «Слове на прославление св. прав. Иоанна Кронштадтского», с чего я начала это выступление:

«...Воззовем же к нему ныне, когда он пред всеми воссиял на духовном небе: «Молись о нас святителю Отче Иоанне, обрати всех нас на путь спасения... да радостно воззовем тебе: Радуйся святителю Отче Иоанне, пречудный чудотворче, и о нас к Богу молитвенниче! Святителю Отче Иоанне, спасай нас молитвами твоими!»

 

 

 

Источник

Печать E-mail

Митрополит Агафангел: Ересь схизмоэкуменизма. Докладная записка Архиерейскому Собору РПЦЗ (+eng)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 25 октября 2016. Категория: Авторская колонка.

Ересь схизмоэкуменизма

Докладная записка Архиерейскому Собору Русской Православной Церкви Заграницей 2016 года

"Из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою" (Деян 20.30).

Печать E-mail

Священники Русской Зарубежной Церкви против СМЕРШа

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 25 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

На фото - архимандрит Нафанаил (Львов)

Репатриация

Спасаясь от насильственной репатриации, бесправные русские беженцы, или, как их называли в Синоде Русской Зарубежной Церкви, «православные безподданные», прибегали к защите Церкви. «При массовых выдачах в лагерях ... священники с крестом в руках вставали впереди своей паствы. Они стояли перед британскими танками или солдатами американской военной полиции, беззащитные, но уповавшие на милость Божию. Многие священники были избиты, кто-то был насильно взят и увезён в СССР» (Корнилов). Русские беженские общины старались зарегистрироваться у оккупационных властей как православные, поскольку те, кто называл себя просто русскими, относились к советским гражданам и должны были быть возвращены в СССР.

В 1940-50-е в Советский Союз не пожелали вернуться сотни тысяч советских людей: военнопленные, ост-арбайтеры и беженцы. По советским официальным данным, после Второй мировой войны в Европе осталось 130 тысяч бывших советских подданных, по оценкам экспертов – от 300 до 500 тысяч.

К маю 1945 года в Германии и оккупированных ею странах находилось более 5 миллионов перемещённых из СССР лиц (Геллер, Некрич С. 498). «Разве это можно назвать эмиграцией в сегодняшнем понимании? Это был ИСХОД, не в сорок четвёртом или сорок третьем начавшийся, а ещё в сорок первом, во всех этих бесчисленных и бессмысленных ‘’котлах’’и ’’окружениях’’. В конце войны уходили не гордые одиночки, не эксплуататорские сословия, не высокообразованный интеллигентский орден – уходило НАСЕЛЕНИЕ, уходило в буквальном смысле – пешком и за обозами...» (Вступая в новое десятилетие С. 252).



Если бы после войны в Европе остались все желающие, то число невозвращенцев было бы большим, возможно, в десятки раз, но 11 февраля 1945 года главы трёх держав Антигитлеровской коалиции подписали на конференции в Ялте советско-английское и советско-американское соглашения о «безусловной и всеобщей репатриации всех находящихся в их оккупационной зоне советских граждан», по состоянию границ на 1 сентября 1939 года (Романько С. 4).



Практические шаги выполнения соглашений, которые вскоре стали восприниматься как единый документ, были закреплены в Галльском договоре от 23 мая 1945. По этому договору, «репатриации подлежали те советские граждане, которые желали возвратиться на родину», а насильственная репатриация касалась только тех, «кто был взят в плен в немецкой военной форме» (Геллер, Некрич С. 498).

На самом деле, насильственно репатриировали всех. Английские власти передали СМЕРШу даже тех эмигрантов, которые никогда не жили в СССР, хотя офицеры советских миссий по репатриации не скрывали от англичан, что многим возвращённым грозит смерть (Tolstoy, 185). [СМЕРШ – Смерть шпионам – название трёх независимых друг от друга контрразведывательных организаций, которые работали в СССР во время Второй мировой войны: главное управление СМЕРШ - военная контрразведка, управление наркомата военно-морского флота и отдел наркомата внутренних дел].

С помощью английских и американских военных властей, к 1 января 1953 года было репатриировано 5 миллионов 457 тысяч 856 советских и «приравненных» к ним граждан, из них 2 миллиона 272 тысячи военнопленных и членов их семей (Геллер, Некрич С. 499, 500). Самыми жестокими были выдачи казачьего стана в Лиенце (24 тысячи военных и гражданских лиц), кавказцев в Обердраубурге (4 тысячи 800) и казачьего кавалерийского корпуса в Фельдкирхене (примерно 35 тысяч) (Хоффманн С. 236). Все эти люди рассчитывали на статус военнопленных и были уверены, что англичане не выдадут их на верную смерть, но надежды их не оправдались.



Какова была их судьба на родине? 20% из числа возвращённых в СССР военнопленных получили смертный приговор или 25 лет лагерей; 15-20% - 5-10 лет лагерей; 10% высланы в отдаленные районы Сибири минимум на 6 лет; 15% посланы на принудительные работы в районы, разрушенные войной, из них только 15-20% вернулись после работ в родные места. Из оставшихся 15-20% одни были убиты или умерли в дороге, другие бежали (Tolstoy, 379).

Но не только военнопленные отказывались ехать в СССР, ост-арбайтеров тоже приходилось депортировать насильно. Вот свидетельство английского лейтенанта Майкла Бейли: «Нам пришлось ходить по фермам, собирать работавших там русских, и нас немало смущало, когда эти люди, в основном немолодые, бывшие буквально рабами на немецких фермах, падали перед нами на колени, молили разрешить им остаться здесь и плакали — не от радости, но от горя, узнав, что их отсылают назад в СССР... Мы не могли этого понять, но поляки - вероятно, из танковой дивизии - сказали нам, что в Германии русским крестьянам живется лучше, чем на родине, и поэтому нам лучше всего оставить их» (Толстой-Милославский).

Поведение советских представителей в западной зоне напоминало остовцам о том, что их ждёт на родине. Рассказ капитана британской армии Энтони Смита: «Перемещённые лица были посажены в вагоны, им разрешили взять с собой одежду и мелкие бытовые предметы, и вся их поклажа состояла из узелков и старых чемоданов. Когда транспорт прибыл на сборный пункт, все вещи были сброшены в одну кучу, а затем сожжены. Это страшно огорчило привезённых, но потом стало еще хуже. Начали разбивать семьи, отбирая людей по полу и возрасту -отдельно трудоспособных мужчин, отдельно - детей, женщин и стариков. По словам старшего сержанта, англичан под угрозой оружия заставили уехать, но все же солдаты видели, как насиловали девушек, как уводили куда-то группы стариков - и вскоре вслед за этим раздавались выстрелы» (Толстой-Милославский).

Советские источники подтверждают нежелание ост-арбайтеров возвращаться в СССР. Помощник советского уполномоченного по делам репатриации на территории Западной Европы писал в своём отчете: «Разделение на добровольно едущих и невозвращенцев имеет лишь ту разницу, что первые (за некоторым исключением) тоже не хотели ехать и также не пришли сами к нам на сборные пункты, но они сразу дали согласие ехать домой, а вторые - невозвращенцы - эти категорически отказывались» (Насильственная репатриация). Отказывались, но были вывезены насильно, если не сумели найти способ избежать репатриации. Такие способы всё же существовали.

Сравнительно надёжным средством избежать возврата в СССР был документ о гражданстве в одной из областей, присоединённых к Советскому Союзу после 1 сентября 1939 года: по ялтинскому соглашению, западные украинцы, белорусы и прибалтийцы, не подлежали выдаче. Кроме того, русские эмигранты, которые до войны жили в странах Европы, не должны были репатриироваться. Многие советские «безподданые» старались добыть фальшивые документы или подделать свои.

Два монаха

В Гамбурге целый лагерь невозвращенцев избежал выдачи советским органам усилиями архимандрита Нафанаила (Василий Владимирович Львов, 1906-86, в 1946-81 епископ Западно-Европейский, с 1981 архиепископ Венский и Австрийский), пастыря второй волны русской эмиграции. Он рассказывал: «В конце мая один лагерь в Гамбурге, предназначенный к вывозу, Квер-камп или Функтурм, выкинул чёрный флаг и составил прошение по-русски и по-английски, в котором решительно просил английские власти расстрелять их на месте, но не отправлять на родину. Под прошением было поставлено 268 подписей, так как не все 600 человек в этом лагере решились подписать такое категорическое заявление. С этим документом я пошел к начальнику репатриационного отдела, полковнику Джеймсу. Ответ из Главного Военного Управления был получен 1 июня. Его я помню наизусть: – No person, who is not a war criminal, or was not a Sоviet citizen by the first of September, 1939, is to be repatriated against his wish (Никто из тех, кто не является военным преступником или советским гражданином к 1 сентября 1939 года, не должен быть репатриирован против своей воли). Это значило, что советские граждане, бывшие таковыми к 1 сентября 1939 года, подлежали репатриации и против своей воли» (Нафанаил С. 269).



Архимандрит Нафанаил и его соратник, иеромонах Виталий (Ростислав Петрович Устинов , 1910-2006, впоследствии 4-ый Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви, в 1986-2001 Митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский), довольно быстро нашли выход из положения и сообщили полковнику Джеймсу, что все люди в Квер-кампе – польские подданные, но документов у них нет, так как немцы отбирали документы у всех ост-арбайтеров. Полковник предложил составить список насельников лагеря и подать его польскому офицеру, служащему при репатриационном отделе. Офицер-поляк, убеждённый антикоммунист, признал всех 618 человек в списке польскими подданными, и полковник обещал перевезти всех во вторник, 5 июня, в польский лагерь. Это было в субботу, 2 июня. Люди в Квер-кампе ликовали. Священники быстро устроили походный алтарь и иконостас, отслужили всенощную и исповедали около 400 человек. Отслужив Литургию и причастив исповедавшихся, о. Нафанаил и о. Виталий крестили 30 детей и повенчали 12 пар. Очень усталые, они покинули Квер-камп, обещав приехать на следующий день. Но уже в 7 часов вечера к ним примчались посланцы из лагеря, куда приехали 30 английских грузовиков, чтобы увезти людей.

Священники застали в лагере около сотни полицейских, которые оцепили лагерь и принуждали всех уезжать. О. Нафанаил спросил, куда их везут, но не получил ответа. Тогда он попросил разрешения поехать вместе с людьми. О. Виталий остался в лагере, чтобы обратиться к английским властям, если случится что-то неожиданное. Грузовики помчались и вскоре влетели в широко распахнутые ворота лагеря, окружённого тремя рядами колючей проволоки. Ворота закрылись. О. Нафанаил увидел красное знамя с серпом и молотом. Подошёл офицер и объявил по-русски, что все приехавшие на следующий день будут отправлены в советскую зону. Люди из Квер-кампа спускались из грузовиков с посеревшими лицами.

О. Нафанаил не растерялся и добился встречи с британским представителем, которому сообщил, что привезённые люди – польские подданные. Вызвали польского офицера. Тот приехал, и англичанин приказал ему проверить приехавших. Офицер вышел, вскоре вернулся и заявил, что это советские граждане - по-польски никто не говорит. С ужасом священник увидел над верхним карманом поляка красную звёздочку, но всё же продолжал настаивать и требовал связаться с полковником Джеймсом. Британский офицер смотрел на него с подозрением и держался очень холодно, однако, обещал расследовать дело. Подошли несколько человек из Квер-кампа и сказали, что администрация уже начала составлять список, в который их записывают как советских. Это был удар. Доказывать, какой из двух официальных списков соответствует истине, было бы неизмеримо труднее. Наступила ночь. Смертельно усталый, о. Нафанаил стал терять надежду. И тут его позвали к британскому офицеру.

Держась по-прежнему холодно, англичанин потребовал объяснить, в присутствии польского и советского офицеров, почему приехавшие польские подданные не говорят по-польски. О. Нафанаил сказал: известно, что в Польше до войны жили около 8 миллионов русских, украинцев и белорусов, и у них не было необходимости учить польский язык, потому что они жили на отдалённых от центра страны территориях. Советский и польский офицеры стали резко возражать, и священник, перебивая их обоих, закричал: раз я говорю, что они польские граждане, значит, они польские граждане! Обращаясь к англичанину, он крикнул: как Вы можете играть жизнями польских граждан и угрожать им вывозом на советскую территорию? Тем же холодным и высокомерным тоном англичанин объявил: никто не поедет в советскую зону, завтра в 7 утра все ваши люди едут в польский лагерь.

Выйдя к своим, о. Нафанаил сообщил им новость, но они не поверили: никуда нас не повезут, опять обманут, мы сами знаем, что делать. Священник с ужасом осознал, что речь идёт о коллективном самоубийстве (было известно, что в американской зоне самоубийства принимают массовый характер), собрал все свои силы и попросил: ребята, сейчас ничего с собой не делайте, подождите до утра, а там я сам дам вам благословение резать друг друга, если опять обман. Ночью он молился из самых глубин души, и в 5 часов утра приехал о. Виталий. Оказалось, что это он добился, чтобы полковник Джеймс дал распоряжение перевезти людей в польский лагерь.

В 7 часов грузовики помчались. О. Нафанаил поехал вместе с людьми, о. Виталий остался в лагере, чтобы принять меры, если опять случится непредвиденное. В польский лагерь и в советскую зону вёл один и тот же путь, с развилкой в самом конце. Вот и развилка. Грузовики повернули к польскому лагерю. О. Нафанаил перекрестился, лица у всех просветлели. Силами священников Зарубежной Церкви, в этот лагерь вскоре собралось около 2 тысяч русских людей, а потом возник и собственно русский лагерь, в котором из двух бараков соорудили храм, а при храме создали две школы – русскую и украинскую (Нафанаил С. 270-79).

Это был далеко не единственный случай помощи Русской Зарубежной Церкви невозвращенцам. Более того, многие священники этой Церкви жили в лагерях перемещённых лиц и «поддерживали своим пастырским трудом тот религиозный подъем, который охватил русских беженцев, пожелавших остаться жить в странах Запада» (Корнилов).

... Британские офицеры, отвечавшие за пленных на берегу, были твердо настроены доставить их на борт в целости и сохранности, поскольку советские представители все утро занимались тем, что составляли списки — «тех, кто воевал на стороне немцев, и других, кто не хотел возвращаться».

Но большинство репатриантов радовались возвращению домой и завершению хождений по мукам. Первый день плавания прошел мирно и спокойно. Русские загорали на палубе, пели, всячески развлекались; появление в море китов вызвало всеобщее оживление. На другойдень на горизонте возникла полоска русской земли. Пленные поспешно приводилив порядок свои отрепья, на мачтах весело трепетали советские флаги. Недалекоот Кольского полуострова стоял на якоре советский военный корабль «Архангельск».На палубе было полно моряков. При виде соотечественников, с которыми они столько времени были разлучены, пленные на «Конг Даге» пришли буквально в неистовство — стали радостно махать руками, что-то кричать. Ответом было зловещее молчание. «Архангельск» безмолвствовал. Неподвижно замершие на палубе моряки молча смотрелина проходящий мимо «Конг Даг». Недобрые предчувствия охватили пленных, бурная радость сменилась апатией и страхом, который отнюдь не рассеяло прибытие в Мурманск.Целую ночь они прождали, пока разгружался второй корабль, и только утром их суднопришвартовалось.

Едва спустили трап, как один из пленных вырвался из толпы и бросился к набережной, где его поджидала машина. Как выяснилось впоследствии, это был секретный сотрудник СМЕРШа, несомненно, подготовивший обычные в таких случаях списки. В отличиеот прежних конвоев, которым устраивали торжественную встречу, «Конг Даг» избавилиот этого потемкинского представления. На причале было полно военных и милиции, район высадки был обнесен колючей проволокой. После томительного ожидания — во время которого ни один советский представитель не подошел к кораблю — было дано разрешение на высадку. Все личные вещи приказали сложить в одну кучу на причале. После поверхностного медицинского осмотра всех пленных построили группами за колючей проволокой. Человек двадцать отделили от общей массы и посадили в грузовик с охраной.Затем, после очередного ожидания, всех пленных увели под вооруженной охраной —в исправительный лагерь, как объяснили майору Николсу переводчики. Больше он своихподопечных не видел.

В середине следующего месяца из Тромсе отошел еще один конвой с русскими пленными. Их ждал такой же прохладный прием. В досье английского МИДа хранится рапорт молодого английского офицера, бывшего на борту одного из судов. Он с ужасом описывает бесчеловечное обращение с несчастными, настрадавшимися в немецком плену людьми. Никто не помог им сойти на берег; калеки были вынуждены справляться собственными силами. Даже «молодые девушки в форме — как нам сказали, медсестры в ранге сержанта», относились к пленным равнодушно и жестоко. Такая бессердечность советских представителей явно озадачила автора рапорта. Он замечает, что простые английские солдаты, ставшие очевидцами этих сцен, «почувствовали это даже, может, сильнее, чем некоторые офицеры, и тут же сделали выводы».

В составе этого конвоя было медицинское судно «Аба». На его борту находились больные русские, которых еще раньше забрали в Гулле. Сопровождал судно английский лейтенант из группы связи с советскими представителями, Владимир Бритнев, сам русский по происхождению. Он вспоминает, в каком ужасном состоянии были его подопечные:

Все они были обречены, и, мне кажется, большинство это понимало. Они были либо изувечены, либо умирали от туберкулеза. Чтобы облегчить их страдания, я помогал им ежедневно, а то и дважды в день, протыкать иглой легкие, чтобы выпустить гной.

В Тронхейме Бритнев сошел с корабля, его ждали новые обязанности, а на его место заступил уже знакомый нам Чеслав Йесман, работавший с русскими военнопленнымив Англии. Он хорошо говорил по-русски и за прошедший год выслушал от пленных сотни историй о том, как тяжко им пришлось при немцах. В Тронхейме «Аба» взяла на борт еще какое-то количество больных русских (всего на корабле находилось 399 пациентов). Ав Мурманске судно ждал обычный холодный прием. Для тех, кто не мог ходить, советские власти выделили несколько сломанных носилок, но одеял не дали. «Аба» простоялав Мурманске четыре дня, и когда она отходила в море, с палубы можно было видеть несчастных, все еще лежавших на набережной там, где их выгрузили в первый день. Многие умерли — некоторые от болезни, другие же, в буквальном смысле слова, от жажды. Английские матросы и медсестры с корабля делали все, что могли, чтобы помочь несчастным — хотя никто не просил их об этом, — но их возможности были крайне ограничены. Иногда посмотреть на раненых приходили молодые советские женщиныв форме и с жесткими лицами. Йесману сказали, что это любовницы высокопоставленных офицеров. Лишь одна из них на минуту обнаружила интерес к происходящему: когда английский матрос обносил водой умиравших от жажды людей, молодая дама выразила возмущение некультурностью матроса, который поил всех с одной ложки.

Однако в целом советские власти не бездействовали. Мы уже убедились, что обычно офицеров, возвращавшихся на родину, расстреливали тут же по прибытии. Но средижалких человеческих обрубков на борту «Абы» офицеров не было. Впрочем, сотрудники НКВД справились и с этой задачей: двух русских врачей и фельдшера отвели в сарайметров за сорок и расстреляли: ленинцы свято блюли свои заповеди. До Йесмана донеслисьих крики и проклятья; позже он видел тела расстрелянных. Многие члены команды корабля тоже слышали приглушенный залп.

Покончив со всеми делами, «Аба» и сопровождавшие ее суда вышли в норвежские воды. Рапорт о приеме, оказанном советскими властями больным согражданам, был передан в МИД, и Томас Браймлоу заявил, что все это «отвратительно и очень грустно» и рапорт может пригодиться для служебного пользования при подготовке ответа на утверждения генерала Голикова, будто родина принимает своих сынов с распростертыми объятиями. МИД, однако, не мог позволить себе такую «бестактность», как прямой упрек в адрес советских представителей...

Печать E-mail

Притча о вере

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 23 октября 2016. Категория: Из разных источников.

ВЕРА

Некий батюшка все никак не мог унять нескольких неофитов в своем приходе. Им слово – они в ответ десять, да все из святоотеческого писания, и даже чуть свысока на простеца-священника поглядывая, не понимая, что даже азов веры еще не постигли. В какой-то момент им показалось, что они совсем его одолели, но тут отче достал большую стеклянную банку и, наполнив ее камнями, спросил у неофитов: 
– Полна ли банка? 
– Да, полна, – услышал он уверенный ответ. 
Тогда высыпал в нее немалое число гороха и потряс. Естественно, горошек занял свободное место между камнями. И еще раз спросил священник неофитов: 
– Полна ли банка? 
– Полна, – хором отвечали они, впрочем, уже с меньшим апломбом, чем прежде, чувствуя каверзу, которая не заставила себя ждать. 
Священник высыпал в банку целый куль песка, уточняя: 
– А теперь? 
– Полна... – раздался уже один-единственный неуверенный голос. 
А батюшка уже лил в банку один за другим стаканы воды, приговаривая: 
– Камни – это то, что вы прочли о вере, горошек – ваши дела, песок – опыт, вода – благодать Божия. Чем раньше вы решите, что «все познахом», тем меньше у вас надежды по-настоящему наполниться.

Печать E-mail

РПЦЗ: Письмо о положении дел в США и Гаити после смерти о. Григория Вильямс (+eng)

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 22 октября 2016. Категория: РПЦЗ.

Дорогие братья и сестры во Христе,

Я передаю следующую информацию, которая, в моей оценке, дает почву для осторожного оптимизма:

Печать E-mail

Рассказ о катакомбниках в советское время: Отрывок из воспоминаний В.Н. Яснопольской

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 19 октября 2016. Категория: Гонения на верующих.

В марте 1929 года я приехала в Петроград, рассчитывая там обосноваться окончательно. Очень скоро удалось найти прекрасную комнату на Лиговской улице у вдовы барона Гревенец (крестницы императора Николая II, дочери генерала Мина). Она очень хорошо меня приняла, так как боялась принудительного заселения, которое тогда широко применялось, и понимала, что от меня зла ей не будет. Приближалась моя первая экзаменационная сессия в Институте истории искусств: мечта, казалось, начинала сбываться. Я поселилась в чудесном, на этот раз северном городе, полном для меня нераскрытых тайн, со множеством неизвестных мне, но теперь доступных храмов, дворцов, музеев. Здесь же находился храм Воскресения на Крови с исключительным составом духовенства: о. Феодор Андреев, о. Василий Верюжский (настоятель), о. Сергий Тихомиров, о. Николай Прозоров, о. Никифор Стрельников. Все они, кроме о. Василия Верюжского, погибли. Там же служил епископ Гдовский Димитрий (Любимов). Когда он выходил, благословлял народ, то за словами архипастырской молитвы: «Да будут милости великого Бога… со всеми вами», — чувствовался настоящий служитель Великого Бога.

Я ощущала себя счастливой в этом храме, где меня никто не знал и где моя душа предстояла только перед Всевышним. В Киеве было много знакомых и среди духовенства, и среди мирян — это меня отвлекало. Поэтому на новом месте я решила не вступать ни в какие контакты с духовенством вне храма. Но я привезла из Киева от священника Анатолия Жураковского и ряда других документы с изложением причин их разрыва с митрополитом Сергием и с официальной Церковью, с просьбой принять их под руководство митрополита Иосифа. Я попыталась передать их о. Феодору, но он сказал, что в храме это неудобно, и просил принести бумаги к нему домой. «Опять домой», — подумала я, но в назначенное время пришла к нему на квартиру (Лиговка 21, квартира 7).

Я пробыла там очень недолго, даже не садилась. Мы поговорили с о. Феодором, стоя у окна. Во время краткого разговора я подумала, что если бы я пришла к нему с какими-то личными вопросами, то мне не надо было бы ни о чем спрашивать, такой ясный и тихий свет исходил от него, и в этом свете без слов становилось ясно, что правда и что неправда. Во время нашей беседы произошло еще одно с виду незначительное событие, которое, однако, сильно отразилось на моей дальнейшей судьбе.

Кто-то вызвал о. Феодора из соседней комнаты буквально на одну минутку, а когда я уходила, то в передней услышала детский возглас «Валя!» и топот убегающих ног. О. Феодор усмехнулся, но ничего не сказал. Потом я узнала, что это две его дочери-близнецы пяти или шести лет. Понаблюдав за мной через щелку двери, они вызвали отца, чтобы узнать, как зовут «новую тетю», заинтересовавшую их, по-видимому, тем, что она по своему возрасту была к ним ближе, чем посещавшие их дом солидные люди. Как-то на Невском незнакомая девчушка вдруг преградила мне дорогу и сказала: «Ты нам нравишься больше всех тетей, которые у нас бывают». Я в недоумении остановилась. Но тут подошла тоже незнакомая мне дама и, смеясь, объяснила, что со мной разговаривала одна из дочерей о. Феодора и что девочки-фантазерки слагают про меня легенды. Мы посмеялись, и казалось, что на этом все закончилось…

Я дважды исповедовалась у о. Феодора. Не знаю, узнавал ли он меня, но оба раза он говорил мне примерно одно и то же: «Живите просто, изо дня в день творите молитву Иисусову». Причем в молитве Иисусовой он советовал делать ударение на словах «Сыне Божий». Последняя моя исповедь у него пришлась на последний день его служения, в Великую среду. Он долго исповедовал, в храме было холодно, откуда-то особенно дуло в том месте, где он стоял. Я хотела сказать ему об этом, но постеснялась. Отец Феодор простудился и заболел воспалением легких, к тому же у него было больное сердце.

… <Однажды> утром раздался телефонный звонок (до сих пор не могу понять, откуда узнали мой номер телефона, я сама его тогда не знала, так как телефон находился в комнате у хозяев, и я им не пользовалась). Мне сообщили, что тяжело заболели о. Феодор и обе девочки, которые просят разыскать киевскую Валю. Этот телефонный звонок был призывом о помощи. И я пошла к Андреевым, и уйти от них уже не смогла. Девочки не отпускали меня, а о. Феодору становилось все хуже, и все заботы жены его Наталии Николаевны были направлены на него. Я кое-как сдавала экзамены и бежала к больным…

10 мая тихо скончался о. Феодор. Все последние дни, часы и минуты батюшки я проводила с его семьей. Вскоре, по настоянию его домочадцев, я совсем переселилась в их квартиру, хотя этот переезд для моей прежней хозяйки Гревенец казался целой трагедией, так как грозил ей принудительным вселением. Она горячо уговаривала меня остаться, но — победили девочки. 

… Очень тяжело переживала смерть о. Феодора жена его Наталия Николаевна. Их брак был счастливым, да и сама Наталия Николаевна была человеком незаурядным, способным понять и разделить устремления мужа. Отец ее, Николай Александрович Фроловский, занимал должность воспитателя великого князя Михаила Александровича. В доме у них бывал и читал статьи философ Владимир Соловьев.

… Возвращаясь однажды после работы домой, обратила внимание на обогнавшего меня человека в кожаном пальто и с головой, как мне подумалось, древнегреческого мыслителя. Но не только я заметила его, другие прохожие также оборачивались ему вслед. Каково же было мое удивление, когда я встретила его у нас в квартире. Мне сказали, что это о. Павел Флоренский, ближайший друг о. Феодора и Наталии Николаевны. Видя, как девочки радостно меня встретили, и понимая, что в доме, где царило горе и где, кроме вдовы, жили только одни старушки (их было четверо), о. Павел завел со мной речь о девочках. Он говорил, что в общении с ними надо учитывать психологию близнецов, у которых самосознание «я» заменяется самосознанием «мы».

Отец Феодор познакомился с о. Павлом, по словам Наталии Николаевны, в 1910 году в Троице-Сергиевой лавре, когда поступил в Духовную академию, где П. А. Флоренский читал тогда курс истории философии, и они сразу подружились. Эта дружба сохранялась многие годы. Но в вопросах церковной жизни последних лет их взгляды начали расходиться. Отец Феодор не мог принять Декларацию митрополита Сергия, и был одним из тех, кто канонически обосновал правомочность отделения митрополита Иосифа и ряда других архипастырей от официальной Церкви. По мнению же о. Павла (передаю со слов Наталии Николаевны), в современной Церкви так много совершается нарушений древних канонических правил, что Декларация митрополита Сергия является, может быть, и не таким уж большим отступлением. Наталия Николаевна рассказывала, что Флоренский иногда приезжал к ним и гостил по несколько дней. И эти приезды для них становились всегда праздником.

В 1929 году положение в Церкви было тревожным и неопределенным. Митрополита Иосифа, первым объявившего о неприятии Декларации и возглавившего Церковь «отделившихся», выслали в Устюжну, но других решительных мер со стороны гражданских властей пока не последовало. Личные контакты в среде «непоминающих» были затруднены, хотя на квартиру о. Феодора, часто не зная о его смерти, продолжали писать и приезжать за разъяснением недоумений. Наталия Николаевна дважды ездила в Устюжну с поручениями к митрополиту Иосифу, наивно считая эти поездки конспиративными. Меня также дважды посылали в Старую Руссу и Великий Новгород. Квартира о. Феодора в «органах» называлась «главным штабом» и находилась под соответствующей опекой.

Мне запомнились двое длиннобородых и длинноволосых сибирских батюшек в громадных шубах, приехавших к о. Феодору, когда тот лежал уже смертельно больной. Его жена не отходила от постели больного, и мне приходилось этих и других вопрошавших знакомить с письмами и обращениями епископов, выступивших против Декларации. И таких недоумевающих и вопрошавших было много. Не все могли приехать, а почта служила ненадежной связью. Но все же какие-то контакты осуществлялись.

Я помню, меня дважды посылали в Старую Руссу к епископу Иоанникию[1]. Никаких письменных материалов мне не давали из предосторожности. Обо всем надо было сообщать только устно. Казалось, что мой вид не может вызвать подозрений: 24 года, стриженая. Когда я пришла на квартиру к епископу, и келейник с лукавым видом спросил, какое у меня может быть дело к владыке, я чуть было не бухнула ему, что хочу венчаться в посту: это, вероятно, соответствовало бы моему виду, но, к счастью, сдержалась. Сам владыка очень внимательно меня выслушал, потом встал, поклонился мне и сказал: «Я поступлю так, как вы скажете». Я чуть не зарыдала: «Владыка, я только посыльный, как посмею вам указать». Потом направили меня к нему второй раз. Он не принял Декларацию.

Дважды посылали меня в Великий Новгород, где было несколько епископов, не помню их имен. И снова нельзя везти никаких писем, а надо все передавать только устно.

Осенью 1928 года к о. Феодору приезжал из Киева о. Анатолий Жураковский для обсуждения вопросов, связанных с Декларацией. Случилось так, что в это время к о. Феодору пришли с обыском, и он был арестован. Его гость во время обыска стоял за дверью проходной комнаты, где висел телефон, который, к счастью, ни разу не зазвонил, и о. Анатолия не заметили. Следователь Макаров убеждал о. Феодора принять Декларацию, обещая за это обеспечить Церкви правовое положение. «Оставьте нам наше святое бесправие», — отвечал на это о. Феодор. Несмотря на неуступчивость, о. Феодора в тот раз вскоре отпустили, вероятно, в связи с плохим состоянием здоровья[2].

Печать E-mail