Вот и состоялся лжесобор ушедших в раскол отцев и братий наших. Грустное и достойное всякого сожаления свершение, итогом которого стало подтверждение многолетней лжи этих людей. Ни собственные их убеждения, которые высказывались и были приняты ими на V Всезарубежном Соборе, ни многократные призывы к братскому примирению в лоне РПЦЗ, ни, в конце концов, здравый смысл... Ничто не смогло повлиять на принятые ими решения. И что же в итоге мы видим? Своими постановлениями эти люди окончательно расписались в своей лжи: лжи направленной против братской любви, лжи направленной на разрушение РПЦЗ, лжи лишившей их благодатного участия в Таинствах, бывшей некогда родной для них, Церкви...
Была построена для воинского гарнизона в 1898 в Старом городе (исторический район Порт-Артура), с первого года поселения там русских. Освящена в честь свт. Николая. Расположенная на возвышенном месте, она прекрасно просматривалась с моря. Каких-либо сведений об архитектурно-строительной истории сооружения не обнаружено.
Необычное объемно-планировочное решение деревянного храма обусловлено необходимостью обслуживать воинское подразделение: очень протяженная, на семь окон, вытянутая по оси запад – восток трапезная служила залом для построения отряда. Священником церкви в 1904 служил Глаголев.
Фасады церкви разработаны в русском стиле: шатры, восьмерики, бочки, наборные наличники и колонки, многоярусные подзоры и т.д. До Русско-японской войны церковь успели расширить, видимо, прежние строительные объемы перестали удовлетворять нужды порт-артурского отряда. К четверику храма с северной и южной сторон были пристроены большие приделы, которые венчали такие же, как храм и колокольню, восьмигранные шатры с главками на высоких шейках. Единый декоративный строй всего здания подчеркнут контрастом темных деталей и светлой обшивки стен. Преувеличенно крупные лаконичные формы и архитектурно акцентированная повторяемость форм – шатров, главок, деталей – придают выразительность распластанному, протяженному, простому в плане сооружению. Используя в качестве источника древнерусские архитектурные формы, архитектура порт-артурской Отрядной церкви отвечает духу исторического времени.
«Убор церкви прост и незатейлив: бедный сельский храм, не боле. Но в нем чувствуется близость к Тому, который, нося в себе источник света, мира, правды и любви, жил так. Как проповедовал, и умер со словами прощения на устах», – пишет в своих воспоминаниях о Русско-японской войне Е. К. Ножин.
После 1905 церковь какое-то время служила японским военным – христианам. Храм не сохранился.
Библиография:
Новый край. 1904. 6 мая. С. 2.
Дневник полкового священника, служившего на Квантунском полуострове с 27.03 по 25.12.1904 г. // Вестник военного духовенства. СПб., 1905. № 22. С. 698.
Ножин Е. К. Правда о Порт-Артуре. СПб., 1907. Ч. II. С. 55.
Раскольников совесть не удержала, как многие на это надеялись, и они всё-таки открыли сборище своей парасинагоги, лицемерно назвав это "Шестым Всезарубежным Собором". Собственно, иначе они и не могут его назвать, поскольку Архиерейского Собора и Синода у них нет, постольку у них не может быть сколь-нибудь авторитетного собрания. Вот они и вынуждены свою парасинагогу именовать "Всезарубежным Собором". Если им было бы нужно, то назвали бы, не постеснялись, и "Вселенским Собором" – а что делать, обманывать людей им же как-то надо.
Часовня в г. Дальнем появилась до 1902 на русском кладбище, которое существовало в строящемся городе как общественное. Во время Русско-японской войны, когда там стали хоронить погибших воинов, часовня приобрела статус храма-памятника.
К часовне вели две лестницы: со стороны церковной усадьбы – крутая; со стороны кладбища – пологая и широкая. Небольшой объем сооружения представлял собой восьмерик, перекрытый шатром с палицей, увенчанный луковичной главкой. Выступающие с трех сторон ризалиты, с четвертой – арочный портал, завершены шипцами. Русский стиль часовни выражался не только в характерной для древнерусской храмовой традиции композиции, но и в деталях симметрично оформленных фасадов: сдвоенные колонки-кубышки на мощных постаментах, фланкирующий арочный портал, широкий непрерывный по всему периметру фриз, заглубленные в стену православные кресты, контраст красного кирпича и белокаменной отделки и т.п.
В 1912 в рамках государственной программы деятельности Комитета по увековечиванию памяти погибших в Русско-японской войне русских воинов часовня одновременно с кладбищем была реконструирована. В 1935 – расширена и превращена в церковь, освященную во имя св. Архангела Михаила. Пристроенные объемы трапезной и придела были выдержаны в первоначальном стилевом ключе, и церковь после расширения стилистически воспринималась как единое целое. Новый придел с водруженной на него звонницей – небольшим четвериком открытого звона в виде сени с покрытием на восемь скатов и главкой – не были порождением эклектичного стилизаторства, наоборот, необычность композиции по мотивам древнерусского зодчества соотносилась с веяниями нового исторического времени.
В воспоминаниях русских дальнинцев церковь предстает архитектурно очень выразительной и уютной. Сведений по истории ее строительства не обнаружено, имя автора проекта установить не удалось.
Во время китайской «культурной революции» храм был разрушен, но кладбище частично уцелело. Сегодня здесь сохранились некоторые памятные плиты, надмогильные кресты. Местоположение утраченной церкви-памятника точно известно.
Библиография:
Забытые могилы. Харбин: Изд-во М. В. Зайцева, 1938. С. 41.
Троицкая С. С. Харбинская Епархия, ее храмы и духовенство. К 80-летию со дня учреждения Харбинско-Манчжурской епархии 1922 – 11/24 марта 2002. Брисбен, Австралия. Изд. Н. И. Дмитровского-Байкова, 2002. С. 79.
Левошко С. С. Православные храмы-памятники русским воинам в Китае: идейное содержание и архитектурная символика // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Кн. 5. Благовещенск: Изд-во АмГУ, 2003. С. 419-420.
Левошко С. С. , Мизь Н. Г. Храмы Маньчжурии и Южно-Уссурийского края в память русских воинов, павших в Русско-японской войне 1904-1905 гг.//Навечно в памяти / О. Б. Стратиевский, Н. Г. Мизь, Г.П. Турмов / Под общ. ред.Г. П. Турмова. Владивосток: изд-во ДВГТУ, 2004. С.18.
Вид церкви-памятника Архистратига Михаила, г. Далянь, Китай. Фото сер. 1930-х
Панорама русского кладбища в г. Далянь, Китай
Панорама с церковью-памятником Архистратига Михаила. г. Далянь, Китай
Праздник Рождества Христова отмечали в Софийском Свято-Успенском кафедральном соборе (Болгарская Православная Старостильная Церковь). Праздничные богослужения возглавил Митрополит Фотий Триадицкий.
В 20-х годах, во время борьбы Православия с обновленчеством, в России выдвинулось много так называемых "апологетов" Православия. Это они первые употребили термин "Советская Церковь", заговорили о "Вратах ада" и уточнили свое исповедание словом "староцерковник". Некоторые из них еще при жизни получили общее признание как подвижники. Такой была студентка Педагогического техникума Валентина Ч.
Она вела работу по преимуществу среди женщин и при этом делала многое казавшееся невозможным: в приходах, где она появлялась, происходили молниеносные перевороты: обновленческое духовенство изгонялось, женщины составляли церковные "двадцатки", отбирали ключи у "живцов" и заставляли власти подписывать договоры о существовании Тихоновской церкви. Обаяние Валентины было велико, слово ее сильно, деятельность захватывающа.
За Валентиной буквально гонялась вся милиция, ячейки, комсомольцы и коммунисты. По дорогам в захваченные обновленцами села ставились пикеты из видевших Валентину, но ее проводили местными тропинками, и она появлялась неожиданно. Вспыхивал "бабий психоз", как писали районные газеты, приход делался староцерковным, а Валентина исчезала бесследно, чтобы явиться, где ее меньше ждали.
Когда, наконец, Валентина была арестована, дело уже было сделано: обновленчество разбито.
Увозили Валентину под сильным конвоем, с маленькой пристани на реке Белой. Идя по длинным сходням, Валентина на середине оглянулась и увидев на берегу молчаливую толпу женщин, вышедших проводить ее, она махнула им рукой и крикнула: "А здорово мы их, сестрицы!" Шедший сзади конвоир ударил ее в спину, и Валентина, споткнувшись, упала в воду. И конвой, и народ бросились спасать ее, но вытащить удалось лишь через полчаса — мертвую: течение затащило ее под пароход. Хоронить ее тело не выдали, но могилу ее народ узнал и перенес ее тело на одно сельское кладбище, где оно похоронено во время ее прославления.
Исповедница Татьяна
"Молодая москвичка, происходившая из обеспеченной до революции семьи, выросшая уже после революции, раба Божия Татьяна всецело посвятила себя служению Церкви, — рассказывает свидетель. — В это время постриг был уже фактически невозможен, а на тайный постриг она по молодости и скромности не считала себя достойной. Лишь посещение богослужений, строгое соблюдение постов и помощь семьям арестованных пастырей Церкви — вот ее незаметное служение до 1927 года.
После декларации митрополита Сергия она отказывается от посещения церквей, где его поминают, и принимает, несмотря на свою молодость, деятельное участие в борьбе против этой декларации. На нее производит огромное впечатление беседа с архиепископом Серафимом Угличским (Самойловичем). Неизвестно, где имела место эта беседа, возможно, что Татьяна съездила к нему в Углич еще до его последнего ареста. С этого времени ее деятельность несколько меняет свой характер: она размножает на машинке различные протесты православных иерархов против политики митрополита Сергия и организовывает сборы пожертвований на посылки находившимся в заключении архипастырям и отправку лиц, которые под видом родственниц могли бы посетить заключенных и ссыльных Отцов Церкви и не только передать им плод усердия верной им паствы, но и получить от них письменное или хотя бы устное наставление, как себя держать и как относиться к слабому, поддавшемуся призывам митрополита Сергия, духовенству, которое, оправдывая себя, обвиняет в расколе не подчиняющихся Сергию пастырей. Родные увещают молодую девушку не подвергать себя опасности, тем более, что она носит известную в Москве фамилию и именем ее отца — известного до революции общественного деятеля — названа одна из ближайших к Москве железнодорожный станций. Она отвечает, что решила посвятить себя служению Церкви и что в наш век монастырь заменен концлагерем; она знает, что это неизбежно наступит и будет продолжать свою работу и до, и после ареста.
Архиепископ Серафим (Самойлович)
В конце 1928 года Таню арестовали. Ее обвинили в распространении нелегальных воззваний (то есть перепечатанных на машинке посланий находящихся в ссылке иерархов) и организации сборов на помощь репрессированным. Она стойко держала себя, не назвала тех лиц, от которых получала эти послания для переписки; продержав Таню полгода в заключении, ее приговорили весной 1929 года к трем годам концлагеря и отправили в новый концлагерь близ станции Порандово, Мурманской железной дороги, откуда начинали прокладку шоссе на протяжении свыше ста километров в направлении финской границы. Работы производились в болотистом лесу и представляли большие трудности. Заболеваемость была большая, и поэтому вдоль трассы строящегося шоссе открыли пять полевых лазаретов в наскоро отстроенных бараках. В одном из них начала работать медицинской сестрой заключенная Татьяна. Во главе лазарета стоял один верующий сектант, до революции врач одного из гвардейских полков. Он помог Тане сдать несложный экзамен на лекпома по известному "Руководству для фельдшеров" Баранова, по которому сдавал в лагере экзамен и автор этого рассказа, и иеромонах отец Агапит (в миру офицер военного времени одного из гвардейских полков).
Первое время Таня не чувствовала себя одинокой среди верующих сотрудников этого госпиталя, но после сдачи экзамена ее перевели на "самостоятельную" работу во вновь открытый госпиталь дальше по трассе шоссе. Здесь ее местный начальник этой командировки обвинил в том, что она не только оказывает своим больным врачебную помощь, но и ведет с ними религиозные беседы. Таня мужественно ответила, что нет закона, запрещающего фельдшеру говорить с больными о религии и тем более, что с медицинской точки зрения врач должен всячески поддерживать душевное настроение больного и подбодрять его, что помогает лечению. Грубый стрелок раскричался на хрупкую, маленькую ростом Таню и приказал плотникам строить рядом с бараком лазарета карцер, в котором без отопления она будет ночевать и проводить все внеслужебное время, ибо за неимением врачебного персонала он ее арестует "с выводом на работу". Она не устрашилась его угроз и, когда через три дня карцер был выстроен и его окошечко затянуто колючей проволокой, он сам, видимо устыдившись своего поведения в отношении маленькой ростом Тани, выглядевшей еще моложе своих небольших лет, отменил свое распоряжение. Этот случай она мне сама рассказала, когда я познакомился с ней в лазарете "11-го разъезда" к северу от Медвежьей горы в конце ноября 1931 года. Долго беседовали мы с ней о судьбах Церкви, и она поразила меня своим мужественным "пессимизмом". По ее словам, гонения будут расти и виды репрессий станут еще более жестокими. Поэтому нужно закалить себя и не мечтать о выходе на свободу, а подготовлять себя к новым арестам, ссылкам, лагерям, а затем и к смерти от руки врагов Церкви...
Я снова увиделся с ней в конце марта 1932 года, когда ее вызвали на Медвежью гору "на освобождение". Она мне говорила, что в Москву ее наверно не пустят и родных она больше не увидит, но надеется, что послужит Церкви и заслужит новые аресты. "Чего Вам больше всего хотелось бы, когда Вы через месяц будете на "воле"?" — Хоть раз в жизни съездить, несмотря на все трудности, к митрополиту Кириллу Казанскому в его ссылку и принять его благословение, и послужить ему, пока он еще жив и нас вдохновляет на наше скромное служение!"
Больше мы не встречались и не знаю, как проходило потом служение нашей катакомбной Церкви маленькой фельдшерицы Тани. Все ее очень уважали и звали по отчеству".
Возлюбленные Отцы и Братья, чада возлюбленные о Господе,
РОЖДЕСТВО Господа нашего Иисуса Христа в мире, в Вифлееме Иудейском, двадцать веков тому назад, означало Вочеловечение Бога Слова и явление Бога на землю: «Бог явился во плоти» (1 Тим. III, 16). Сын Божий явился во плоти, как Богочеловек, чтобы вернуть нас к Божественной жизни, откуда мы отпали.
Христос воплотился, по непостижимому величию Своей Любви, чтобы человек получил обожение: «Сын Божий стал сыном человека», подчеркивает Афанасий Великий, «чтобы сыновья человеческие, то есть Адам, стали сыновьями Божиими».
Тем, которые приняли с верой Божественное Явление, Господь «дал власть быть чадами Божиими» (Иоан. I, 12). Божественное усыновление является величайшим и самым ценным достоинством для верующего человека, который уже становится, по благодати, чадом Всевышнего, Всесильного и Бессмертного Бога!
Как известно, человек был создан с самого начала «по образу Божию», но он развратился и утратил Царскую Благодать, нарушил сыновную связь, которую имел с Богом Отцом. Однако Рождеством Христовым он получил обожение, поскольку он соединился с плотью Иисуса и приобщился Его Церкви, которой Глава – Христос.
Богочеловеческому Телу Церкви была дана вся благодать Троического Божества, Которая спасает от греха, возрождает, освящает и обожает человека.
* * *
НО каждому из нас, Благодать дается «по мере дара Христова» (Ефес. IV, 7). Господь раздает Благодать Свою «по нашему труду» (1 Кор. III, 8) в добродетелях и в Таинствах.
Святым Крещением мы приобщаемся к Православной Церкви, и Причащением Тела и Крови Христовых мы соединяемся с Ним и между собой. Для осуществления этого Благодатного Дара, для его сохранения и умножения, обязателен и наш собственный вклад. Человек должен свободно возжелать своего обожения. Он хоть и получил благодать усыновления, был «зачислен» как чадо Божие, но важно то, насколько человек позволил благодати действовать в его повседневной жизни.
Это значит, что мы должны постоянно бороться против мира, плоти и дьявола, которые сопротивляются нашему Божественному званию и всячески стараются захватить нас в плен. Не будем забывать, что Церковь состоит из подвизающихся и кающихся, которые желают не только своего нравственного усовершенствования, но и святости, соединения по благодати с Богом, обожения!
* * *
ЗНАЧИТ, наша вера и наша непостоянная воля нуждаются в укреплении, для того чтобы отвергать тягу к удовлетворению обманчивых и греховных наслаждений, которые нас отдаляют от Божественного Младенца. Божественное усыновление несовместимо с удовлетворением грешных пожеланий.
Но как можно пребывать в благодатном состоянии божественного усыновления и избегать давление злых помыслов, которые постоянно жужжат в нас, с целью отвратить нас от спасительного пути?
Решительное значение имеет сохранение внутренней близости со Христом Спасителем. Живая вера, непрестанная молитва, дела любви и милосердия, терпение в испытаниях и в искушениях охраняют наше общение с Ним и укрепляют его. Покаяние, прощение и Причащение Пречистых Таин, после духовного приготовления через пост и воздержание, оживляют и обновляют наше единение со Христом.
А злые помыслы отгоняются горячей молитвой с болью к Богу, Единственному Освободителю. Сладчайший Господь наш Иисус Христос, когда человек призывает Его на помощь, тогда «приходит в затаенные места души» и освобождает от тяжкого ига и горького рабства злым помыслам (Прп. Макарий Египетский).
* * *
Возлюбленные чада о Господе,
ПОДУМАЕМ о том, что далеко от Бога и от Его Святой Церкви, Которая хранит Божественное учение и способы очищения и освящения, существуют только обман, грех, погибель. Наша Православная Церковь, Своим духовным Преданием, руководит нас Своими Святыми, Своими Архиереями и Духовными Отцами в правильном понимании и опыте Веры, а также в соединении с Воплотившимся Словом. Те, которые восстают против своих законных и канонических Православных Пастырей, нарушают Божественный порядок и сами застревают в губительной прелести своеволия.
Будем жить в стремлении к истинному обновлению нашего Божественного усыновления, воодушевленные надеждой на восхождение к Богу, на подвиги добродетели и святости.
Пусть Родившийся Господь наш Иисус Христос, Спаситель наш, утвердит нас в Исповедании правильной Веры, чуждой прелестям и ересям, особенно всеереси Экуменизма, свободной от демонских влияний и сетей, от разновидной апостасии апокалиптических времен, в которых мы живем.
Пусть Он избавит нас также от лукавых помыслов самодовольства и многостяжания, сладострастия и человеконенавистничества, и дарует нам вечную жизнь и спасение! Аминь!
Рождество Христово 2016
† Архиепископ КАЛЛИНИК Афинский с Членaми Священного Синода
На праздник Рождества Христова сербская приходская община Святого великомученика Георгия в Грэнвилле (Сидней, Австралия) совершила свой первый полный цикл богослужений.
Община принадлежит Свободной Сербской Православной Церкви под омофором епископа Амвросия Мефонского (ИПЦ Греции), с благословения которого священник Небойша Миркович (РПЦЗ) совершил Рождественские богослужения, благословив традиционный сербский “Badnjak” (дубовые ветки) - Рождественское дерево.
В день Рождества была отслужена Божественная литургия.
8 января католики праздновали Богоявление, по этому случаю велась прямая трансляция из Сикстинской капеллы. Во время церемонии папой Франциском было "крещено" несколько детей. Я не интересовался раньше, каким образом совершается этот обряд католиками, но, после увиденного, стало ясно, что свою манеру "крестить" Патриарх Кирилл (Гундяев) полностью перенял у папистов. Различие только в том, что папа поливает водой лоб, а Патриарх Кирилл смачивает затылок. Такой способ "крещения" даже нельзя назвать обливанием, скорее, это "крещением поливанием". Конечно, православные этот латинский обряд Таинством Крещения считать не могут.
Этому молодому мученику было всего шестнадцать лет. Его отец Яков Васильевич Платонов, сын настоятеля Успенско-Николаевского собора в городе Белгороде Курской губернии, был старшим врачом 31-й артиллерийской бригады, стоявшей в том же городе.
Возвратившись по окончании войны в Белгород, доктор Платонов как прекрасный специалист получил место врача на железной дороге и все, казалось, должно было идти хорошо. Но незаконной власти всюду чудились опасные враги, и вот в число таких врагов был причислен доктор Платонов.
В чем было его преступление по отношению к советской власти?
Сын священника, старый военнослужащий в ранге полковника, интеллигентный человек — этого вполне достаточно для причисления к "контре".
Но он нужный и ценный специалист. Его нужно "переделать", если удастся, и во всяком случае использовать, пока нужно.
И вот этот чуткий к людскому горю прекрасный врач начал подвергаться какой-то нелепой, чудовищной травле со стороны городской власти. К его единственному сыну, ученику местной гимназии подослан был в качестве товарища один негодный лентяй соученик Сашка Гунченко. Он был, как родной, принят в доме доктора и отношение к нему было, как к брату Миши. Этот маленький сексот притворялся искренним другом Миши и сообщал "куда следует" все, о чем говорили в доме. А так как с семьей Гунченко Платоновы были давно знакомы, то подозрений к нему никаких не имели и, вероятно, позволяли себе некоторую откровенность, которая и погубила их.
Вскоре в Белгороде был спровоцирован политический заговор среди интеллигентной молодежи, а вернее детворы, для нанесения удара ненавистной части населения — "буржуям", и начались аресты мальчиков и девочек.
В число этих "заговорщиков" попал и Миша, который без разрешения больной матери, всегда сидевшей в комнате, не решался с товарищем выглянуть за ворота дома, а не то что участвовать где-то в политической работе.
Начались допросы, издевательства. Мальчик не выдержал и заболел. Отец не смел видеться с контрреволюционером и помочь ему как больному, а обязан был лечить "трудящихся" и мучителей его сына, ни в чем не повинного. В тюрьме и был замучен Миша в 1921 году, а отец и мать превратились в полупомешанных. Вскоре после этого, возвратясь домой, доктор нашел жену в доме убитой. Пытаясь оказать ей помощь, он испачкался ее кровью, а ворвавшаяся милиция схватила его, как убийцу собственной жены, и его посадили в тюрьму.
Окончательно потрясенного, его оправдали. Как оказалось после, организатором убийства оказался тот же обласканный ими Сашка Гунченко.
Последние годы своей разбитой жизни доктор Платонов провел в том же Белгороде, работая в железнодорожной поликлинике. Но что это был за человек и как он смог перенести все эти бедствия?
За что же погиб Миша? За то, что дед его был священником, отец царским военнослужащим и верующим человеком, каким он и остался до конца дней своих, перенося муки страшнее собственной смерти, а Мишу избрали средством пытки несчастных родителей.
Исповедники в Красной армии
"Шел 1931 год, разгар пятилеток и сплошной коллективизации, — рассказывает свидетель. — Осенью этого года меня взяли в Красную армию. Брали только тех, кто подходил по социальному положению. Я вырос сиротой и работником у чужих людей. Самый подходящий для советской власти. А мои религиозные убеждения им были сначала неизвестны, а потом меня за них называли "темнотой", но вера в Бога у меня была крепкая. В армию я даже рад был попасть, потому что все почти пошли в колхоз, а я не пошел и мне некуда было деваться. Жил я у своих воспитателей.
Как выросший в глухой деревне и нигде не побывавший, я в первый раз в жизни ехал на поезде, в вагонах для скота, и в октябре (на Казанскую икону Божией Матери) прибыли мы в город Катта Курган (за Ташкентом), в 3-й артиллерийский горно-вьючный полк, Средне-Азиатского военного округа, командующим которого был матрос Дыбенко.
Попал я в полковую школу курсантов на младших командиров. На мне был крест; я таился, чтобы никто не узнал. Узнали, донесли, и меня стали везде водить и задавать вопросы: "И ты веришь в Бога? И на тебе есть крест? А ну-ка покажи". Пришлось показать и отвечать на все, как мог. Кстати, скажу: в детстве я был любознательный, любил читать, особенно священные книги, так что мог красноармейцев ставить в тупик, ибо они ничего не знали, а твердили только за другими: "Бога нет". Вероятно поэтому за меня и взялись больше всех. Потому что потом раскрыли еще троих, тоже самарских. Нам задали вопрос: как вы можете воспитывать, обучать красноармейцев, если вы верите в Бога? А если будет война, будете расстреливать попов? И однажды перед строем политрук выразился так: "Если мы их не перевоспитаем, то мы не большевики". Меня вызвали в штаб полка. После долгих увещаний задали вопрос: а ты знаешь, что такое инквизиция? Я тогда не знал, чтобы сказать, что наша Православная Церковь никогда не шла этим путем. Когда произошла с нами вся эта история, на все нападки мы отбивались, не задумываясь. Но однажды, прямо ко мне, как будто по товарищески, подошел секретарь комсомола и сказал так: "Ну что, неужели нас целый полк дураков, а ты один умный". На это я не нашелся, что сказать. Правда, были и такие, которые говорили мне наедине, что они тоже верующие, но надо жить как-то. Кончилось все это тем, что нас, четверых, убрали из полковой школы. Вдобавок меня заставили возить воду для полка. Это они хотели убить меня морально. Я тяжело это переживал, когда был изолирован от всего мира. Считаю, что в моральном отношении в лагерях и ссылках было легче: там, по крайней мере, были люди одного духа, а здесь не так легко было среди таких. Эта история для меня незабываема. Знаю фамилии всех своих начальников не только старших, но и младших. Они справлялись по месту жительства: кто мы? Но видно плохого не нашли. Впоследствии нас, при первой возможности, уволили".
Крестьяне Курской губернии, Белгородского уезда, села Журавлевки
Павел Филимонович Самойлов
Среди русских крестьян есть много людей, одаренных высокими духовными качествами, но особенным среди них был покойный, незабвенный Павел Филимонович Самойлов — религиозный труженик-крестьянин.
Вся семья его отличалась лучшими примерами для всех в вере, трудолюбии и честности. Старший брат его Петр был церковным старостой в сельской Архангело-Михайловской церкви и умер на этом посту. По воле прихожан, Павел, младший брат, вступил на место брата, "доходил" его срок и потом вновь несколько раз был избираем на этот пост. Это был лучший за все времена церковный староста, потому что Павел Филимонович был вообще необыкновенным человеком.
Вера его была светлая, чистая, безропотно-покорная воле Божией. Вера помогала ему легко переносить все житейские невзгоды. Никто никогда не слышал от Павла Филимоновича ни грубого слова, ни насмешки, ни отказа в чем просимом, ни даже повышения голоса. А какой чуткостью и внимательностью к людям обладал этот простой человек, приходится поражаться! В его обращении с простыми, необразованными людьми, старыми и молодыми было столько соответственного такта и воспитанности, какие не всегда можно встретить у образованных людей, прошедших лучшую школу воспитания. Откуда это у него, часто задавался вопрос. Видно Сам Господь, Которому он всю жизнь свою до последнего вздоха служил на своем поприще бесхитростно, умудрил его и наградил таким редким и ценным даром.
И вот наступили страшные годы страданий. Безропотно переносил Павел Филимонович все, что выпало на долю сначала зажиточных тружеников сел, а потом и на всех тех, кто не пошел служить врагу Божию. И все тяготы и беды он переживал с каким-то особым чувством несения ниспосланного ему креста и ни разу не слышал никто от него слов ропота и отчаяния.
Церковь закрыли, а потом и совсем разрушили, крестьян оставили без хлеба и крова, а многих сослали умирать на тяжелых работах. Это было время "устроения социализма", 1929 год.
Но, несмотря на вероломство местных властей и безжалостное отношение их к "контре" и кулакам, они не посмели поднять руку на праведного человека, от которого никто не слышал в селе обидного слова и помощь его односельчанам не могла быть забыта. Его помиловали от тюрьмы и ссылки, но, оставив нищим без имущества и крова, без семьи и близких, заставили скитаться по голодной и разоренной области, где он и скончался медленной мученической смертью от голода.
Да упокоит Господь его праведную незлобивую душу!
Трофим Дмитриевич Ушаков
Перед первой войной Трофим служил бравым пограничником на австро-венгерской границе. Там его застала война, которую он провел на фронте, не быв ни разу раненым.
Его вера и молитвы матери хранили доброго воина, которому предстояла иная брань, брань со врагами Христа внутри родной страны.
Возвратившись домой после революции, Трофим начал крестьянствовать, пока была для этого возможность, а при начавшемся гонении на Церковь стал в ряды бесстрашных ее защитников.
Не пропуская в любое время года ни одного богослужения, Трофим помогал церкви и трудом, и средствами, а от общественных должностей по выборам отказывался, не желая служить врагам Божиим.
Вскоре он попал в число "контрреволюционеров", но это не устрашило его и не остановило его стремления к Богу, а наоборот — укрепило в твердом намерении послужить Богу до конца, как он верно служил Отечеству.
Часто говорили Трофиму о надвигающихся бедствиях, о предстоящих гонениях, а он отвечал: "Этому всему должно быть, наш же долг стойко держаться истины и не бояться "убивающих тело"".
Такая настроенность молодого солдата в селе была более сильным средством укрепления веры среди молодежи, нежели такие же примеры старых крестьян, о которых безбожники любили говорить, что они по старости держатся за Бога.
И, конечно, Трофим был для их каинова дела большой неприятностью и даже силой.
Силу своего слова Трофим применял всегда. В перерывах между утреней и литургией у храма сидели богомольцы и обычно вели беседы. Чаще всего на этих беседах кто-нибудь рассказывал о Святой Земле, о святых, о праздниках. А после революции и о начавшихся гонениях на Церковь. На этих беседах всегда присутствовал и Трофим. Его, молодого, бывалого и глубоко убежденного христианина, да еще начитанного по "церковным книгам" слушали с особым вниманием, и у многих слушавших укреплялась его простыми и убедительными словами вера в Бога и Святую Правду. Эти беседы наносили чувствительный удар надвигавшемуся сатанинскому царству. Все это стало известно штабу поработителей народа.
Трофима не сразу схватили. Он дожил до тех страшных дней, когда начали строить колхозы, и тогда расправились с ним как с "вредным элементом".
Без предъявления обвинений, он был арестован в числе первых людей в селе и немедленно отправлен на далекий Север без права переписки. Обвинения ему не предъявили, но оно было готово. Преступление его не было прямым противодействием коллективизации, но было для них еще страшнее, потому что дела Трофима и его убеждения шли против советской власти во всех ее направлениях.
Прошло много лет, и от случайно уцелевших в лагерях смерти и возвратившихся узнали, что Трофим неуклонно продолжал борьбу с советской безбожной властью, даже будучи в узах. Это привело к окончательному решению его участи. Осужденного снова судили, держали в страшных условиях тюрьмы, в тюрьме и замучили.
Страдания мучеников и кровь их есть семя Христианства. Горячие слова Трофима, его убеждения не семя ли Христианства? Семя это глубоко запало в души людей, а мученичество его укрепило их истинность. Пройдут многие годы гонений и лихолетия, но как бы много их ни было, жизненность этого семени не погибнет, но даст плод свой! Память о нем и его словах хранят живущие. Да увенчает Господь доброго воина Своего, достойно послужившего Ему, венцом нетления!
Михаил Васильевич Бабаев
Сын зажиточных крестьян Михаил, третий, младший сын родителей, был, по желанию матери, мальчиком отдан на воспитание в один из провинциальных монастырей Харьковской губернии с тем, если благословит Господь, и совсем посвятить сына на служение Богу.
Но не суждено было осуществиться благочестивым мечтам матери-христианки. Наступили тяжелые времена. Война потребовала воинов, и Михаил был призван в армию. Пребывание в монастыре принесло двойную пользу мальчику. Он укрепился в благочестивой вере и получил учебную подготовку, которая дала ему возможность по возвращении с войны получить права сельского учителя и поступить таковым в школу родного села.
Вначале все шло благополучно, но недолго. Новой власти нужны были учителя безбожники-большевики. Таковыми смогли стать многие прежние "царские" учителя — "перековались". Но не перековался Михаил Васильевич. Работая в школе, он насаждал только грамотность, открыто избегая "политики". Посещал по праздникам храм, не чуждался духовенства, не принимал участия в безбожной пропаганде, которую, дрожа и оглядываясь, пробовали проводить его коллеги, переставшие на втором году революции посещать церковь.
При всех своих прекрасных качествах учителя, Михаил Васильевич был для новой власти "чужаком", а так как всякого чужака считали опасным, то и встал вопрос: что с ним делать? Таким как есть оставлять нельзя — соблазн для народа и провал дела. Изменить невозможно. "Приручить" этого нельзя. Прошел год.
Михаил Васильевич сам не захотел продолжать оказавшуюся в новых условиях несоответствующую его убеждениям работу. Он оставил школу и перешел бухгалтером в открывшееся в селе кооперативное товарищество. Здесь, казалось бы, от него не потребуют никаких убеждений и "политической работы" и можно жить "вдали" от коммунистов. Но, раз попав на заметку, человек не может от них избавиться. За Михаилом Васильевичем "присматривали", это он чувствовал, но не перекрашивался, а на новом месте оставался с прежними убеждениями.
Наступил страшный 1929 год. Началось окончательное "устроение благополучия трудящихся сел", и кто не успел укрыться из своих мест, попали в когти врага. В список "контры" зачислен был и Михаил Васильевич с обвинениями: монах, церковник, кулак и прочее.
Сослали его в северные лагеря смерти, где молодой, богатырского сложения честный труженик и верный сын Православной Церкви в мучениях окончил свои дни.
По тому доброму христианскому исповеданию, которое показал перед своими похитителями в прошлом доблестный воин, а потом Председатель Объединения русских воинов заграницей, генерал Евгений Карлович Миллер может быть поставлен в среду новых мучеников и исповедников к общему назиданию и подражанию.
Фотография 1920 года
Сведения о нем даются по запискам доктора Иосифа Ландовского, служившего много лет в НКВД в качестве специалиста по наркотикам. Записки найдены у трупа доктора, в одной избе на линии Ленинградского фронта во время Второй мировой войны 1941-1945 годов испанским добровольцем А.И. (Доктор Ландовский — русский поляк, сын офицера Русской Императорской армии, расстрелянного красными во время Гражданской войны. Еще до 1-ой мировой войны он окончил в России медицинский и химический факультеты и завершил свое образование во Франции. НКВД заинтересовалось им как крупным специалистом в области наркотиков.)
Он арестовывается и принуждается к службе в НКВД тем, что члены его семьи превращаются в заложников добросовестности его работы. Он бежал из лаборатории, находящейся в окрестностях Москвы и фактически являвшейся для него тюрьмой, так как в ней он жил под замком.
Испанским издателям не удалось разобрать и понять последних слов глав рукописи д-ра Ландовского, очевидно, написанных им в состоянии умопомешательства, причиной которого было письмо к нему. В этом письме сообщалось, что его жена и дети, взятые в качестве заложников, расстреляны.
Как известно, Е.К. Миллер, отправившись 22 сентября 1937 года на секретное совещание по вопросу о возможности освобождения России от ига коммунистов, был предан в руки их агентов своим ближайшим сотрудником, бежавшим вслед за этим из Парижа, где все это происходило.
На улице Жасмин, вблизи остановки подземной железной дороги, в двенадцатом часу дня указанного числа, Е.К. Миллера втолкнули в автомобиль: один, двумя руками схватившись за горло, тянул его в автомобиль, другой толкал его снаружи. Доктор, сидевший тут же, вынув шприц, сделал ему укол. Спящего привезли в одинокий двор с садом и внесли в дом. В три часа по полуночи доктор снова со шприцем в руках вошел к генералу. Евгений Карлович одетым лежал в кровати, к ножкам которой были крепко привязаны его руки и ноги. Он хранил полное молчание. По словам доктора, он взглянул на него глазами глубокими и тяжелыми, но в них не было чувства страха. Скорее это было беспокойство, так как он глазами следил за его движениями. Доктор сделал инъекцию, стараясь не встречаться с ним глазами. Генерал напряг мускулы своей руки и это напряжение было единственным, чем он выразил свое душевное состояние. Он не жаловался, не говорил. Генерала нужно было усыпить перед отправкой в дальнейший путь.
Далее рассказывает доктор.
<<Светало, но солнца еще не было. Молча мы выехали из Парижа. После довольно быстрой езды в течение полутора часов, мы остановились и довольно долго ждали у одного переезда. Время от времени мимо нас проезжали грузовики. Один из них, покрытый брезентом, остановился около нашей машины. Шофер, обратившись к организатору этой операции Габриэлю, сказал: "Привет, товарищ, все в порядке, погружен". — "Прекрасно", — ответил Габриэль, — "Мы двигаемся! Привет".
Так как машина остановилась слева от нас, то я со своего сидения, высунувшись немного в окно, мог видеть ее удаляющеюся. Над номером я заметил инициалы С.Д., по которым легко догадаться, что это машина советского посольства и что она, пользуясь своей дипломатической неприкосновенностью, отвезла сегодня утром генерала в неизвестное место. Машина остановилась у въезда на аэродром, на котором не было заметно никакого движения. Мы быстро вылезли, захватив с собою весь багаж. Недалеко стоял двухмоторный аэроплан серого цвета с очень тонкими крыльями. Рядом с ним находился французский офицер с несколькими солдатами. Не успел я занять место, как принесли и поставили на пол хорошо связанный ящик. Габриэль настаивал на ускорении нашего отлета. Вскоре дверь закрылась, и заработали моторы.
Прошло уже более двух часов, как мы летели над морем, не теряя берега из вида, и больше трех часов с момента вылета. Габриэль, подойдя к ящику, отпер замок, разорвал металлические упаковочные полосы, которыми ящик был стянут в различных направлениях, и, сорвав сургуч, поднял крышку. Мы увидели генерала связанным, неподвижным и спящим. Колени его упирались в подбородок. Габриэль принялся быстро его освобождать. Он поставил ящик вертикально, приподняв его конец, отчего ноги генерала вывалились наружу. Далее мы вместе вынули из него Миллера, что было нелегко, так как в этот момент аэроплан проделывал очень резкий маневр. В конце концов, нам удалось усадить его на одно из сидений, где он продолжал оставаться без движений, находясь под действием наркоза. Аэроплан начал спускаться. В этот момент я посмотрел на Миллера и, заметив у него некоторые признаки пробуждения, начал за ним сосредоточенно наблюдать. Совершенно незаметно мы приземлились. Миллер по временам шевелился, стараясь движением контролировать возвращение сознания, чему, как врач, я не помогал, не желая сокращать времени, когда он не страдал.
Послышался шум и появился Габриэль в сопровождении трех человек, с которыми он говорил на незнакомом языке, по всей вероятности, на испанском. Двое из них взяли Миллера, усадив его на свои сплетенные руки, третий поддерживал его за спину. Это были сильные и рослые юноши, которые орудовали с "больным" с необычайной ловкостью. За ними вылезли и мы, и я видел, как его клали на носилки. К нам подъехала большая белая машина, оказавшись каретой Красного Креста. В нее поместили генерала, к которому, по приказанию Габриэля, присоединился и я, примостившись около носилок. После этого в машину влез доктор или санитар, одетый в белый халат с повязкой красного креста на руке. За ним закрылись двери и мы двинулись в путь, продолжавшийся более получаса. Выйдя из машины, я увидел перед собой прекрасную виллу, окруженную садом, стоявшую на возвышении у самого берега моря. Одновременно подъехала машина, в которой был Габриэль. Его сопровождало четверо неизвестных в форме испанских военных. Я не знаю, были ли они все испанцы. Носилки спустили и внесли в дом.
В одной из комнат нижнего этажа Габриэль устроил Миллера, который пришел в себя и смотрел с удивлением по сторонам. Два солдата, один снаружи у двери, а другой внутри, составили охрану.
Габриэль сообщил мне, что если придет ожидаемый советский пароход, то, по всей вероятности, этой ночью я отправляюсь в СССР; он же вернется во Францию, где у него есть еще дела, и таким образом использует дни, которые я проведу в пути до Ленинграда, где он меня встретит. "Теперь пойдем поговорим с Миллером," — добавил он, — "я хочу ознакомиться с его душевным состоянием прежде, чем он останется с Вами на все время долгого путешествия". Мы вошли в комнату, где находился генерал. Габриэль на испанском языке приказал часовому выйти.
Затем посмотрел в упор на Миллера и спросил его: "Как обращаются с Вами, генерал? Я предполагаю, генерал, что Вам небезынтересно узнать, где Вы находитесь? Вы в Испании, на берегу прекрасного пляжа. С Вами хорошо обращаются и следят за Вашим здоровьем". — "Мне это совершенно безразлично". — "Напрасно! Положение Ваше совсем не такое безнадежное, каким Вы его себе представляете по первым впечатлениям". — "У пленников ГПУ не может быть надежд". — "НКВД, генерал, это не одно и то же, есть известный прогресс, дающий некоторые возможности". — "Не буду спорить, Вам это лучше знать". — "Оставьте, генерал! К чему эта натянутость в нашем неофициальном разговоре. Как Вы думаете, чем вызвано Ваше похищение? Прошу Вас, ответьте!" — "Это совсем нетрудно, принимая во внимание мое положение начальника русских антикоммунистов".
"Видите, генерал, как Вы ошибаетесь. Не желая задеть Вашу гордость, я должен сказать, что опасность Вашей организации для советского союза равна нулю или подобна той, которую представляет блоха для слона, находящегося на расстоянии двух тысяч километров. Во всяком случае, генерал, Вы лично должны испытывать чувство удовлетворения. Как противник СССР, Вы сделали все, что могли. Вы проявили мужество, ум и затратили те скудные средства, которыми располагали. Это мы признаем, но!.. скажите откровенно, удовлетворены ли Вы результатами Вашей антисоветской работы? Можете ли Вы предполагать, что эти результаты заставили нас пойти на риск скандала, связанный с Вашим похищением? Не подумайте, что я хочу умалить значение сделанного Вами, но согласитесь с тем, что посольства наши не взорваны, послы наши не убиты, нет белого террора в советском союзе, нет монархического саботажа в пятилетнем плане, белые генералы не находятся на службе у германского генерального штаба, они не являются советниками ни Гитлера, ни Микадо. У нас же есть нормальные дипломатические сношения, мы заключаем союзы; мы передвигаемся с полной свободой, которую Вы, белые, не в состоянии ничем ограничить. Я знаю, Вы надеетесь иметь в СССР секретные организации и рассчитываете на решительных людей, которые мечтают о наступлении своего часа. Да, генерал, есть мечты, мечты о Вас".
—"Даже если бы это было не так, я не могу с Вами спорить. Я выполнил свою присягу и свой долг, и если я пал, то пал с честью".
—"Это признано, генерал, признано. Верьте, для большевиков приятно слышать все это и сознавать, что это не фарс, как это почти всегда случается, приятно слышать от Вас, который известен как человек чести. Поэтому я хочу Вас успокоить. Мы Вас не похитили для того, чтобы получить признания и сведения, касающиеся Ваших друзей и Вашей организации. Здесь мы можем говорить без опасений быть выданными. Относительно Вашей организации мы знаем больше, чем Вы, так как в ней есть неоткрытые Вами наши шпионы. Что Вы мне скажете о Вашем любимце Скоблине? Что, даже подозревая, Вы не можете этому поверить, не правда ли? Странные Вы все, генерал... Помните, год тому назад Вы должны были посетить некоего доктора Зелинского. Помните? Вот он", — тут Габриэль указал на меня. — "Тогда Вас спас от похищения не белый, а троцкист. Но вернемся к Скоблину. Вы оставили письмо*, в котором разоблачаете его, в случае, если не вернетесь со встречи. И Вы же делаете ему предосторожность в отношении Вашей организации и не предпринимаете никакой в отношении собственной безопасности. Это абсурд! Чего Вы этим добились? Да, Скоблин не может быть Вашим заместителем, но этим Вы спасли уже погибшую и бесполезную организацию. А Вы-то, генерал, что?"
—"Выше моей личности стояла организация. Я не мог показать страха перед подчиненными. Может быть, Вам это непонятно?" — "Да нам уже известна Ваша военная гордость. В конце концов, все это уже случилось и ничего не изменишь. Посмотрим, поймем ли мы друг друга. Я не сомневаюсь, генерал, что Вы, по своему, любите Россию. Я в это верю и, основываясь на этом Вашем чувстве, предлагаю Вам послужить ей на благо. Вам, без сомнения, уже известно все случившееся с некоторыми советскими генералами. В данном случае я имею в виду сам факт, а не мотивы и причины расстрела. Мы хотим, генерал, чтобы Вы в этом случае исполнили роль патриота. И так как эта роль очень Вам подходит, то нам было бы желательно, чтобы Вы согласились".
—"Это все очень странно. Объясните мне". — "Хорошо. Вам нет надобности принимать решение сейчас же, так как у Вас будет возможность обдумывать предложение столько дней, сколько нужно кораблю, чтобы доплыть до СССР. Слушайте же, чего мы от Вас хотим: Вам известно, что Гитлер готовит нападение на СССР — для Вас всегда Россию — Вам это известно, так как у Вас просили военного и политического сотрудничества. В этом гитлеровском плане были замешаны расстрелянные в Москве генералы и еще другие, имена которых мы вскоре назовем, а с ними Троцкий и некоторые политики, на которых Вам тоже укажут. Узнав это от немецкого Генерального штаба, который продолжает настаивать на исполнении этого плана, Вы, преодолев в себе политические разногласия и ненависть к коммунизму, выдаете уже расстрелянных генералов, а теперь неожиданно еще живущих изменников и их интернациональных соучастников". — "Но ведь это все неправда!" — воскликнул генерал.
—"Все нет! В отношении Вас это неправда, но факты налицо. И не все ли равно, какими случайностями они будут окружены. Нет, теперь Вы мне не отвечайте. Вы должны все взвесить, генерал; другого выбора нет. Обо всем поговорите с доктором. Для Вашего же добра, примите предложение. Я с Вами откровенен, и говорю это не для того, чтобы Вас устрашить, но чтобы Вас поберечь. Во всяком случае, там Вы заявите то, что Вам будет приказано. Подумайте об этом хорошо, генерал, а тем временем требуйте все, что Вам необходимо, и оно будет доставлено, если не будет противоречить Вашему положению. И последний вопрос, чтобы закончить разговор: по всей вероятности, через несколько часов мы погрузимся на пароход — должны ли мы Вас доставить на него связанным или спящим. Для того, чтобы не прибегать к этой неприятной необходимости, мне достаточно Вашего честного слова, что Вы не будете пытаться покончить жизнь самоубийством. Что Вы мне ответите, генерал?"
—"Я не покончу самоубийством прежде всего потому, что мне это запрещает моя религия". — "По крайней мере, до чего-то нам удалось договориться. Больше Вас не будем беспокоить". Мы вышли, и в комнату снова вошел часовой.
Уже было больше часу ночи, когда мы получили извещение о том, что установлена связь с судном, на которое мы должны будем погрузиться, и что в данный момент оно лавирует у нашего берега.
Мы пошли за Миллером. Прежде чем выйти из комнаты, Габриэль напомнил генералу данное им обещание и сообщил, что его даже не свяжут. Миллер подтвердил данное им слово, и без дальнейших задержек мы отправились в путь. Вскоре мы прибыли на берег. В темноте можно было распознать силуэты маленьких лодочек, плавающих вблизи берега. У самого берега стоял неосвещенный катер. Габриэль, Миллер и я поднялись на его борт; немедленно заработал мотор, и мы отчалили. Изредка по сторонам появлялись плывущие куда-то лодки. Одна из них прошла почти вплотную к катеру, и я обратил внимание на то, что она была битком набита людьми. Я спросил Габриэля, были ли люди эти рыбаки. Он мне пояснил, что это эвакуация гражданского населения, не желающего попасть в руки фашистов. Генерал находился между Габриэлем и мной и за все время плавания не произнес ни одного слова. Наконец, вдали мы заметили слабый мигающий свет, оказавшийся сигналами советского судна, к которому мы плыли. По мере нашего приближения световые сигналы становились все яснее, и наконец мы причалили к огромной черной массе. Наверху была слышна русская речь. Катер проплыл некоторое расстояние вдоль корабля и остановился у лестницы. С помощью команды мы поднялись наверх. Миллер молча последовал нашему примеру.
Наверху у лестницы нас встретил капитан. "Останьтесь с Миллером, доктор", приказал мне Габриэль, удаляясь вместе с капитаном. Генерал и я вошли в темную каюту, свет в которой зажгли только тогда, когда за нами плотно закрылась дверь. Через четверть часа вернулся Габриэль вместе с капитаном, который увел с собою Миллера.
Оставшись со мною наедине, Габриэль торопливо сообщил мне о том, что он освободил меня от надзора за генералом, который теперь будет вести капитан. "Таким образом, — добавил он, — с Вас снята всякая ответственность. Вы будете единственным человеком на судне, имеющим право говорить с Миллером. Относительно этого у капитана имеется приказ. На Вас же лежит обязанность следить за обращением с ним и за состоянием его здоровья. Вы можете оставаться с ним наедине и, вообще, предпринимать все, по Вашему мнению, необходимое, только не в вопросе его охраны. В Ленинграде я Вас встречу и Вы доложите мне все интересное из области Ваших разговоров с генералом. Это все, доктор. Счастливого пути!"
Оставшись один, я захотел взглянуть на Миллера. В его каюту я вошел вместе с капитаном. В ней было темно, и свет опять зажегся только тогда, когда за нами плотно закрылась дверь. Миллер лежал на кровати, к которой веревкой были привязаны его руки. На мой вопрос, не слишком ли туго стянута веревка, он ответил отрицательно. Предупредив его, что в случае, если он почувствует боль или затруднение в кровообращении, то должен немедленно позвать меня, я ушел, и, разместившись в соседней каюте, крепко заснул.
Через несколько дней, когда мы были уже в Северном море, я пошел навестить генерала. Войдя в каюту, я поздоровался с ним, стараясь быть непринужденным, что мне плохо удавалось. Мое заявление, сделанное накануне капитану, освободило Миллера от веревок, и он был свободен.
Когда мы плыли уже по Балтийскому морю, мое беспокойство за сердце генерала все возрастало, а после тщательного осмотра я пришел к заключению, что состояние его здоровья с каждым днем ухудшается, несмотря на регулярные приемы дигиталиса.
Однажды вечером я рискнул завести с Миллером серьезный разговор, и начал так: "Что же, генерал, думали ли Вы о том, что Вам было предложено, когда мы уезжали из Испании?" — "Естественно, я думал об этом". — "Не будет ли бестактностью с моей стороны, если я Вас спрошу, к какому решению Вы пришли?" и, не давая ему времени ответить, добавил: "Верьте мне, это не любопытство, я стараюсь лишь помочь Вам решить очень трудный для Вас вопрос. Но если Вы желаете воспользоваться своим правом мне не отвечать или полагаете, что разговор со мною может Вам повредить, то тогда не отвечайте. Предупреждаю Вас, что мое отношение к Вам и мой уход за Вами от этого не изменятся".
Довольно долго генерал молчал. Я заметил, что в нем происходила внутренняя борьба. "Не знаю, хорошо ли я запомнил то, что мне сказал другой господин. Насколько я понял, от меня хотят получить ложное показание, не так ли?" — "Да, — ответил я, — показание, но определять его с такой опрометчивостью..." — "Опрометчивостью?" — перебил он меня, — а может быть опрометчивостью является то, что мне сделали подобное предложение?" — "Для Вас, генерал, это главное?" — "Безусловно, прежде всего это вопрос морали," — сказал он без всякого колебания и напыщенности, как самую обыкновенную вещь. — "Какой морали?" Генерал посмотрел на меня с тем же удивлением, с каким я наблюдал за ним, и ответил: "Вы этого не видите? Удивительно. Я должен врать, доктор. Да или нет?" — "Ах!.. Дело в том, что Вы должны дать фальшивое показание," — подчеркнул я. "Естественно, я должен буду клясться честью..." На этот архаический разговор я реагировал так: "Где Вы находитесь, генерал? Отдаете ли Вы себе отчет в том, что вступаете на советскую территорию? Насколько я могу заметить, Вы совершенно неспособны приспособиться к среде, даже больше — Вы ее игнорируете. Но то, что Вы ее игнорируете, не значит, что она не существует. Советская среда существует, она нас окружает, поглощает и ведет". — "Думаете ли Вы, доктор, — перебил он меня, — что действительно так сильна и всемогуща советская власть? Настолько сильна, что может диктовать нам мораль?" — "Мне совсем не трудно ответить Вам утвердительно, генерал, и привести тысячи примеров в подтверждение, но мне кажется, что при Вашей неспособности отойти от Вашей "абсолютной" морали, все они не будут иметь значения веских аргументов". — "Я продолжаю Вас не понимать, доктор. Может быть, для Вас существует две или больше моралей?" — "Да, генерал, и сейчас я сделаю попытку поставить себя в Ваше положение и рассуждать так, как будто бы я — это Вы". — "В самом деле? Я слушаю Вас с интересом".
—"Если Вы захотите представить себе безгранично злой режим, то для Вас это будет советский. Режим является злым до крайности тогда, когда в нем личная мораль и субъективное добро в действительности объективное зло. Быть верным злому режиму, честно и самоотверженно его защищать и, наконец, умереть за него, и все это только ради исполнения присяги, есть укрепление в себе дурного начала. Не так ли?" — "Совершенно верно". — "Вот видите, генерал, как обстоятельства меняют понятия об абсолютной и субъективной морали". — "Вы, доктор, очень ловкий полемик. Я уже раньше имел сведения о большом прогрессе диалектики в СССР, но когда какая-нибудь политика или философия создает великих диалектиков, я им не доверяю, потому что всякая ложь для своего существования нуждается в софистике. В данном случае, я не буду оспаривать все то, что Вы излагаете, так как с нетерпением хочу узнать, куда все это клонится". — "Это узнать не трудно: к тому, чтобы заставить Вас сделать выбор. Вы должны или подчиниться советскому приказу, или отклонить его. Вашими действиями, насколько я вижу, повелевает мораль, которая нисколько не подвергнется опасности. Сделайте заявление, направленное против некоторых заговорщиков и неприятелей советского режима".
—"Для меня режим этот порочный, а по Вашему, "служить порочному режиму — значит укреплять его". А борьба с его неприятелями не является ли службой ему?" — "С одним условием, генерал". — "Каким?" — "Если эти неприятели представляют собою хороших людей..." — "Противоположное плохому есть хорошее". — "Это было бы верно, но только при перестановке терминов". — "А именно?" — "Противоположное хорошему есть плохое. Это истина без исключений. Неприятель плохого человека может быть также плохим. Противник одного убийцы может быть таким же убийцей. Противники советского режима вовсе не должны быть людьми хорошими, они могут быть такими же порочными и даже хуже... Считаете ли Вы Троцкого лучше Сталина? Упрощая весь этот вопрос — Вам надлежит сделать выбор между Троцким и Сталиным... Как видите, это нечто, что лежит вне рамок Вашей личной морали".
Не встречая возражений со стороны генерала, я был уверен, что одержал полную победу. И, считая разговор оконченным, предложил ему папиросу, собираясь уходить. Он принял предложенную папиросу, а я удалился, испытывая полное удовлетворение собой.
На следующий день я посетил генерала позже обыкновенного. Мне хотелось еще до нашего свидания ответить в уме на все те вопросы, которые могли составить его показание. Мне хотелось облечь все это в такую форму лжи, которая придала бы Миллеру вид русского патриота, действующего исключительно во имя любви к народу, во имя спасения вечной России от нового нашествия. С этими радужными надеждами я вошел в каюту. Генерал сидел на кровати и курил. Осмотрев его пристальным взглядом, я нашел его в полном спокойствии. Я начал сразу же с обсуждения деталей его будущего дела. Прежде всего он должен отрицать факт своего похищения; его поездка в советский союз является добровольной. Его свидание с немецкими военачальниками действительно было и, узнав на нем о плане вторжения и расчленения России, он решил разоблачить заговор расстрелянных генералов. Я говорил, не переставая, стараясь не пропустить какой-нибудь детали, и только сказав все, замолчал, приглашая его своим молчанием вступить в разговор.
Он это понял и начал с вопроса: "Мои показания уже не могут повредить расстрелянным военным?" — "Естественно, нет". — "А если они уже расстреляны, то каким образом мои показания могут предупредить вторжение?" — "Быть может, есть еще другие генералы, замешанные в заговоре". — "А политические предатели будут тоже расстреляны, если я дам показание?" — "Они будут расстреляны независимо от того, дадите ли Вы его или нет". — "Могу я узнать, кто это такие?" — "Я не знаю всех тех, кто должен предстать перед судом, но во всяком случае среди них будут: Ягода, бывший начальник НКВД, Бухарин — председатель Коминтерна, Рыков — бывший председатель совета комиссаров, а остальные, по всей вероятности, близкой к ним категории. Как видите, вопрос идет о людях, которые были вождями революции и палачами Ваших единомышленников". — "Таким образом, согласно Вашим словам — это порочные враги порочного режима". — "Я, генерал, рассуждал, рассматривая вещи с Вашей точки зрения. Я же лично предан Сталину и его режиму".
Миллер внимательно посмотрел на меня и затем, не торопясь, сказал спокойным голосом, в котором чувствовалось убеждение: "Я очень сожалею, но должен разочаровать Вас, доктор. Я врать не буду. Так как мои противники большевики, троцкисты и сталинисты ненавистны мне в одинаковой степени, то я, как царский генерал, не позволю себе играть на руку одной из этих банд убийц. Я могу послужить еще своему делу и России. Я докажу всему миру и моим солдатам, что есть честь и доблесть в русской груди. Смерть будет моей последней службой Родине и Царю. Подло я не умру".
В словах генерала не было ни малейшей напыщенности и ни малейшего волнения. Слушая его речь, мне казалось, что я слышу приятную музыку. Мой отец, этот старый полковник, сказал бы, вероятно, то же самое. Облик моего отца, не будучи внешне похожим на генерала, как бы вошел в Миллера, отчего я испытывал известное возбуждение. Наступило тяжелое молчание. Я не находил в себе сил для продолжения разговора и покинул каюту, молча оставив на кровати генерала пачку табаку.
Два дня плавания разделяли нас от Ленинграда. После разговора с генералом я встречался с ним только для того, чтобы дать ему дигиталис. В течение последней ночи плавания мне не удалось заснуть ни на минутку. Рано утром я услышал шум и голоса работающей на палубе команды, что было знаком нашего скорого прибытия, назначенного капитаном на восемь часов утра. Часы показывали четыре. Я встал, умылся и вышел на палубу. Каюта Миллера меня притягивала, но я откладывал свое посещение и для того, чтобы убить время, занялся распознаванием силуэтов Ленинграда, погруженного в предутреннюю темноту. Наконец, я решился и вошел к Миллеру, который, вновь связанный, лежал на кровати и спал. Дав часовым знак не будить и стараясь не шуметь, я вышел и вернулся в свою каюту. Вдруг мне пришла в голову, как мне тогда казалось, гениальная мысль — дать генералу перед выходом на берег ежедневную дозу дигиталиса, который поможет его сердцу перенести первую встречу с чинами НКВД. Это, такое простое и обыкновенное, показалось мне в тот момент чем-то возвышенным — последней ценной услугой генералу. Я взял свой маленький чемоданчик с медикаментами и отправился к Миллеру. Когда я вновь увидел связанного генерала, то почувствовал прилив страшного негодования. Мне хотелось выругать сторожившего его матроса, которому я приказал развязать веревки и выйти из каюты, что он и сделал с кроткими глазами ягненка.
"Мы прибываем, генерал," — заявил я. — "Я об этом догадался, слушая сирену. Могу я уже встать, как Вы полагаете?" Этот вопрос, в котором чувствовалась просьба о разрешении, заставил меня покраснеть. Кивком головы я ответил утвердительно и повернулся к нему спиной, чтобы дать ему возможность одеться. Когда мне показалось, что он уже с этим покончил, я повернулся и, глядя на генерала, представил его себе, сходящим на берег в своей парижской одежде, неспособной предохранить его от холода. Температура была низкой, и утро обещало быть зимним. "Вам холодно, генерал?" — Спросил я его. — "Чувствую, что утро достаточно свежее," — ответил он, потирая руки. Ничего не говоря, я отправился в свою каюту, быстро открыл один из чемоданов и, достав теплую нижнюю рубашку и шерстяной свитер, вернулся с этими вещами к Миллеру. Вначале он отказывался одеть нижнюю рубашку, предпочитая одеть ее позже, в Ленинграде, и только после моего предупреждения, что ее у него отберут, если она не будет на нем, он ее одел. Видимость увеличивалась, но пароход двигался медленно. Я сказал, что буду завтракать вместе с генералом. Его я убедил хорошенько поесть после дигиталиса. Вскоре после завтрака я заметил, что пароход остановился, вслед за чем послышался шум падения якоря и голоса матросов. Генерал бросил недокуренную папиросу. "Разрешите?" — Сказал он, поднимаясь и направляясь к окошку, около которого он застыл, устремив свой взгляд вдаль. Я предоставил генералу весь иллюминатор, в который он, бледный и неподвижный, как изваяние, продолжал смотреть неморгающими глазами. Какие воспоминания нахлынули на него при виде Петербурга? Я очень внимательно следил за ним, почти затаив дыхание. Вдруг мое сознание прорезала ужасная мысль: я вспомнил, что, уходя из каюты, оставил свой чемоданчик с медикаментами открытым на кровати генерала. Я вздрогнул от мысли, что содержимым некоторых флакончиков можно было воспользоваться как смертоносным средством. Целый ряд тревожных предположений промчался в моей голове... Да, генерал мог... Да, это все возможно сделать в один миг... Я почувствовал, как у меня по спине пробежали холодные мурашки. Нет, сказал я сам себе, ведь он дал честное слово, что не покончит с собой. А вдруг, вновь подумал я, переживания, связанные с прибытием в Ленинград, и страх перед неминуемыми мучениями его поколебали? Я взглянул на ампулы и пузырьки, стараясь обнаружить следы кражи. Может быть, дигиталис? Я посмотрел жидкость на свет и попытался подсчитать дозы, данные генералу, стараясь установить количество остатка. В этот момент я остановил глаза на генерале, который продолжал пребывать все в том же положении, производя впечатление трупа на ногах. В голове у меня пронеслась мысль, что он уже мертв, но каким-то чудом продолжает стоять. Страх меня душил. Я уже представил себе бездыханное тело генерала, лежащее у моих ног. Сильный скрип, похожий на скрип колес, вывел меня из этого состояния и я вновь взглянул на профиль Миллера и застыл, точно загипнотизированный: по его щекам катились слезы. Не знаю почему, но в этот момент спокойствие вернулось ко мне. Страх исчез, и я почувствовал уверенность в том, что генерал не отравился. Теперь я был уверен в генерале, как в самом себе. Когда мой взгляд снова остановился на пузырьке с дигиталисом, я не почувствовал прилива беспокойства, но спокойно определил, что половины имеющегося лекарства было бы достаточно, чтобы принявший его умер через несколько часов. Во рту у меня пересохло, и я решил выпить стакан чаю, тем более, что чайник стоял на столе. Наливая себе, я машинально налил и генералу и, когда ставил чайник на место, меня осенила одна мысль... В то же самое время генерал повернул голову и сказал: "Мы причаливаем, уже ставят сходни," и снова устремил свой взгляд в окно. С этими словами картина пытки и конца генерала встала в моем воображении, отчего я почувствовал сильную душевную боль. Я не был больше в состоянии следить за своими мыслями и не знаю, как между моими пальцами очутился пузырек с дигиталисом, половину которого или больше я вылил в стакан генерала. Как автомат, я спрятал лекарство и запер чемоданчик. Послышались приближающиеся шаги. Я взял в каждую руку по стакану и голосом, который мне показался довольно странным, предложил: "Последний стаканчик, генерал!" — "Спасибо," — ответил он, беря стакан в свою руку. Я пил с закрытыми глазами, а когда их открыл, генерал уже ставил на стол свой стакан. "Папироску еще?" — "Спасибо, доктор, спасибо!" Зажигая ему папиросу, рука моя не дрогнула. Послышались голоса у двери. Через стекло я увидел полушубки чекистов. Дверь открылась, и потянуло холодом. "Холодно ли Вам, генерал?" — "Нет, доктор. Я очень Вам благодарен за одежду, без которой я бы дрожал от холода, а они могли бы вообразить, что я дрожу от страха". Несколько мгновений никто в дверях не показывался. Затем раздались тяжелые шаги, и всю дверь закрыла плотная фигура одного из начальников НКВД. "Арестованный?" — Спросил он. — "В Вашем распоряжении, сударь," — ответил генерал, сделав шаг вперед. Фигура чекиста оказалась рядом. Генерал поднял ногу, чтобы переступить через порог, но, делая это, повернул назад голову и посмотрел на меня. Я не могу описать этого последнего взгляда. Мне хочется верить, что я прочел в нем для себя прощение и благодарность.
На пристани меня уже поджидал Габриэль, вместе с которым я в поезде отправился в Москву. На другой день, рано утром, меня разбудил телефонный звонок Габриэля, который сообщил мне о смерти Миллера**, сказав: "Какая досада — целый год работы потерян">>.
* Записка была такого содержания: "У меня сегодня в 12.30 часов дня свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэн и Раффэ. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе при лимитрофных государствах, Штроманом и с Вернером, прикомандированным к здешнему германскому посольству. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку.
— 22 сентября 1937 г. генерал-лейтенант Миллер".
**Из Википедии:
Тюремное заключение и гибель.
Миллер был доставлен в СССР на теплоходе «Мария Ульянова» и заключён в тюрьму НКВД на Лубянке, где содержался под именем Петра Васильевича Иванова. На допросах не сообщил никакой информации, способной причинить вред деятельности РОВС. 30 марта 1938 генерал обратился к наркому внутренних дел Н. И. Ежову с просьбой разрешить ему инкогнито посетить православный храм, пояснив, что он вряд ли при этом будет узнан: «Я могу перевязать лицо повязкой, да и вообще мой современный облик штатского старика мало напоминает моложавого 47-летнего генерала, каким я уехал из Москвы в 1914 году». Ответа на эту просьбу не последовало, и 16 апреля Миллер обратился к Ежову с новым письмом, в котором просил передать ему Евангелие и «Историю церкви» (или «Жития святых»), а также разрешить пользоваться бумагой и пером. Реакции властей на эти просьбы также не последовало.
Был приговорён Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания и расстрелян во внутренней тюрьме НКВД 11 мая 1939 года.
"И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?" (Откровения св. Иоанна Богослова, гл. 6, ст. 10.)
Трехречье — это часть провинции Барги, составляющей северо-восточную часть Внешней Монголии.
Свое имя Трехречье получило от трех рек — Хаул, Дербул и Ган. Все три — притоки реки Аргун, по которой проходит граница России и Китая.
Южная граница Трехречья упирается в участок Китайской Восточной железной дороги между станциями "Манчжурия" и "Якеши", хотя, строго говоря, название Трехречье должно относиться лишь к району, омываемому помянутыми выше реками.
Происшедшие в Трехречьи события связаны с общим положением в Манчжурии. В течение 1929 года между Китаем и правительством СССР происходили трения по вопросу о КВЖД. Причем правительство СССР допустило своим войскам произвести ряд нападений на приграничные станции "Манчжурия" и "Пограничная". Обе эти станции неоднократно подвергались налетам советских самолетов и нападениям частей регулярной Красной армии. Китайское правительство решило сосредоточить в Манчжурии войска, и между ними и войсками СССР происходил ряд отдельных стычек — всегда на китайской территории. Несмотря на эти стычки, война не была объявлена, и здесь установилось небывалое в истории положение — "ни мир, ни война".
28-го сентября 1929 года красный партизанский отряд переправился через реку Аргун и разграбил поселки Аргунск, Комары и хутор Дамысово, близ поселка Келари.
1-го октября отряд красных партизан ворвался в Трехречье и налетел на поселки Тынехэ и Цанкыр. В отряде, кроме русских большевиков, находились мадьяры. Этот красный партизанский отряд, разграбив Тынехэ и Цанкыр, разбился на группы и начал грабить и убивать на различных путях Трехречья, напав по пути на ряд поселков — Наджин-Булак, Усть-Кули, Лабдарин, Верх-Кули.
Уходя обратно на советскую территорию, отряд грабил и жег все на своем пути.
11-го октября произошел новый налет красных партизан на Трехречье, причем в этот раз вновь пострадал поселок Лабдарин и поселки Кици-нор и Усть-Уровск.
Все сведения, ввиду разлития рек, отсутствия телеграфной связи и отдаленности Трехречья от Города Харбина, были разрознены и получались с опозданием.
В конечном результате можно предположить, что в Трехречьи действовал один красный партизанский отряд, разбившийся на 3-4 группы силою около 50 человек каждая. Они убили и замучили свыше 300 человек мирного населения.
Кого же и для чего они убивали? В Трехречье, начиная еще с 1919 года, выселилось много людей из Забайкалья, не желавших оставаться в России в эпоху гражданской войны, а затем и утверждения там советской власти. Сюда шли и казаки, и крестьяне, и татары, и разные беженцы из советского края. Китайское правительство приняло всех этих людей, дало им возможность расселиться по поселкам и хуторам, и это русское население, мирное и безоружное, начало понемногу богатеть и жить нормальной жизнью, служа постоянным бельмом на глазу советской власти, ибо слишком разительна была разница между нищими, обобранными подданными СССР и жившими тут же, близ границы, но свободной и трудовой жизнью, русскими поселенцами Трехречья. Мирная работа этих поселенцев была столь успешна, что они явились главными поставщиками разных жизненных продуктов в Харбине и в частности единственными поставщиками великолепного сливочного масла, производство которого они организовали в Трехречьи.
Прибавим к этому, что эти поселенцы не участвовали в борьбе против советской власти и не имели никакого отношения к происходившему конфликту между СССР и Китайским правительством.
Даем краткие сведения о том, что произошло в этих мирных, безоружных русских поселках во время налета красных партизан за период с 1-го по 11-е октября 1929 года.
Эти поселки — Аргунск, Комары и хутор Дамысово близ поселка Келари. При налете на них все были перебиты, все предано огню, несколько бежавших сообщили, что красные убивали людей из винтовок и пулеметов. Детей сбрасывали в реку. В Дамысово трехмесячный ребенок, мальчик Зырянов, был выхвачен из люльки и разорван на части.
Бежавший казак сообщил о зверском убийстве восьми татар из Хайлара, в поселке Цанкыр.
Священник отец Модест Горбунов из Верх-Кули был убит со своими сыновьями.
В письме из Трехречья сообщали:
"30-го числа к нам привезли убитых — священника, его сына и семью Круглик из шести человек (муж, жена и четверо детей).
Они были убиты и сожжены на масле, а еще убит с ними один возчик, у него здесь осталась жена и трое ребят. Вид убитых ужасный, священника можно узнать, лицо сохранилось. У жены Круглика лицо сохранилось и одна грудь, вот поэтому и узнали женщину, а у детей все сгорело. Запаха от них нет, потому что они зажарились с кожей; для священника сделали гроб, для жены и сына священника — другой, а остальных шесть человек положили в один гроб".
Бежавший из Таныхэ рассказал, что всех мужчин и мальчиков красные выгнали из поселка, поставили на колени и расстреляли из пулеметов. Один из бросившихся бежать был ранен в шею и упал, образовавшаяся около него на земле лужа крови спасла его; он услышал громкую команду начальника красных палачей — "пройтись наганом по головам, штыками по животам" и услышал выстрелы, которыми добивали раненых, и слова около себя: "Ну, этого не стоит добивать, он мертв".
Красные партизаны первоначально вошли в Цанкыр, где их приняли за белых, ибо они разбрасывали листовки "Русской Правды". По их просьбе один из крестьян проводил их в Таныхэ и по пути выяснилось, что это красные. Они убили этого крестьянина и затем часть их вошла в поселок, в котором они собрали всех мужчин и повели их к Крестовой Пади. Одна из женщин поселка оказалась сестрой старшего в этой группе красных Клавдия Топоркова, и она на коленях молила брата пощадить ее мужа, на что брат ей ответил: "Ничего не могу сделать... заставляют нас... Буду защищать, так самого убьют... Тебя могу защитить... кочуй за нами".
Жители Таныхэ узнали в красных партизанах или своих бывших односельчан, служивших в красной армии, или земляков с того берега Аргуни из поселков Цюрухатуй, Зарюльск, Капцегайтуй и Уреленегуевск.
Начальником этого отряда был некий Моисей Жуч, одетый в красное платье.
Всего в Таныхэ расстреляно 62 человека взрослых мужчин и мальчиков.
Имена некоторых красных палачей стали известны — вот они. Начальник отряда Моисей Жуч, помощник его Клавдий Топорков; Александр Мунгалов, Михаил Мунгалов, Карп Пинегин, Яков Федоров, Иван и Трофим Пинегины, Прокопий и Феофил Щукины, Иван Неспятин (прозвище), Николай Баянов (братья которого сидели в Харбинской тюрьме за убийство). Большинство этих красных партизан служили в Красной армии.
В одном поселке красные партизаны и бывший при них отряд комсомольцев убивали мужчин и женщин, а детей бросали живыми в реку или разбивали им головы о камни.
В другом поселке женщин и детей загнали в протоку и в воде расстреливали их, а оставшихся на берегу добивали кольями или бросали в разложенные костры.
Лишь в поселках Аргунском, Комары и на хуторе Дамысово убито около 120 человек.
В поселке Кацинор красные убили всех мужчин и много женщин.
При последнем налете на Усть-Уровск 11-го октября жители в отчаянии отстреливались от красных партизан из дробовых охотничьих ружий и старых берданок; красные окружили поселок и открыли по нему огонь из пулеметов и из орудий стоявшей на реке Аргунь советской канонерской лодки. В результате этого налета перебито не менее 200 человек русского и китайского мирного населения.
Получены детальные сведения лишь об убитых на хуторе Дамысово — вот они:
1) Карп Степанович Музурантов, 56 л., 2) его сын Иван, 18 л., 3) Егор Иннокентьевич Фиклистов, 38 л., 4) Афанасий Иннокентьевич Булыгин, 66 л., 5) Евдокия Николаевна Варламова, 72 л., 6) Дмитрий Васильевич Ларионов, 43 л., 7) жена его Евдокия, 40 л., 8) сын Семен, 6 л., 9) дочь Ольга, 4 л., 10) дочь Александра, 2 л., 11) дочь Клавдия, 1 года, 12) Кондратий Васильевич Ларионов, 40 л., 13) его дочь Гликерия, 18 л., 14) Константин Васильевич Ларионов, 30 л., 15) Киприан Лаврович Нерадовский, 45 л., 16) его жена Прасковья, 42 л., 17) его сын Александр, 15 л., 18) его сын Павел, 6 л., 19) его сын Семен, 3 л., 20) его дочь Анна, 7 л., 21) Пахом Петрович Свешников 39 л., 22) его жена Анисья, 36 л., 23) его сын Кирик, 7 л., 24) его дочь Ирина, 10 л., 25) Матвей Петрович Зырянов, 40 л., 26) жена его Анна, 39 л., 27) его сын Тимофей, 4 л., 28) его дочь Зоя, 1 года, 29) Лаврентий Васильевич Нерадовский, 75 л., 30) невестка его Александра, 42 л., 31) дочь Таисия 14 л., 32) сын Валентин 15 л., 33) сын Петр, 8 л., 34) невестка Варвара 25 л., 35) дочь Клавдия, 2 л., 36) Дмитрий Николаевич Зырянов, 21 года, 37) его мать Аксинья, 50 л., 38) сестра Анна 23 л., 39) сестра Анисья, 19 л., 40) сестра Иулита, 17 л., 41) сестра Вера, 10 л., 42) Никита Михайлович Харин, 34 л., 43) Семен Свешников, 15 л., 44) Пантелеймон Степанович Свешников, 34 л., 45) Федор Иванович Редлов, 66 л., 46) Порфирий Георгиевич Зверев, 40 л., 47) Аким Николаевич Нерадовский, 65 л., 48) Александр Иванович Размахин, 39 л., 49) Анастасия Зырянова, 4 л., 50) ее брат 3-х месяцев.
Нам стали также известны имена некоторых расстрелянных в Таныхэ — вот они: 1) Николай Пинегин, 12 л., 2) старик Мунгалов, 3) старик Топорков, 80 л., 4) С.С. Тюкавкин, 5) М. Госьков, 6) Тискин, 7) Аксенов, 8) Аникиев, 9) Якимов, 10) Павел Баженов, 15 л., 11) Елевферий Баженов. Имена остальных нам пока еще неизвестны; знаем, что их много и вероятно более 300.
Убитый священник отец Модест Горбунов предварительно был подвергнут пыткам: его привязали за волосы к лошади, которая протащила его тело по земле. Женщины и девушки перед тем как были замучены или убиты, были изнасилованы красными партизанами и комсомольцами.
По словам самих красных партизан (эти слова лично слышали некоторые бежавшие из Трехречья), они посланы советской властью с приказанием истребить всех без исключения русских переселенцев, живших в Трехречьи, и уничтожить все их имущество.
В Харбине во всех церквах были отслужены панихиды по невинным жертвам новой жестокости коммунистической власти. Церкви были полны молящимися, русское население Харбина обратилось с телеграммой к правительствам всего мира с изложением обстоятельств этого страшного дела.
Из письма Митрополита Антония Храповицкого - Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви, адресованного главам правительств, Церквей и ведущих газет мира
“Душу раздирающие сведения идут с Дальнего Востока. Красные отряды вторглись в пределы Китая и всей своей жестокость обрушились на русских беженцев, выходцев из России, нашедших в гостеприимной Китайской стране убежище от красного зверя.
Уничтожаются целые посёлки русских, истребляется всё мужское население, насилуются и убиваются дети, женщины. Нет пощады ни возрасту, ни полу, ни слабым, ни больным. Всё русское население, безоружное, на китайской территории Трёхречья умерщвляется, расстреливается с ужасающей жестокостью и с безумными пытками. Вот замученные священники: один из них привязан к конскому хвосту. Вот женщины с вырезанными грудями, предварительно обесчещенные. Вот дети с отрубленными ногами; вот младенцы брошенные в колодцы; вот расплющенные лица женщин, вот 80 летние старцы в предсмертных муках расстрела; вот реки, орошаемые кровью убегающих в безумии женщин и детей, расстреливаемых из пулемётов красных зверей.
Кровь леденеет, когда читаешь сообщения компетентных лиц с Дальнего Востока о зверствах красных в захваченной ими части Китая. Всё существо содрогается от этой небывалой кровавой расправы с безоружным населением и детьми.
Вопиют архипастыри и пастыри Дальнего Востока, протестуют пред всем миром русские общественные организации, взывает ко всем русская печать.
Вот уже 12 лет насильники в Москве раздирают русские души, уничтожают древние святыни, подвергают гонению духовенство и верующих, морят и гноят в тюрьмах множество невинных людей, культивируют утончённые пытки, перед которыми бледнеет все, ведомое в этой области истории”.
Верующим РПЦЗ путь не страшен, так как они знают, что идут по направлению к Царствию Божию. Их не волнуют происходящие в мире военные, политические и экономические испытания, так как они знают, что все это посылается от Господа для испытания их веры. Впереди во главе Православной Духовной Армии разделенной на епархиальные и приходские «отряды» под предводительством Архиереев Божиих, идет Первоиерарх РПЦЗ Митрополит Агафангел, которого выбрали возглавлять Синод Церкви после отделения от Церкви тех, кто покинул РПЦЗ, подчинившись Московской Патриархии, продолжающей учить верующих сергианской ереси и признанию экуменизма.
В эти дни в Одессе было стихийное бедствие - мороз и снежная буря. Многие дети заболели, многие не смогли добраться. Мы даже думали утренник отменить. Но решились, всё же, провести. Певчие из хора подменили не пришедших детей, роли перепутались, все выступающие были в смущении. Как говорится - получилось так, как получилось. Главное - детям радость на Рождество Христово. А она была, эта радость... Угощение: пицца, пирог, конфеты, мандарины и сок - съедено и выпито всё, без остатка !!!
«Всеправославный» конгресс 1923 года в Константинополе и его последствия
Прежде чем бежать «брататься», нужно хорошо понимать, с кем мы имеем дело, в том числе во «Вселенском патриархате» Константинополя. Куда в начале ХХ в. на престол патриарха незаконно протащили Мелетия IV, масона, который «после своего посвящения развивал масонскую деятельность везде, где бы он ни находился во все время своей бурной жизни». После чего именно Константинопольский патриархат, как «слабое звено», стал проводником экуменизма... У нас же сегодня возникает резонный вопрос: что это за «пять братьев из РПЦ», которые тайно готовили «Гаванскую Унию»?..
В своем труде «Церковно-календарный вопрос», появившемся более четверти века тому назад, с целью обосновать богословски церковно-календарную реформу, проведенную в Болгарии в 1968 году, проф.Т.Сыбев (известный экуменист, долголетний заместитель генерального секретаря ВСЦ) неоднократно упоминает т.н. «Всеправославный конгресс», который состоялся 10 мая – 8 июня 1923 г. в Константинополе[1]. Автор приводит и решение этого конгресса относительно «исправления юлианского календаря», то есть замены его так называемым новоюлианским календарем, который до 2800 года фактически совпадает с западным григорианским календарем. Проф. Сыбев без стеснения ссылается на Константинопольский конгресс, называя его «Православным совещанием». Для него, как и для всех сторонников календарной реформы, этот конгресс имеет бесспорный авторитет церковного форума.
Однако замалчивание фактов не может прикрыть серьезных канонических недостатков Константинопольского конгресса. По словам проф. С.Троицкого, «несомненно, будущий историк Православной Церкви должен будет признать конгресс 1923 г. самым печальным событием её жизни в ХХ веке»[2]. Назвавший себя без всякого основания «всеправославным», конгресс в Константинополе открывает путь к перемене святоотеческого церковного календаря (эортология) и к вторжению модернизма в Православную Церковь.
Несмотря на то, что сначала его решения были отвергнуты почти всеми поместными Православными Церквами, Константинопольскому конгрессу удалось разрушить литургическое и календарное единство Православной Церкви. Реформированный календарь стал постепенно вводиться во многих поместных Церквах. От этого произошло печальное разъединение в богослужебной практике отдельных поместных Церквей, а также и в самих Церквах, официально воспринявших это противоканоническое новшество.
Каков был тогда духовно-идейный климат, породивший этот «Всеправославный» конгресс в Константинополе? Кто был его инициатором? Каковы его состав и канонический статус? Какова его деятельность и решения? Вот основные вопросы, которые будут рассмотрены здесь.
* * *
Конец XIX в. и первые десятилетия ХХ в. отличаются глубокими потрясениями и переменами в духовной жизни православных народов. С одной стороны, среди интеллигенции и высших общественных кругов быстро развивается и окончательно утверждается светский материалистический способ мышления и восприятия духовных ценностей под влиянием могучих новоязыческих течений в западной культуре. С другой стороны, в богословские и церковные круги начинают проникать идеи зарождающегося протестантского экуменизма.Православные иерархи и богословы начинают постепенно отзываться на призывы к «объединению всех христиан» — объединению не по единственно возможному пути, то есть по пути возвращения отпавших в Единую Неделимую Православную Церковь Христову, а через поиски общего языка, общих действий, и даже молитвенного общения между различными исповеданиями, что исключает самую мысль о покаянном возвращении в Православную Церковь постепенно отпавших от неё. Два окружных послания Константинопольского патриарха Иоакима III (1878–1884; 1901–1912 гг.) в общем придерживающегося традиций, являются первыми официальными документами Вселенской патриархии, в которых уже чувствуется начальное воздействие экуменических взглядов.
Под косвенным влиянием сильных прогрессистских и революционных идей, целенаправленно внедряемых масонством, усиливается и религиозное свободомыслие на православной почве. Оно особенно характерно для т.н. русского «религиозного возрождения» в первые десятилетия нашего века. Именно религиозное свободомыслие подготавливает почву для обновленчества — этой первой «церковной» формы «православного» модернизма (своеобразного протестантизма «восточного обряда») в нашем столетии. Обновленчество является религиозным течением, типичным как для послереволюционной России в крайне грубых формах, так (с соответствующей спецификой) и для эллинского православного мира 20-х годов. Сопоставительной иллюстрацией обновленческих тенденций являются собор «Живой церкви» в России и «Всеправославный конгресс» в Константинополе, состоявшиеся почти в одно и то же время (мае–июне 1923 г.). Решения обоих форумов почти одинаковы: они устанавливают изменение церковного календаря, допускают второй брак для духовных лиц, издают и другие подобные этим постановления и обсуждают реформы в духе религиозного либерализма, немыслимого за несколько лет до того.
Решительный поворот Константинополя к экуменически настроенной церковной политике выразился определенно в послании-энциклике, опубликованной в январе 1920 г. местоблюстителем патриаршего престола, Брусским митрополитом Дорофеем (1919–1921 гг.) под названием «К Христовым Церквам всего мира».
Этой резкой апостасийной перемене Вселенской патриархии по отношению к экуменизму предшествовали и сопутствовали многие идейно-политические факторы.
По окончании Первой мировой войны Греция — страна-победительница. Поражение Турции приносит небывалый успех политической группировке, возглавляемой масоном Елевферием Венизелосом (1864–1936 гг.). Благодаря её усилиям в мае 1917 г. Греция становится окончательно на сторону Антанты и объявляет войну государствам Тройственного союза. После окончания войны, в силу Нейского (1919 г.) и Севрского (1920 г.) мирных договоров, Греция получает значительные территории, в том числе и в Малой Азии. Однако партияВенизелоса не удовлетворяется этими приобретениями, а усиленно стремится к возрождению древней Византийской империи со столицей Константинополем. Союзническая оккупация города (16 марта 1920–6 октября 1923 гг.) как будто приблизила осуществление этих желаний. Именно таким политико-националистическим настроениям поддаются руководители церковных кругов в Константинополе, где в это время преобладают политические сторонники Венизелоса. Вселенская патриархия даже начинает обращаться по некоторым гражданским вопросам не к турецкому правительству, а к английским оккупационным властям.
В качестве местоблюстителя патриаршего престола митрополит Дорофей посещает в 1920 г. страны Западной Европы, в том числе и Англию, для того, чтобы расположить правящие круги этих стран в пользу Греции. Он даже обращается к великим державам с предложением уничтожения турецкого государства. Эти национально-политические интересы Константинопольских иерархов, их надежда получить помощь от Антанты против Турции, а также распространяющийся христианский либерализм, быстро развивающееся в послевоенные годы экуменическое движение, прямое вмешательство политических лиц и иерархов-масонов в дела Церкви — вот основные факторы, которые направили Константинопольский престол к идеям экуменизма и к активному сотрудничеству с западными экуменическими организациями.
Ещё в начале послания-энциклики 1920 г. заявляется, что Константинопольская Церковь считает совместимым взаимное сближение и общение различных «Христианских Церквей» с наличием догматических различий между ними. В послании-энциклике инославные общности именуются «почитаемыми Христианскими Церквами», которые «не являются чуждыми и далекими, но родственными и близкими во Христе». Они также называются «сонаследниками, составляющими одно тело и сопричастными обетованию Божию во Христе», и даже предлагается основать «Общество Церквей». В качестве первого шага к сближению, послание-энциклика предлагает «принятие единого календаря для одновременного празднования главных христианских праздников».
Но этот документ запечатлел не только начало предательства Константинополя и его сближение с ересью экуменизма. Он был и противозаконным, ибо, являясь по существу обращением одной из поместных Православных Церквей к еретическим общностям, именуемым ею «Христовыми Церквами всего мира», энциклика говорит самозванно от имени всех поместных Церквей, т.е. от лица всей Православной Церкви, и это по исключительно важным догматическим и каноническим вопросам. Таким образом, энциклика является первой публичной попыткой Константинопольского престола подменить собою авторитет Единой Православной Церкви.
В соответствии с энцикликой 1920 г., опубликованной и распространенной без согласия других Церквей-сестер, Вселенская патриархия входит в официальное сотрудничество с представителями экуменического движения и в августе 1920 г. участвует в предварительной конференции по вопросам веры и устройства в Женеве.
Приблизительно через год новоизбранный Вселенский патриарх Мелетий IV (1921–1923 гг.), о котором ниже будет сказано подробнее, в своем слове при интронизации заявляет: «Я отдаю себя на служение Церкви, чтобы с её первого престола способствовать развитию, насколько возможно, более тесных дружеских отношений с неправославными христианскими церквами Востока и Запада, для продвижения дела объединения между теми и другими». То же самое экуменическое кредо исповедует друг и единомышленник Мелетия IV — Афинский архиепископ Хризостом (1923–1938 гг.), введший новый календарь в Элладской Церкви. Вот что говорит он в своем интронизационном слове: «...Для такого сотрудничества (с инославными — авт.) нет необходимости в предварительных условиях или... в догматическом единстве, ибо единство христианской любви является достаточным».
Тесная связь вдохновленной националистическими стремлениями константинопольской иерархии с послевоенной европейской политикой, с экуменическим движением и с масонскими кругами в Греции и за её рубежом дает свой самый горький плод в начале 20-х годов, когда на константинопольский престол восходит вдохновитель и организатор «Всеправославного» конгресса 1923 года вышеупомянутый Мелетий IV (1871–1935 гг.).
КТО ТАКОЙ МЕЛЕТИЙ МЕТАКСАКИС?
Его имя в миру — Эммануил Метаксакис. Он родился 21 сентября 1871 г. в селе Парсас на о. Крите. В 1889 г. он поступает в семинарию Всесвятого Креста в Иерусалиме. В 1892 г. принимает монашеское пострижение с именем Мелетий и рукополагается в иеродиаконы. В 1900 г. заканчивает богословский факультет Креста и назначается Иерусалимским патриархом Дамианом на должность секретаря Св. Синода.
В 1908 г. за «противобожегробскую деятельность» Мелетий изгоняется из святых мест патриархом Дамианом вместе с тогдашним архимандритом Хризостомом, будущим Афинским архиепископом.
В 1910 г. Мелетий Метаксакис избран Китийским митрополитом на о. Кипре. Ещё в предвоенные годы митрополит Мелетий начинает успешные переговоры в Нью-Йорке с представителями Епископальной церкви Америки с целью «расширения взаимоотношений между двумя Церквами».
После смерти патриарха Иоакима III (†13.11.1912 г.) Мелетий выдвигает свою кандидатуру на Константинопольский престол. Но Св. Синод решает, что «с канонической точки зрения» он «не может быть зарегистрирован как кандидат на патриарший престол в Константинополе». В 1918 г. благодаря своим политическим знакомствам и связям он противозаконно возводится на архиепископский престол в Афинах, но после очередной политической перемены лишен кафедры.
Будучи Афинским архиепископом, Мелетий с группой своих единомышленников посещает Англию и ведет переговоры в благосклонном смысле о воссоединении англиканства с Православной Церковью. В феврале 1921 г. Мелетий бежит в США. В сообщении тогдашнего греческого посла в Вашингтоне, отправленном начальнику Фессалоникийской префектуры 17 декабря 1921 г., говорится, что Мелетий «в богослужебном облачении принимал участие в богослужении в англиканском храме, коленопреклоненно молился вместе с англиканами перед их престолом и целовал его, затем произнес проповедь и благословил находящихся в храме».
(справа: Патриарх Мелетий (Метаксакис) и англиканский «архиепископ» Ланг)
Между тем 21 ноября 1921 г. Св. Синод Элладской Церкви издает распоряжение «о произведении следствия против Мелетия».Однако в то же самое время, как следствие проводится в ущерб Метаксакису, совсем неожиданно, 25 ноября 1921 г. он избирается Константинопольским патриархом. Независимо от этого Св. Синод Элладской Церкви 29 декабря 1921 г. низвергает из священного сана Мелетия Метаксакиса за ряд церковных проступков и за учинение раскола. Несмотря на это решение, 24 января 1922 г. совершается интронизация Мелетия Метаксакиса на Вселенский патриарший престол.
Под сильным нажимом разных политических сил низвержение Мелетия было противоканонично снятоЭлладской Церковью 24 сентября 1922 г. В незаконный выбор Мелетия патриархом вмешиваются политические круги около Венизелоса, а также Англиканская церковь. Вот что рассказывает об этих событиях митрополит Константинопольского патриаршего Синода Герман (Каравангелис):
«В 1921 г. мое избрание Вселенским Константинопольским патриархом было несомненно. Из 17 голосов... 16 были за меня. Тогда один мой друг, мирянин, предложил мне больше 10 000 лир для того, чтобы я отказался в пользу Мелетия Метаксакиса. Естественно, я отверг его предложение с негодованием и отвращением. Однако неожиданно, ночью перед выборами меня посетила дома делегация общества “Национальной обороны” и стала горячо просить меня снять свою кандидатуру в пользу Мелетия Метаксакиса. Члены делегации сказали, что он имеет возможность внести для нужд Патриархии 100 000$ и, поскольку у него самые приятельские отношения с протестантскими епископами в Англии и Америке, он был бы полезным для национальных целей. Поэтому национальные интересы требуют, чтобы патриархом был выбран Мелетий Метаксакис. Таково было и желание Елевферия Венизелоса. Всю ночь я думал над этим предложением, — продолжает митрополит Герман. — В Патриархии царил экономический хаос. Афинское правительство перестало посылать субсидии, а других доходов не было. Подобающее регулярное жалование не было выплачено за 9 месяцев, благотворительные учреждения Патриархии находились в тяжелом экономическом положении. Ради этого и ради народного блага, — рассказывал введенный в заблуждение иерарх, — я принял предложение...».
Таким образом, к общему изумлению, на следующий день, 25 ноября 1921 г. Мелетий Метаксакис стал Константинопольским патриархом.
Неканоничность сего выбора обнаруживается и в следующем факте. За два дня до этого, 23 ноября 1921 г., в Константинопольском Синоде было внесено предложение по каноническим причинам отложить избрание патриарха. Большинство из членов Синода голосовало за принятие этого предложения. Однако в самый день выбора голосовавшие в пользу этого предложения были заменены другими архиереями, что обеспечило избрание Мелетия патриархом. По этому поводу 20 декабря 1921 г. в Салониках состоялось заседание большей части архиереев Константинопольской патриархии. Они объявили, что «выбор Мелетия Метаксакиса проведен при явном нарушении Священных Канонов», и предложили произвести«действительный и каноничный выбор Константинопольского патриарха».
Несмотря на все это, Мелетий закрепляется на патриаршем престоле. В 1922 г. под его давлением Константинопольская Церковь без предварительного уведомления прочих поместных Православных Церквей признает оспариваемую даже и Римом действительность англиканской иерархии. В 1923 г. он проводит «Всеправославный» конгресс (10 мая–8 июня). 1 июня духовные лица и миряне, негодующие против патриарха-новатора, созывают митинг, который заканчивается нападением на Патриархию с целью низвержения Мелетия и изгнания его из Константинополя. 1 июля 1923 г., под предлогом болезни и необходимости лечения, Мелетий Метаксакис покидает Константинополь. А 20 сентября 1923 г. уходит в отставку с должности Вселенского патриарха.
В 1926 г. Мелетий избран вторым кандидатом на овдовевший Александрийский патриарший престол. Первым избранником был Нубийский митрополит Николай. Согласно установленной практике, патриархом должен быть провозглашен первый кандидат. Однако египетские власти с опозданием на целый год утверждают «избрание» Мелетия (20 мая 1926 г.). Вызывая недовольство, он вводит в епархии Александрийского патриархата новый календарь.
Ещё будучи Вселенским патриархом, Мелетий устанавливает связи с русскими обновленцами. В послании обновленческого Синода по поводу избрания Мелетия на Александрийскую кафедру, между прочим, говорится: «Священный Синод (обновленческий — авт.) с сердечной признательностью вспоминает о той моральной поддержке, которая была оказана Вашим Блаженством, в бытность Вашего Блаженства Константинопольским Патриархом, Священному Синоду вступлением в каноническое общение с ним как единственно законным органом Русской Православной Церкви»[3] (см. приложение).
В 1930 г. во главе церковной делегации Мелетий Метаксакис принимает участие в Ламбетской конференции[4] и ведет переговоры о «воссоединении» англикан с Православной Церковью.
Будучи уже смертельно больным, Мелетий выставляет свою кандидатуру на место Иерусалимского патриарха, но избрания не удостаивается. По этому поводу митрополит Керкиры Мефодий Кондостанос (1942–1967 гг.) пишет: «Беглец со святых мест, из Китии, из Афин, из Константинополя, Мелетий Метаксакис, — непостоянный и неспокойный властолюбивый дух, злой демон, не поленился и из Александрии навязаться в своем стремлении занять Иерусалимский патриарший престол»[5]. Мелетий Метаксакис умирает 28 июля 1935 г. и похоронен в Каире.
От редакции: Мелетий умер от страшной, мучительной болезни. Говорят, что он лишился рассудка и через шесть дней испустил дух, скрежеща зубами и ломая себе руки. В предсмертной агонии он стенал: «Я мучаюсь, потому что разделил Церковь!» Но Церковь разделить никто не в силах, потому что, по обетованию Спасителя, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18). Он отделил лишь себя и всех тех, кто уклонился от богослужебного порядка Апостольской Церкви.
В 1967 г. учредительный комитет «Масонского бюллетеня», органа великой ложи Греции, поручает масону Александру Зервудакису написать монографию и в ней «изобразить ещё одну сияющую звезду, которая блеснула и озарила небосклон Греческой Православной Церкви»[7]. Зервудакис составляет обширную биографию Мелетия Метаксакиса, с которым он встречался ещё в Константинополе в трагические для Греции дни, после её поражения в войне с Турцией в 1922 году. «Я его приветствовал так, как масон приветствует масона,— пишет Зервудакис.— Он улыбнулся и сказал мне: “Вижу, что вы меня понимаете”».
Из монографии Зервудакиса мы узнаем, что Мелетий впервые встретился с масонами в Константинополе в 1906 г. Прямое сотрудничество Мелетия с греческими масонскими кругами в Константинополе относится к 1908 году. Масоны, с которыми он поддерживал контакт, начали действовать усиленно, чтобы заставить «исследовательский и любознательный дух Мелетия... решиться... последовать примеру очень многих английских и других иностранных епископов и... посвятить себя таинствам, скрытым в масонстве». Мелетий записан в Константинопольскую ложу «Гармония» под № 44. Масонское посвящение он принимает в 1909 г. По этому поводу Зервудакис подчеркивает: «Я помню, с какой гордостью и радостью все братья говорили о посвящении Мелетия, избранного тогда в нашу ложу». «После своего посвящения,— продолжает Зервудакис, — брат Мелетий развивал масонскую деятельность везде, где бы он ни находился во все время своей бурной жизни. Очень немного таких, – пишет в заключение греческий масон, – которые, как брат Мелетий, приняли масонство и сделали его своим жизненным опытом. И было для нас настоящей потерей то, что он был призван... так скоро в вечность...»
Главными соратниками противозаконно избранного на Константинопольский престол Мелетия в проведении календарной реформы были уже упоминаемый архиепископ Хризостом Пападопулос, неканонично избранный на Афинскую кафедру, и проф. Афинского Богословского факультета Гамилькар Аливизатос.
Именно ими была задумана и осуществлена церковно-календарная реформа, проведенная на «Всеправославном» конгрессе в 1923 г. Оба «иерарха» поддерживали тесные связи с протестантами Англии и Америки. Оба получили свои кафедры при активном вмешательстве светской власти. Поэтому и оба должны были подчиняться выдвинувшим их кандидатуры масонским и политическим кругам. «Люди, получившие власть, являются рабами тех, кто дал им свое благоволение», — говорит святитель Василий Великий.
* * *
Ещё в 1919 году, во время своего неканонического пребывания на афинском архиепископском престоле, «вольный каменщик» Мелетий Метаксакис поднимает перед Синодом Элладской Церкви вопрос об изменении церковного календаря. Мелетий предлагает создать комиссию для изучения этого вопроса. Синод Элладской Церкви одобряет его предложение и издает соответствующее распоряжение. Организованная комиссия посылает Синоду следующий окончательный текст: «По мнению комиссии, перемена юлианского календаря, если это не противоречит каноническим и догматическим основаниям, может осуществиться при условии согласия всех остальных Православных автокефальных Церквей и, прежде всего, с согласия Константинопольской патриархии, которой было бы необходимо предоставить инициативу всякого рода действий в этой области, при условии не переходить на григорианский календарь, а составить новый, более точный в научном отношении календарь, свободный и от других недостатков обоих употребляемых календарей — юлианского и григорианского». Это внутренне неустойчивое и дипломатически взвешенное в своих выражениях предложение, без особой аргументации считает необходимой перемену церковного календаря. Одновременно с этим оно старается сохранить нужное приличие, говоря о канонических и догматических основаниях и требуя соборного решения. Впоследствии эти условия будут полностью забыты. Решения комиссии были новым шагом к столь желанной Мелетием и его «товарищами» календарной реформе.
После своего молниеносного и незаконного восшествия на Константинопольский престол, Мелетий Метаксакис продолжает работать упорно и методично в этом направлении. Он берет на себя рекомендуемую комиссией при Синоде Элладской Церкви инициативу и в послании от 3 февраля 1923 г. «к Блаженнейшим и Высокопреосвященнейшим предстоятелям Святых Православных Церквей Александрии, Антиохии, Иерусалима, Сербии, Кипра, Греции и Румынии» ставит вопрос об изменении церковного календаря.
В послании указываются следующие мотивы для календарной реформы: вопрос о календаре существует давно, «но особую важность приобретает в наши дни», когда «становится все более явной необходимость употребления единого общего календаря, одинакового с календарем, которым пользуются в остальной части Европы и Америки. Православные государства одно за другим воспринимают “европейский календарь”. Трудность употребления двух календарей в общественной жизни очевидна. Поэтому отовсюду отправляются к Церкви пожелания и просьбы найти способ установить один общий календарь в светской и религиозной жизни, не только для того, чтобы православному быть в гармонии с самим собою как гражданину и христианину, но и чтобы способствовать... всехристианскому единству, при котором все призванные во имя Господа, могли бы праздновать в один и тот же день Его Рождество и Воскресение»[8]. Те же самые мотивы патриарх Мелетий приводит и в своем вступительном слове при открытии «Всеправославного» конгресса.
Очевидно, что прямые основания для церковно-календарной реформы имеют свои корни не в Предании, богословии, литургической жизни и канонических нормах Православной Церкви, а в горизонтальных измерениях полурелигиозного, полусветского мышления, в экуменическом культе политико-религиозной идеи «христианского единства».
В своем послании Метаксакис призывает «предстоятелей Святых Православных Церквей дать свое согласие на создание Комиссии с участием представителей от каждой из них для заседания в Константинополе сразу же после предстоящего праздника Божественной Пасхи, чтобы обстоятельно изучить календарный вопрос и другие спешные всеправославные вопросы и указать способ их канонического разрешения».
Послание Мелетия не встречает положительного отзвука со стороны старейших после Константинополя древних патриархатов: Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. Однако, несмотря на это, 10 мая 1923 г. в Константинополе под председательством Мелетия Метаксакиса вышеупомянутая комиссия начинает свою работу. В её заседаниях принимают участие 9 членов: шесть епископов, один архимандрит и двое мирян.
Вот имена её участников.
От Константинопольской патриархии: патриарх Мелетий IV — председатель, Кизический митрополит Каллиник, В.Антониадис — мирянин, проф. Халкинского богословского института.
От Кипрской Церкви: Никейский митрополит Василий (впоследствии Вселенский патриарх 1925–1929 гг.).
От Сербской Церкви:Черногорский и Приморский митрополит Гавриил (впоследствии Сербский патриарх, †1952), д-р Милутин Миланкович — мирянин, проф. математики и механики в Белградском университете.
От Элладской Церкви: Драчковский митрополит Иаков.
От Румынской Церкви: архимандрит Юлий (Скрибан).
Церковный форум такого состава назвать «Всеправославным» есть, мягко говоря, произвол. На нем отказались присутствовать представители трех старейших после Константинопольского патриархатов: Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. Не участвовали в конгрессе и Московская Патриархия, Синайская архиепископия, а также Болгарская Православная Церковь (Вселенская Патриархия тогда считала её схизматической). Надо отметить отсутствие там не только более половины поместных Православных Церквей, но и сомнительные полномочия самих участников.
По мнению проф. С.Троицкого, выдающегося богослова и канониста, выяснявшего церковно-правовую сторону рассматриваемого вопроса, члены конгресса не имели права выражать мнение своих Церквей, т.к. поместные Церкви тогда ещё не выработали на основании предварительно созванных местных архиерейских соборов свое определение по вопросам, вошедшим в программу конгресса. При этом положении делегаты могли по существу выражать «только свое частное, личное мнение»[9] или, в лучшем случае, мнение своих Синодов, которые однако не имели права решать общецерковные канонические, а ещё менее – догматические вопросы. Проф. Троицкий оценивает с церковно-правовой точки зрения «Всеправославный» конгресс как «частное собрание нескольких лиц, которые поставили перед собою задачу рассмотреть некоторые вопросы, волнующие в настоящий момент Православную Церковь, и выразить свое мнение по этим вопросам»[10]. Однако, вопреки этой канонической неправомерности конгресса в отношении состава и полномочий, патриарх Мелетий самоуверенно заявил в одном из своих выступлений: «Мы работаем как комиссия всей Церкви»[11].
И как «орган» церковного законодательства конгресс 1923 г. является уродливым прецедентом. Созванный и начавший свою деятельность как «Комиссия Православных Церквей» или «Всеправославная комиссия», на третьем своем заседании 18 мая 1923 г., он переименован во «Всеправославный конгресс». Проф. Троицкий отмечает, что впервые в истории Православной Церкви, в которой до сих пор был только один орган общецерковного законодательства — соборы, сейчас эту задачу берет на себя какой-то «Всеправославный конгресс», учрежденный по примеру панагликанских конгрессов... и политических конгрессов и конференций.
В своем меморандуме от 14 июля 1929 г. к Архиерейскому собору Элладской Церкви Кассандрийский митрополит Ириней (†1945) с негодованием пишет: «Какое право имел этот пришлец (Мелетий Метаксакис) без мнения митрополитов Вселенского престола созвать Всеправославный конгресс? И согласно какому закону или канону предстоятель одной поместной Церкви мог отменить решение всех восточных патриархов по вопросу календаря и пасхалии, принятое выдающимися патриархами — Константинопольским Иеремией II, Александрийским Мелетием Пигасом, Антиохийским Иоакимом и ИерусалимскимСофронием? Допустимо ли в гражданских делах, чтобы низшая судебная инстанция отменяла решение высшей?»
Обобщая, скажем: согласно святым канонам церковные вопросы поместного и вселенского значения обсуждаются и решаются единственно Собором епископов, имеющих паству и епархии, а не «конгрессами», «совещаниями» или «конференциями». С церковно-правовой точки зрения «Всеправославный» конгресс в Константинополе неканоничен по своему составу, полномочиям и функциям. Поэтому его решения, принятые совершенно неправомерно, как бы от лица всей Православной Церкви, не могут иметь никакого значения для поместных Православных Церквей.Ниже мы увидим, что и сами решения по своему содержанию находятся в резком противоречии с канонами Православной Церкви.
* * *
Очертим бегло работу Конгресса 1923 г. Она протекает в 11 заседаниях от 10 мая до 8 июня 1923 г. и не ограничивается только вопросом о реформе церковного календаря. На втором заседании 11 мая 1923 г. Патриарх Мелетий перечисляет следующие «канонические и церковные вопросы», по которым комиссия должна была выработать свое мнение:
1.Вопрос о перемещении больших праздников в память святых на ближайший воскресный день с целью уменьшить количество неприсутственных дней. 2.Препятствия к браку. 3.Вопрос о браке духовных лиц:
а) епископский сан и брак; б) второй брак овдовевших диаконов и священников; в) необходимо ли таинству священства непременно следовать после таинства брака?
4.Вопрос о богослужениях. 5.Посты. 6.Необходимость созывать каждый год всеправославные соборы.
К шести вышеупомянутым пунктам добавляются ещё и вопросы о возрасте рукоположения, о подстрижении волос клириков и их одежде. Все они, во главе с вопросом о календаре, ставятся на обсуждение со следующими, присущими послевоенному «православному» либерализму, обновленческими тенденциями:
• отменой церковного юлианского календаря для неподвижных и подвижных праздников, с допущением возможности, чтобы Пасха стала неподвижным праздником, зафиксированным в определенный воскресный день; • готовностью принять всякую новую, более совершенную в научном отношении календарную систему, не исключая даже отказа от седмичного порядка дней; • допущением женатого епископата, второго брака священнослужителей, соответственно — брака после рукоположения; • сокращением продолжительности богослужений и постов.
Обсуждается также и возможность объединения англикан с Православной Церковью. Так, например, на пятом заседании конгресса 23 мая 1923 г. присутствует в качестве гостя бывший оксфордский епископ Гор вместе с сопровождающим его англиканским священником Бэкстоном. Гость занимает место справа от патриарха Мелетия и вручает ему два документа. Один из них содержит подписи 5000 англиканских священников, которые объявляют, что на их взгляд не существует препятствий для полного объединения с православными. Другой документ представляет собою доклад об условиях объединения. Гор выражает свою большую радость, что присутствует на Всеправославном конгрессе, «собравшемся для того, чтобы обсудить различные церковные вопросы и, главным образом, вопрос о календаре. Для нас, живущих на Западе, — подчеркивает англиканский епископ, — было бы большим духовным удовлетворением иметь возможность праздновать совместно (с православными) главные христианские праздники: Рождество, Воскресение, и Пятидесятницу».
Напомним, что сам Мелетий Метаксакис указал в своем послании к предстоятелям семи поместных Православных Церквей, что календарная реформа необходима, «чтобы содействовать всехристианскому единству, чтобы все, призванные именем Господа, праздновали в один и тот же день Его Рождество и Воскресение». Всего лишь спустя три года после оглашения энциклики Константинопольской патриархии от 1920 г. осуществляется первый шаг к сближению с инославными, предусмотренный ею, — «принятие единого календаря для одновременного празднования великих христианских праздников». Впрочем, неудивительно, что задолго до того, как конгресс принял эти решения, патриарх Мелетий обращается к англиканскому епископу Гору, прося его уведомить Кентерберийского архиепископа, что «мы расположены принять новый календарь, который бы Запад изобрел в будущем» (например, см. "Проекты Y2K и «Симметрия-454» или «новый календарь». Cui prodest?" - ред.). Тенденция, предначертавшая решение «Всеправославного» конгресса по календарному вопросу, здесь выражена с полной откровенностью.
* * *
Главный вопрос, который обсуждает Константинопольский конгресс, — это принятие т.н. «новоюлианского», или «исправленного юлианского» календаря проф. М.Миланковича — одного из участников конгресса. Этот календарь фактически совпадает с григорианским до 2800 года, когда появится в высокосных годах разница в один день, которая, однако, будет выравнена в 2900 году. Удивительная изобретательность! Таким образом, становится возможным «одновременное празднование главных христианских праздников» с инославными, и в то же самое время православные традиционалисты могут быть убеждены, что папский календарь не принят.
Впрочем, ещё во время конгресса патриарх Мелетий старается в классическом иезуитском стиле успокоить противников календарной реформы. На IV заседании конгресса 21 мая 1923 г. он оглашает телеграмму Иерусалимского патриарха Дамиана следующего содержания: «Перемена церковного календаря не приносит никакой пользы и не будет принята нашей патриархией, т.к. она ставит нас в слишком невыгодное положение во Всесвятых паломнических местах по отношению к латинянам». «Согласно этой телеграмме, — заявляет Мелетий, — Иерусалимская Церковь не желает, чтобы мы перешли на григорианский календарь и праздновали Пасху всегда вместе с латинянами. Учитывая, однако, то, что мы не принимаем григорианский календарь, и что через определенное число лет наступит разница между латинянами и православными в праздновании Пасхи, претензии Иерусалимской Церкви отчасти удовлетворены». Правда, Мелетий «пропускает» уточнение, что «определенное число лет» есть, в сущности, целые девять веков!
Константинопольский конгресс 5–6 июня 1923 г. принимает следующие решения, которые немедленно посылаются афинскому архиепископу Хризостому Пападопулосу:
1.Об исправлении юлианского календаря и об определении празднования Св. Пасхи «на основании астрономических вычислений». 2.Об условиях, при которых Православная Церковь участвовала бы в обсуждении нового календаря, «более совершенного в научном и практическом отношении». 3.О браке священников и диаконов после рукоположения. 4.О втором браке овдовевших священников и диаконов. 5.Определения разнородного содержания: о нижней границе возраста рукоположения в три степени священства; о волосах и внешнем виде клириков; о сохранении монашеских обетов; о препятствиях к браку; о праздновании памяти святых в течение недели как присутственных днях; о постах. 6.О праздновании 1600-й годовщины Первого Вселенского Собора в Никее (325–1925 гг.); о созыве Всеправославного собора. 7.По вопросу о решении живоцерковнического собора, бывшего в Москве в июне 1923 г., который лишил сана находящегося в тюрьме Всероссийского патриарха Тихона.
Решение об «исправлении» юлианского календаря, которое отменяет и юлианскую пасхалию, заканчивается текстом: «Эта реформа юлианского календаря не является препятствием для его дальнейшего видоизменения, каковое желали бы принять все Христианские Церкви». Эта идея развита более подробно и конкретно во втором решении, где говорится дословно следующее: «Всеправославный конгресс в Константинополе... просит Вселенскую патриархию после предварительного обмена мнениями с прочими Православными Церквами сообщить Обществу народов, что Православная Церковь с охотой желает принять будущий новый календарь, насколько его приняли бы все Христианские Церкви... Православная Церковь предпочитает календарь, в котором сохранен порядок дней недели, не связывая себя однако этим мнением, если другие Церкви согласятся принять новый календарь, который отменяет порядок дней недели». Далее в решении указывается, что с согласия «Христианских Церквей» Православная Церковь готова праздновать Пасху Христову как неподвижный праздник в определенный воскресный день, с пожеланием, чтобы «такой неподвижный воскресный день Пасхи соответствовал бы действительному воскресному дню Воскресения Господня, определенного посредством научных методов».
В том же самом духе православного модернизма, полного внушений о «созвучии с современностью» и об «экуменической широте», выдержаны и следующие четыре решения Конгресса 1923 г. В полном противоречии с церковным Преданием и канонами (26-м Апостольским правилом, 3-м и 6-м правилами VI Вселенского собора) третье и четвертое решение Конгресса допускают брак священников и диаконов после рукоположения, а также и второй брак для овдовевших клириков.
В пятом решении считается правильным для духовных лиц стричь волосы и вне храма носить светскую одежду; поместные Церкви призываются сами решать каждый отдельный случай празднования памяти святых в будние дни «до тех пор, пока будет найден и принят новый календарь, предусматривающий празднование определенных праздников только в воскресенье, для того чтобы уменьшить количество неприсутственных дней». На практике это потребовало бы создать новый месяцеслов и Типикон. В шестом решении выражается просьба к Вселенской патриархии взять на себя инициативу по созыву Всеправославного Собора для разрешения «всех вопросов, занимающих в настоящий момент Православную Церковь».
«Все это не присуще Соборной Церкви» — этими словами святителя Афанасия Великого можно вкратце оценить деятельность и решение «Всеправославного» конгресса 1923 г.
И действительно, первые пять решений этого конгресса находятся в полном противоречии с Преданием и каноническими нормами Соборной Православной Церкви. Отмена юлианской пасхалии — вразрез с 7-м Апостольским правилом и с решением I Вселенского собора, на которое ссылается 1-е правило Антиохийского собора, — потенциально накладывает на Константинопольский конгресс тяжелые канонические санкции. Упомянутые правила категорически запрещают праздновать Пасху Христову в один и тот же день с иудейской. При новоюлианской (= григорианской) пасхалии Воскресение Христово иногда празднуется в один и тот же день с иудейской пасхой, а часто и ранее ее. Стоит отметить, что, согласно постановлению свв. отцов Антиохийского собора, нарушители определения о праздновании Пасхи должны быть отлучены от Церкви без предварительного рассмотрения совершенного ими нарушения. Такой строгий приговор встречается в канонах чрезвычайно редко. В подобном же духе составлены и соборные постановления — Сигилионы Восточных патриархов от 1583 г. и 1848 г., а также и Окружное послание Вселенского патриарха Кирилла V от 1756 г., категорически осуждающие принявших григорианский календарь и пасхалию.
Страшась этих санкций и сознавая свою огромную каноническую ответственность в случае перемены единственной канонической пасхалии — юлианской, ни одна из поместных Православных Церквей, принявших новый календарь для праздников неподвижного минейного круга (за исключением Финляндской Церкви), не дерзнула ввести и григорианскую пасхалию. Таким образом на практике новостильные церкви стали пользоваться в одном и том же году одновременно двумя календарями: григорианским для неподвижных праздников и юлианским — для подвижных.
Ни одна из Поместных Церквей не приняла и решений Конгресса, упомянутых в пунктах 3, 4 и 5-м, из-за их вопиющих противоречий с церковным Преданием и канонами.
Даже если не считаться с отмеченной неправомерностью Константинопольского конгресса относительно состава и полномочий, само содержание его деятельности, его противоканонические решения красноречиво свидетельствуют о его полной несостоятельности, об антиправославной сущности этого Конгресса, назвавшего себя (какая ирония!) «Всеправославным».
Впрочем, ещё во время его работы поднимается сильная волна негодования. Сам Афинский архиепископ Хризостом Пападопулос, один из инициаторов календарной реформы, пишет: «К сожалению Восточные патриархи, не принявшие участие в Конгрессе, с самого начала отвергли одним словом все его решения».А масон А.Зервудакис в своей монографии о Мелетии Метаксакисе отмечает: «Но Мелетий Метаксакис встретил большое сопротивление, когда пожелал применить в Константинополе некоторые образцы из Америки, а также и вследствие его новаторских взглядов относительно календаря, пасхалии, брака клириков и пр., которые он развил на Всеправославном конгрессе и которые породили проблемы и сильное сопротивление».
Напомним, что ещё 1 июня 1923 г. духовные лица и миряне собрались в Константинополе на митинг, который перерос в нападение на Патриархию с целью низвержения Мелетия и изгнания его из города.
Несмотря на это, 25 июля Константинопольский Синод, ещё под председательством Мелетия, обращается письменно к поместным Православным Церквам, заявляя, что ожидает их «общего одобрения» решения о церковно-календарной реформе, для того, чтобы оповестить «решение Конгресса как решение Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви» (sic!). Эта амбиция масона Мелетия Метаксакиса встречает, однако, серьезный отпор. Александрийский патриарх Фотий (1900–1925 гг.) в своем послании от 25 июня 1923 г. к Антиохийскому патриарху Григорию IV (1906–1928 гг.) определяет календарную реформу как «бесцельную, неканоническую и вредную»[12].
По словам патриарха Фотия, постановления Константинопольского конгресса «пахнут ересью и схизмой». Со своей стороны, патриарх Григорий IV в послании Вселенскому патриарху от 7 октября 1923 г. указывает, что решение об изменении календаря принято поспешно и что его применение преждевременно и сомнительно. Иерусалимский патриарх Дамиан (1897–1931 гг.) в телеграмме Константинопольскому патриарху от 6.9.1923 года также подчеркивает: «Для нашего Патриархата невозможно принять изменение церковного календаря, так как оно ставит нас в слишком невыгодное положение во Всесвятых паломнических местах по отношению к латинянам и из-за опасности прозелитизма».
Патриарх Мелетий IV не стесняется прибегнуть и к обману, чтобы достичь свои антиправославные реформаторские цели. Письмом от 10.7.1923 г. он пытается обмануть Финляндского архиепископа Серафима, что новое времяисчисление принято для церковного употребления согласно якобы общему мнению и решению Православных Церквей.
Таким же способом был введен в заблуждение и русский патриарх Тихон. Считая, что календарная реформа воспринята всей Православной Церковью, он издает распоряжение ввести новый календарь в Русской Православной Церкви. Народ, однако, решительно воспротивился этому нововведению. Когда же впоследствии выяснилась истина, патриаршее распоряжение было отменено.
От имени русских иерархов Заграницей Киевский митрополит Антоний объявил, что решения Константинопольского конгресса «о реформе церковного календаря не могут быть приняты Русской Православной Церковью Заграницей, поскольку они противоречат свв. канонам и древней церковной практике, освященной Вселенскими соборами».
В письме от 8/21.06.1923 г. Сербский патриарх Димитрий уведомляет Мелетия Метаксакиса, что он может согласиться с решением Конгресса о календарной реформе только «при условии, что оно будет применено одновременно во всех Православных Церквах».
Кипрский архиепископ Кирилл в телеграмме и письме от 23.08/5.09.1923 г. предлагает «отложить выполнение принятых решений до тех пор, пока будет достигнуто согласие всех Церквей, дабы избегнуть печального разъединения и схизмы в Православной Церкви».
Единственно Бухарестский митрополит Мирон (Кристя) в письме от 17.12.1923 г. сообщает, что Румынская Церковь приняла решение Конгресса и что оно будет применено в 1924 г.
Факт, что поместные Церкви были подвергаемы внешнему давлению с целью заставить их принять решение о календарной реформе, выявляется в следующем откровенном признании Афинского архиепископа Хризостома Пападопулоса: «Послы Румынии и Сербии в Афинах постоянно спрашивали Афинского архиепископа, чем объяснить такую задержку в осуществлении решения Конгресса». А в одном докладе Элладской Церкви после введения нового календаря в её пределах (1924 г.) читаем: «К сожалению... это изменение (календаря — авт.) осуществилось не путем исследования и предварительной подготовки, а, главным образом, под воздействием внешних факторов». Впрочем, грубое вмешательство светских властей при принудительном введении нового календаря для церковного употребления в Греции, Румынии и Финляндии было связано, как известно, с волною насилия против православных, дерзнувших отстаивать свою отеческую веру.
Сам Афинский архиепископ Хризостом Пападопулос, один из активнейших сторонников календарной реформы, находит целесообразным обсудить ещё раз церковно-календарный вопрос на Архиерейском соборе Элладской Церкви в связи с настойчивым требованием Александрийского патриарха Фотия о созыве Вселенского собора. Впрочем, сама Константинопольская патриархия в соответствии с пунктом 2 шестого решения «Всеправославного» конгресса, хотела созвать Вселенский собор ещё в 1925 г. Основываясь на горьком опыте конгресса 1923 г., Сербская Церковь выражает пожелание, чтобы на этом соборе участвовали все автокефальные Православные Церкви и чтобы он был созван только после серьезной подготовки в комиссиях автокефальных Церквей и после общей подготовительной конференции.
И действительно, в связи с подготовкой Всеправославного собора в 1930 г. созывается межправославная комиссия в монастыре Ватопеде на Св. Горе Афон. Представитель Сербской патриархии Охридский митрополит Николай (Велимирович; †1956), иерарх праведной жизни и высокой образованности, согласился, чтобы Сербская Церковь приняла участие в работе комиссии только после того, как его убедили, что эта межправославная комиссия не имеет ничего общего с «Всеправославным» конгрессом в Константинополе, принявшим решение об изменении календаря.
Однако, вопреки реакции против решений Конгресса 1923 г. о календарной реформе и вопреки категорическому отказу принять другие его противоканонические решения, т.н. «новоюлианский» календарь постепенно воспринимался правящими органами многих поместных Церквей[13]. Преемник Мелетия Метаксакиса Григорий VII, окруженный последователями и учениками своего предшественника, ввел в марте 1924 г. новый календарь в Константинопольской патриархии. 1 марта 1924 г. на новый стиль перешла и Элладская Церковь. Румынская Церковь приняла «новоюлианский» календарь 1.10.1924 г. и получила за это от Константинополя патриаршеское достоинство, которого у нее до тех пор исторически не было. Как мы уже упомянули выше, Мелетий Метаксакис в бытность свою Александрийским патриархом ввел новый календарь и в Александрийской патриархии. Согласно устному заявлению, сделанному Эмесским митрополитом Александром в июле 1948 г., Антиохийская патриархия была вынуждена принять новый календарь под давлением арабов из Америки, без материальной помощи которых она не могла бы себя содержать[14].
Сей тягостный ряд фактов может быть продолжен. Но и этого достаточно, чтобы показать трагические последствия «Всеправославного» конгресса в Константинополе. Применение его противоканонического решения о церковно-календарной реформе, хотя и частичное, разрывает вековое литургическое единство Православной Церкви, нарушает вселенское единство поместных Православных Церквей, вызывает разделение в самих поместных Церквах между приверженцами отеческого церковного календаря и принявшими «исправленный юлианский» календарь.
«Всеправославный», или, если его назвать по существу, антиправославный конгресс в Константинополе — это первое разъединение в единстве Православия в нашем столетии. Именно через него в Православной Церкви появился троянский конь экуменизма, из утробы которого продолжают выползать все новые и лжепророки Ваала, которые стараются разрушить священные алтари Православия, чтобы соорудить на их обломках капища ереси и заблуждений.
ПРИЛОЖЕНИЕ
1 июня 1924 г. в «Известиях» было напечатано следующее сообщение:
«Вселенский патриарх отстранил бывшего патриарха Тихона от управления Российской Церковью. Московский представитель вселенского патриарха архим. Василий Димопуло сообщил представителю РОСТа следующее: «Мною только что получено из Константинополя сообщение о том, что Константинопольский патриарший синод под председательством Вселенского патриарха Григория VII вынес постановление об отстранении от управления Российской Православной Церковью Патриарха Тихона, как виновного во всей церковной смуте. Постановление это вынесено на заседании синода при Вселенском патриархе 6 мая и принято единогласно. Одновременно Вселенский патриарх признал Российский синод (обновленческий. – ред.) официальным главою Российской Православной Церкви».
От редакции. У нас же сегодня возникает резонный вопрос: что это за «пять братьев из РПЦ», которые тайно готовили «Гаванскую Унию»?..
——————————————————
[1] Събев Т. Църковно-календарният въпрос. София. 1968. С. 33–34, 54, 58, 62, 64.
[2] Троицкий С. Будем вместе бороться с опасностью, ЖМП. 1950. № 2. С. 46.
[3] Цит по: А.Буевский. Патриарх константинопольский Мелетий IV и Русская Православная Церковь. ЖМП. 1953. № 3. С. 36.
[4] Так называется собор всех «епископов» Англиканской церкви, который созывается в резиденции Кентерберийского архиепископа и примаса всей Англии раз в десять лет.
[5] Εισαγωγη: Пρακτικα και Αποφασεις του εν Κωνσταντινουπολει Πανορθοσοξου Συνεδριου 10.5.–8.6.1923, ΑΘηναι, 1982, σελ.δ.
[6] Цит. по: Троицкий С. Указ. раб. С. 37.
[7] Ο οικουμενικος πατριαρχης Μελετιος Μεταξακης (1871–1935), α) ο Μασωνος, β) ο Νεωτεριστης, γ) ο Οικουμενιστης – ОЕМ, τ. β. 1990, I–XII, τευχη 18-21, σελ. 149–152.
[8] Пρακτικα και Αποφασεις του εν Κωνσταντινουπολει Πανορθοσοξου Συνεδριου 10.5.–8.6.1923, ΑΘηναι, 1982, σελ. 5–20.
[9] Троицкий С. По въпроса за втория брак на священиците. — «Църковен вестник». София. 1949. б. 39-40. С. 1–2.
[10] Цит. по: Архим. Серафим. Православният възглед върху стария и новия стил на календара. София. 1972. С. 32–33.
[11] Пρακτικα και Αποφασεις του εν Κωνσταντινουπολει Πανορθοσοξου Συνεδριου 10.5.–8.6.1923, ΑΘηναι, 1982, σελ.36.
[12] «Църковен вестник». 1923. № 41. С. 5.
[13] Новый календарь был принят только для минейного круга неподвижных праздников, вопреки решению Конгресса, где предусматривалось изменение и Пасхалии. Дата Христовой Пасхи продолжает определяться в соответствии с древнецерковной александрийской пасхалией.
[14] Архим. Серафим. Указ. соч. С. 37–38.
Об авторе: епископ Фотий Триадицкий (Болгарская Православная Старостильная Церковь), в миру Росен Димитров Сиромахов, родился 17/30 июня 1956 г. в Софии, где в 1981 году он окончил Духовную академию. Затем продолжал обучение в столичном университете, окончив его со специальностью по классической филологии. Духовное развитие епископа Фотия протекало под руководством ученика архиепископа Серафима (Соболева) архимандрита Серафима (Алексиева; † 13/26 января 1993 г.), известного русскому читателю своей написанной вместе с архимандритом Сергием (Язаджиевым)книгой «Почему православному христианину нельзя быть экуменистом». В 1988 г. о. Фотий был рукоположен в священный сан, а 17 января 1993 г. в находящемся неподалеку от Афин монастыре свв. мучч. Киприана и Иустины состоялась его хиротония во епископа для старостильных христиан Болгарии. Епископ Фотий носит титул Триадицкого – по древнему наименованию софийской кафедры. (Ныне Митрополит Фотий Триадицкий - ред.).
За Божественной Литургией на Рождество Христово в Вознесенском приходе в Фаирфакс (близ Вашингтона, США) Епископ Иосиф, по согласованию с Митрополитом Нью-Йоркским и Восточно-Американским Агафангелом, наградил настоятеля прихода иерея Андрея Фрик камилавкой.
25.12.16-07.01.17 на Рождество Христово, за праздничной Божественной Литургией в Св. Воскресенском муж. монастыре Кишинёвской епархии, по благословению Правящего архиерея, архиепископа Кишиневского и Молдавского Георгия, настоятель монастыря викарный епископ Анфим совершил хиротонию во священника брата монастыря иеродьякона Паисия. Иеромонах Паисий (Лысов) своё служение будет проходить в обители.
Это было несколько лет тому назад. Все собирались праздновать Рождество Христово, готовили елку и подарки. А я был одинок в чужой стране, ни семьи, ни друга; и мне казалось, что я покинут и забыт всеми людьми. Вокруг была пустота и не было любви: дальний город, чужие люди, черствые сердца. И вот в тоске и унынии я вспомнил о пачке старых писем, которую мне удалось сберечь через все испытания наших черных дней. Я достал ее из чемодана и нашел это письмо.
Это было письмо моей покойной матери, написанное двадцать семь лет тому назад. Какое счастье, что я вспомнил о нем! Пересказать его невозможно, его надо привести целиком.
«Дорогое дитя мое, Николенька. Ты жалуешься мне на свое одиночество, и если бы ты только знал, как грустно и больно мне от твоих слов. С какой радостью я бы приехала к тебе и убедила бы тебя, что ты не одинок и не можешь быть одиноким. Но ты знаешь, я не могу покинуть папу, он очень страдает, и мой уход может понадобиться ему каждую минуту. А тебе надо готовиться к экзаменам и кончать университет. Ну, дай я хоть расскажу тебе, почему я никогда не чувствую одиночество.
Видишь ли ты, человек одинок тогда, когда он никого не любит. Потому что любовь вроде нити, привязывающей нас к любимому человеку. Так ведь мы и букет делаем. Люди это цветы, а цветы в букете не могут быть одинокими. И если только цветок распустится как следует и начнет благоухать, садовник и возьмет его в букет.
Так и с нами, людьми. Кто любит, у того сердце цветет и благоухает; и он дарит свою любовь совсем так, как цветок свой запах. Но тогда он и не одинок, потому что сердце его у того, кого он любит: он думает о нем, заботится о нем, радуется его радостью и страдает его страданиями. У него и времени нет, чтобы почувствовать себя одиноким или размышлять о том, одинок он или нет. В любви человек забывает себя; он живет с другими, он живет в других. А это и есть счастье.
Я уж вижу твои спрашивающие голубые глаза и слышу твое тихое возражение, что ведь это только пол-счастья, что целое счастье не в том только, чтобы любить, но и в том, чтобы тебя любили. Но тут есть маленькая тайна, которую я тебе на ушко скажу: кто действительно любит, тот не запрашивает и не скупится. Нельзя постоянно рассчитывать и выспрашивать: а что мне принесет моя любовь? а ждет ли меня взаимность? а может быть, я люблю больше, а меня любят меньше? да и стоит ли мне отдаваться этой любви?.. Все это неверно и ненужно; все это означает, что любви еще нету (не родилась) или уже нету (умерла). Это осторожное примеривание и взвешивание прерывает живую струю любви, текущую из сердца, и задерживает ее. Человек, который меряет и вешает, не любит. Тогда вокруг него образуется пустота, не проникнутая и не согретая лучами его сердца, и другие люди тотчас же это чувствуют. Они чувствуют, что вокруг него пусто, холодно и жестко, отвертываются от него и не ждут от него тепла. Это его еще более расхолаживает, и вот он сидит в полном одиночестве, обойденный и несчастный...
Нет, мой милый, надо, чтобы любовь свободно струилась из сердца, и не надо тревожиться о взаимности. Надо будить людей своей любовью, надо любить их и этим звать их к любви. Любить — это не пол-счастья, а целое счастье. Только признай это, и начнутся вокруг тебя чудеса. Отдайся потоку своего сердца, отпусти свою любовь на свободу, пусть лучи ее светят и греют во все стороны. Тогда ты скоро почувствуешь, что к тебе отовсюду текут струи ответной любви. Почему? Потому что твоя непосредственная, непреднамеренная доброта, твоя непрерывная и бескорыстная любовь будет незаметно вызывать в людях доброту и любовь. И тогда ты испытаешь этот ответный, обратный поток не как «полное счастье», которого ты требовал и добивался, а как незаслуженное земное блаженство, в котором твое сердце будет цвести и радоваться. Николенька, дитя мое. Подумай об этом и вспомни мои слова, как только ты почувствуешь себя опять одиноким. Особенно тогда, когда меня не будет на земле. И будь спокоен и благонадежен: потому что Господь — наш садовник, а наши сердца — цветы в Его саду.
Мы оба нежно обнимаем тебя, папа и я. Твоя мама».
Спасибо тебе, мама! Спасибо тебе за любовь и за утешение. Знаешь, я всегда дочитываю твое письмо со слезами на глазах. И тогда, только я дочитал его, как ударили к рождественской всенощной. О, незаслуженное земное блаженство!
Его Высокопреосвященству Высокопреосвященнейшему митрополиту Филарету
П Р О Ш Е Н И Е В свзи с тем , что Русская Православная Церковь Заграницей полностью выполнила свою историческую миссию , прошу освободить меня от должности первого заместителя Первоиерарха РПЦЗ и почислить за штат.
+ Мартин , архиепископ Севастопольский и Южно - Российский.
Большевики открыто говорят о преследованиях контрреволюционеров, а преследования за веру чаще стараются скрыть и показать народу, что не за веру наказывают, а за преступления против власти. Много было совершено казней людей только за то, что они были верующими и никакой политикой не занимались. Для чего они так делают? А для того, чтобы скрыть от народа свои гнусные дела, потому что за преследование верующих их никто не оправдает. Казнь за "политику" все-таки как будто борьба с врагами, а убийство верующих — борьба с Самим Богом. Вот они и стараются подвести всех неугодных им под разряд врагов народа и власти, а мучеников за веру скрыть. Но Бог правду видит и поможет сберечь ее, чтобы все ее узнали.
В станице Троицкой на Кубани жили почетные старики-казаки: Ефим Литвин и Терентий Линник. Были они верующие люди, крепко стояли за веру Христову, за Церковь Божию.
В 1921 году начались аресты противников советской власти. Один раз было арестовано 38 человек. Литвина и Линника тоже давно хотели убрать как церковников, да тогда не могли еще это сделать. Тогда их и причислили к старорежимникам, арестовали, судили своим неправедным судом и приговорили к расстрелу.
Во время расстрела при первом залпе упали 36 человек, а эти казаки остались стоять.
Ефим и Терентий стояли бесстрашно и молились. Комиссар приказал дать второй залп. Но они опять остались живы и еще громче продолжали молиться. После третьего залпа мученики были живы и не падали.
Они молились и предсказывали большевикам гнев Божий, который неминуемо их настигнет за все их злые дела.
Комиссар растерялся, нервничали и расстреливающие казаков. Не знали, что делать. Тогда явился новый палач. Он отменил расстрел, а приказал столкнуть Ефима и Терентия в яму и закопать их живыми.
Так пострадали за веру Христову одни из первых мучеников на Кубани, славные казаки.
Старец Федор Ефремович
Старец Федор Ефремович из местечка Александровка, верстах в 60 от Русской Борковки, очень начитанный в Священном Писании, знаток церковного богослужения, каждую зиму ходил по селам, проводил беседы с народом и диспуты с сектантами-баптистами. Беседы затягивались до двух-трех часов ночи. Убеждал не входить в колхоз, указывая на него как на дело антихриста, потому что будут заставлять работать и по воскресным и праздничным дням. Он просил, умолял и плакал на каждой беседе. "И как плакал, — рассказывает свидетель, — как мать плачет, склонившись над колыбелью больного ребенка; я был молод, многого тогда не понимал, но чувствовал его как истинного слугу Божия; вот что меня сохранило от советского водоворота". Его арестовали, посадили. Его сын-коммунист хлопотал за него. Освободили. Но вскоре дали ему пакет, чтобы он доставил его в Сызрань. И когда он передал его по назначению, его арестовали (в пакете был приказ о его аресте) и отправили на 10 лет в какой-то лагерь. Вот все, что о нем известно после 1933 года.
БЕСЕДА в день Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа, каковой день тогда еще не был общеизвестным, но за немного перед тем стал известным от некоторых, пришедших с запада и возвестивших о нем[1]
О ЧЕМ некогда скорбели праотцы и предсказывали пророки и что желали видеть праведники, то сбылось и сегодня получило исполнение. Бог на земли явися во плоти, и с человеки поживе (Варух. III, 38). Посему возрадуемся и возвеселимся, возлюбленные, так как если Иоанн, будучи во чреве матери, взыграл при входе Марии к Елизавете, то гораздо более нам, взирающим не на Марию, но на Самого Спасителя нашего, родившегося сегодня, надлежит взыграть и веселиться, поражаться и дивиться величию домостроительства (Божия), превосходящего всякий ум. Представь, как было бы величественно, если бы мы увидели солнце сшедшим с небес, идущим по земле и отсюда изливающим на всех лучи свои. Если же видеть такое событие с чувственным светилом для всех было бы изумительно, то подумай и рассуди теперь, как величественно видеть Солнце правды, изливающим лучи свои из нашей плоти и просвещающим наши души. Давно я жаждал видеть этот день, и не просто видеть, но вместе с таким множеством народа, и непрестанно молился, чтобы наше собрание было полно так, как полным видим его теперь. Итак, это сбылось и получило исполнение. Хотя нет еще десяти лет, как этот день стал известен и знаком нам, но, как будто издавна и за много лет преданный нам, так он прославился от вашего усердия. Посему не погрешил бы тот, кто назвал бы его и новым и вместе древним, — новым потому, что он недавно стал известен нам, а древним и давним потому, что он скоро сравнялся с древнейшими и возрос до одинаковой с ними степени. Прекрасные и благородные растения, быв посажены в землю, скоро достигают великой высоты и отягчены бывают плодами: так и этот день, живущим на западе издавна известный, а к нам принесенный теперь и не за много лет, вдруг так возрос и принес столь великий плод, что, как можно теперь видеть, ограды наши наполнены и вся церковь стеснена от многолюдного стечения. Ожидайте же себе достойного воздаяния за такое усердие от родившегося сегодня по плоти Христа; Он, конечно, вознаградит за такую ревность, потому что любовь и усердие к этому дню служит величайшим доказательством любви к Родившемуся. Если же нужно принести что-нибудь и от нас, сослужителей ваших, то и мы принесем то, что по силам нашим, или лучше, что благодать Божия даст нам сказать для вашей пользы. О чем же вы желаете слышать сегодня? О чем другом, как не об этом же дне? Я хорошо знаю, что многие и теперь еще спорят между собою, одни — осуждая, другие — оправдывая, и много везде говорят об этом дне, одни — против него, доказывая, что он новый и недавний и теперь только введенный, и другие — за него, утверждая, что он древний и давний, так как еще пророки предсказывали о Рождестве Его и издавна этот день известен и славен у живущих от Фракии до Кадикса. Итак, об этом и начнем речь. Если он, оставаясь спорным, пользуется такою любовью от вас, то очевидно, что сделавшись более известным, он будет пользоваться гораздо большим уважением, когда ясное наставление произведет в вас большее к нему расположение.
Я могу привести три доказательства, из которых мы вполне узнаем, что в это именно время родился Господь наш Иисус Христос, Бог-Слово. Из этих трех доказательств одно состоит в том, что этот праздник везде так скоро сделался известным, достиг такой высоты и прославился. И как Гамалиил говорил о (Христианской) проповеди, что аще будет от человек, разорится, аще ли же от Бога есть, не можете разорити то, да не како и богоборцы обрящетеся (Деян. V, 38, 39), так и я об этом дне сказал бы с дерзновением, что, так как Бог Слово — от Бога, то чрез это он (т. е. день сей) не только не разорился, но и возрастает с каждым годом и становится более знаменитым. Проповедь в немного лет объяла всю вселенную, и хотя распространявшие ее везде были скинотворцы, рыбари, неученые, простецы, но уничиженность служителей нисколько не повредила ей, потому что сила Проповедуемого предварительно устрояла все, уничтожала препятствия и являла собственное могущество.
2. Если кто из любящих споры не удовольствуется сказанным, то можно привести и другое доказательство. Какое же это? — Из переписи, о которой упоминается в Евангелиях. Бысть же, говорит Евангелист, во дни тыя, изыде повеление от Кесаря Августа, написати всю вселенную. Сие написание первое бысть владящу Сириею Киринию. И идяху вси написатися, кийждо во свой град. Взыде же и Иосиф от Галилеи, из града Назарета, во Иудею, во град Давидов, иже нарицается Вифлеем, зане быти ему от дому и отечества Давидова, написатися с Мариею обрученою ему женою, сущею непраздною. Бысть же, егда быша тамо, исполнишася дние родити ей: и роди сына своего первенца, и повит его, и положи его в яслех, зане не бе им места во обители (Лук. II, 1—7). Отсюда видно, что Христос родился при первой переписи. А из древних кодексов, публично хранящихся в Риме, всякий желающий может с точностью узнать и время этой переписи. Что же, скажут, до этого нам, которые и теперь не находимся там и ранее не были? Выслушай и не сомневайся, потому что мы приняли этот день от тех, которые в точности знают это и живут в том городе, обитающие там, празднуя его издавна и по древнему преданию, теперь переслали сведение о нем и нам. И Евангелист не без цели означил время (Рождества Христова), но дабы сделать явным и известным для нас и самый день и показать домостроительство Божие. И Август не произвольно и не сам от себя издал тогда такое повеление, но потому, что Бог подвигнул его душу, дабы он, хотя невольно, послужил явлению Единородного. Как же это, скажут, содействует тому домостроительству? Не мало и не случайно, возлюбленный, но весьма много, и есть одно из необходимых и нарочито устрояемых дел. Как же это? Галилея есть область в Палестине, а Назарет — город галилейский. Так и Иудея есть область, называемая так по имени своих обитателей, а Вифлеем — город иудейский. О Христе все пророки предсказывали, что Он не из Назарета, но из Вифлеема придет и там родится. Именно так написано: и ты, Вифлееме, земле Иудова, ничимже менши еси во владыках Иудовых: из тебе бо изыдет вождь, иже упасет люди моя Израиля (Матф. II, 6, Мих. V, 2). И иудеи на вопрос Ирода: где Христос рождается, привели ему тогда это свидетельство (Матф. II, 5). Посему, когда и Нафанаил Филиппу, сказавшему: Иисуса, иже от Назарета, обретохом, отвечал: от Назарета может ли что добро быти, то Христос изрек о нем: се воистину Израилтянин, в немже льсти несть (Иоан. I, 45—47). За что же, скажут, Христос похвалил его? За то, что он не увлекся сообщением Филиппа, но знал ясно и точно, что не в Назарете и не в Галилеи надлежит родиться Христу, но в Иудеи и в Вифлееме, как это действительно было. Так как Филипп не знал этого, а Нафанаил, изучавший закон, отвечал согласно с сказанным в древнем пророчестве, зная, что Христос придет не из Назарета, то Христос и сказал: се воистину Израилтянин, в немже льсти несть. Поэтому и некоторые из иудеев говорили Никодиму: испытай и виждь, яко пророк от Галилеи не приходит (Иоан. VII, 52); и еще в другом месте: не от Вифлеемския ли веси, идеже бе Давид, Христос приидет (ст. 42)? И общее у всех было убеждение, что непременно оттуда надлежало придти Ему , а не из Галилеи.
Посему, так как Иосиф и Мария, бывшие гражданами Вифлеема, но оставившие его, расположились на жительство в Назарете и там пребывали, как это случается часто со многими людьми, оставляющими те города, в которых они родились, и живущими в других, к которым они не принадлежат по своему рождению, а между тем Христу надлежало родиться в Вифлееме, то и вышло повеление, которое, по устроению Божию, заставляло их невольно идти в тот город. Закон, повелевавший каждому вписаться в своем отечестве, заставлял их двинуться оттуда, т. е. из Назарета, и придти в Вифлеем, чтобы вписаться. На это самое теперь указывая, и Евангелист говорит: взыде же и Иосиф от Галилеи, из града Назарета, во Иудею, во град Давидов, иже нарицается Вифлеем, зане быти ему от дому и отечества Давидова, написатися с Мариею обрученою ему женою, сущею непраздною. Бысть же, егда быша тамо, исполнишася дние родити ей: и роди сына своего первенца (Лук. II, 4-7).
3. Видишь ли, возлюбленный, домостроительство Бога, и чрез неверных и чрез верных устрояющего дела свои, дабы чуждые благочестия узнали силу и могущество Его? Звезда вела волхвов с востока, а закон влек Марию в отечество, предсказанное пророками. Отсюда для нас очевидно, что и Дева была из рода Давидова; так как она происходила из Вифлеема, то очевидно, что она была из рода Давидова. Это и выше объяснил Евангелист в словах: взыде же и Иосиф от Галилеи с Мариею, зане быти ему от дому и отечества Давидова. Поелику родословие Иосифа изложено, а предков Марии никто не исчислил нам так, как его предков, то, дабы ты не сомневался и не говорил: откуда видно, что и она происходит от Давида? — послушай (как говорит Евангелист): в месяц шестый послан был ангел Гавриил от Бога во град Галилейский, ему же имя Назарет, к деве обрученней мужеви, ему же имя Иосиф, от дому Давидова (Лук. I, 26, 27). Слова: от дому Давидова, надобно принимать сказанными о Деве. И здесь, таким образом, то же выражается. Посему и вышло повеление и закон, приведший их в Вифлеем; как только они пришли в город, вскоре и родился Иисус, а так как много народу стеклось тогда со всех сторон, места были заняты и происходило великое стеснение, то Он и был положен в яслях. Вот почему и волхвы там поклонились Ему. Но чтобы представить вам доказательство яснее и очевиднее, прошу вас, будьте теперь особенно внимательны: я хочу предложить пространное повествование и изложить древние законы, дабы речь моя была яснее для вас во всех отношениях.
У иудеев был древний закон, или лучше, начнем речь с более раннего. Когда Бог избавил еврейский народ от египетских мук и рабства чужеземному царю, то видя, что они имеют остатки нечестия, увлекаются чувственными предметами и удивляются величию и красоте храмов, повелел им построить храм, который не только ценностью материала и разнообразием искусства, но и видом постройки превосходил все храмы на земле. Как чадолюбивый отец, к которому возвратился его сын, долгое время обращавшийся с людьми порочными, развратными и потерянными и отведавший большой роскоши, — окружает его вместе с безопасностью и почетом еще изобилием, дабы он, ни в чем не нуждаясь, не вспомнил о прежних удовольствиях и не пожелал обратиться к ним; так и Бог, видя, что иудеи увлекаются чувственными предметами, доставляет им и это в превосходном виде, дабы они никогда не пришли к пожеланию египетского или того, что они испытали у египтян. Он созидает храм по образу всего мира, чувственного и умственного. Как в мире есть земля и небо и средостение между ними — твердь, так Он повелел построить и храм. Разделив этот храм на две части и в средине их распростерши завесу, внешнюю часть от завесы Он сделал доступною для всех, а внутреннюю — недоступною и незримою для всех, кроме одного только первосвященника. Что это — не наша догадка, но действительно храм устроен был по образу всего мира, послушай, что говорит Павел о Христе, возшедшем на небо: не в рукотворенная бо святая вниде Христос, противообразная истинных (Евр. IX, 24), показывая, что устроенное здесь было образом истинного. А что и завеса отделяла святое святых от внешнего святилища, как это небо отделяет находящееся над ним от всего, находящегося у нас, послушай, как и на это указал он, назвав небо завесою. Говоря о надежде, что ее аки котву имамы души, тверду же и известну, он прибавил: и входящую во внутреннейшее завесы, идеже предтеча о нас вниде Иисус, выше неба (Евр. VI, 19, 20). Видишь ли, как он назвал небо завесою? Вне завесы находились светильник, и трапеза, и медный жертвенник, принимавший жертвы и всесожжения; а внутри за завесою — ковчег, обложенный со всех сторон золотом, вмещавший в себе скрижали завета, золотой сосуд с манною, и жезл Ааронов процветший, и золотой жертвенник не для жертв и всесожжений, но для одного только фимиама. Во внешнюю часть позволялось входить всем, а во внутреннюю — одному первосвященнику. Об этом самом я опять представляю свидетельство Павла, который говорит: имяше убо первая скиния оправдания службы, святое же людское, — святилищем мирским он называет внешнюю скинию, потому что туда позволялось входить всему миру, — в ней же светильник и трапеза и предложение хлебов. По второй же завесе скиния, глаголемая святая святых, злату имущи кадильницу, и ковчег завета, окован всюду златом, в немже стамна злата, имущая манну, и жезл Ааронов прозябший, и скрижали завета: превышше же его Херувимы славы, осеняющии олтарь. Сим же тако устроенным, в первую убо скинию выну вхождаху священницы, службы совершающе: во вторую же единою в лето един архиерей, не без крове, юже приносит за себе и о людских невежествиих (Евр. IX, 1—7). Видишь ли, что сюда входил один только первосвященник, и притом однажды в целый год?
4. Как же, скажут, это относится к настоящему дню? Подождите немного и не выражайте нетерпения. Мы раскрываем источник с самого начала и стараемся дойти до самой вершины, чтобы удобнее сделалось все для нас ясным; впрочем, дабы не слишком долго речь моя была прикровенною и, оставаясь неясною, не утомила вас своею продолжительностью, теперь скажу вам причину, почему я излагал все это. Какая же причина? В то время, как Елисавета уже шестой месяц носила во чреве Иоанна, зачала Мария. Итак, если мы узнаем, какой был этот шестой месяц, то узнаем, когда зачала Мария; узнав затем, когда она зачала, узнаем, когда и родила, исчислив девять месяцев от зачатия.
Откуда же мы узнаем, какой был шестой месяц беременности Елисаветы? Если узнаем, какой был месяц, в который она зачала. Откуда же мы узнаем, какой был месяц, в который она зачала? Если узнаем, в какое время получил благую весть Захария, муж ее. А это самое откуда может быть нам известно? Из божественных Писаний, — святое Евангелие говорит, что Захарии, находившемуся внутри святого святых, ангел принес благую весть и предсказал ему о рождении Иоанна. Итак, если будет ясно показано из Писаний, что первосвященник входил во святое святых однажды и один, и в какое время и в какой месяц года совершалось это вхождение однажды, то известно будет время, в которое принесена была благая весть; а когда это будет ясно, то и начало зачатия будет всем известно. А что первосвященник входил однажды в год, это и Павел показал, и Моисей это же самое делает ясным, говоря так: и рече Господь к Моисею: глаголи Аарону, брату твоему, да не входит по вся часы в святое внутрь завесы, пред лице очистилища, еже есть над кивотом свидения, и да не умрет (Левит. XVI, 2), и еще: и всяк человек да не будет в скинии свидения, егда входит молитися во святое, дондеже изыдет: и да помолится о себе, и о доме своем, и о своем сонме сынов Израилевых, и изыдет ко олтарю, иже есть пред Господем (ст. 17, 18). Отсюда видно, что не во всякое время входил он во святое святых и, когда он находился внутри, никому не позволялось подходить, и надлежало стоять вне завесы. Но заметьте это тщательно, потому что остается показать, какое было время, в которое входил он во святое святых, делая это только однажды в год. Откуда это известно? Из той же самой книги. В ней так говорится: в месяц седмый, в десятый день месяца, покорите души вашя, и всякаго дела да не сотворите ни туземец, ни пришлец прилежай в вас: в той бо день помолится о вас, еже очистити вас от всех грехов ваших пред Господем, и чисти будете: суббота суббот покой да будет сия вам, и покорите душы вашя, законно вечно. Помолится жрец, его же аще помажут, и его же аще совершат руце его, еже жрети ему по отце своем, и да облечется в ризу льняну свою, ризу святу, и да очистит святое святаго, и скинию свидения, и олтарь да очистит, и о жерцех и о всем сонме да помолится. И будет сие вам законное вечное, еже молитися о сынех Израилевых о всех гресех их. Единою в лето да сотворится, якоже заповеда Господь Моисею (Лев. XVI, 29—34). Здесь говорится о празднике кущей; тогда именно первосвященник входил однажды в год: это показал и сам Моисей, сказав: единою в лето да сотворится.
5. Итак, если во время праздника кущей входил во святое святых один только первосвященник, то теперь мы докажем, что именно тогда явился ангел Захарии, когда он находился во святом святых, — потому что явился ему одному, когда он воскурял фимиам, а один первосвященник никогда не входил, как только в это время. Впрочем, ничто не препятствует выслушать самые слова (Писания). Бысть во дни Ирода, царя Иудейска, иерей некий именем Захария, и жена его от дщерей Аароновых, и имя ей Елисаветь. Бысть же служащу ему в чину чреды своея пред Богом, по обычаю священничества ключися ему покадити, вшедшу в церковь Господню, и все множество людей бе молитву дея вне, во время фимиама (Лук. I, 5, 10). Припомни здесь, возлюбленный, то свидетельство, которое говорит: и всяк человек да не будет в скинии свидения, егда входит молитися во святое, дондеже изыдет (Лев. XVI, 17). Явися же ему ангел Господень, стоя одесную олтаря кадильнаго (Лук. I, 11). Не сказал: алтаря жертвенного, но: олтаря кадильнаго, — потому что алтарь внешний был алтарем для жертв и всесожжений, а алтарь внутренний был алтарем кадильным. Так, и из этого, и из явления ему одному только, и из слов, что вне был народ, ожидавший его, очевидно, что он вошел во святое святых. И смутися Захариа видев, и страх нападе нань. Рече же к нему ангел: не бойся, Захарие, зане услышана бысть молитва твоя, и жена твоя Елисаветь родит сына тебе, и наречеши имя ему Иоанн. И беша людие ждуще Захарию, и чудяхуся коснящу ему в церкви. Изшед же, объяснялся с ними знаками и не можаше глаголати к ним (Лук. I, 12, 13, 21, 22). Видишь ли, что он был внутри за завесою? Тогда и сообщена ему благая весть. А временем этого благовествования был праздник кущей и пост; таков именно смысл слов: покорите душы вашя (Левит. XVI, 29). Этот праздник совершается у иудеев в последние дни месяца сентября, как и вы тому свидетели, потому что тогда мы много и долго говорили против иудеев, осуждая неуместный пост их. Тогда же и зачала Елисавета, жена Захарии, и таяшеся месяц пять, глаголюще, яко тако мне сотвори Господь во дни, в няже призри отъяти поношение мое в человецех (Лук. I, 24—25). Теперь благовременно показать, что на шестом месяце беременности ее Иоанном, Мария получает благую весть о зачатии. Гавриил пришел к ней и сказал: не бойся, Мариам, обрела бо еси благодать у Бога, и се зачнеши во чреве, и родиши сына, и наречеши имя ему Иисус (Лук. I, 30—31). Когда же она смутилась и пожелала узнать о способе (исполнения), то, отвещав, ангел рече ей: Дух святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя: темже и раждаемое свято, наречется сын Божий: и се Елисаветь южика твоя, и та зачат сына в старости своей, и сей месяц шестый есть ей нарицаемый неплоды: яко не изнеможет у Бога всяк глагол (Лук. I, 35—37). Итак, если Елисавета зачала в месяце сентябре, как показано, то надобно сосчитать следующие шесть месяцев; они суть: октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март.
Значит, после этого шестого месяца зачала Мария; сосчитав отсюда еще девять месяцев, мы и дойдем до настоящего месяца. Таким образом первый месяц зачатия Господа есть апрель, затем май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь — настоящий месяц, в который мы празднуем этот день. Впрочем, чтобы сказанное было для вас еще более ясным, я опять кратко повторю то же самое вашей любви. Однажды в год входил один только первосвященник во святое святых. Когда это происходило? В месяце сентябре. Итак, тогда входил Захария во святое святых, тогда и сообщена ему благая весть об Иоанне. Посему, когда он удалился оттуда, то и зачала жена его. После же сентября, когда Елисавета была беременна шестой месяц, которым был март, зачала и Мария. Сосчитав с апреля девять месяцев, мы и дойдем до настоящего месяца, в который родился Господь наш Иисус Христос.
6. Вот касательно этого дня мы объяснили вам все; скажу еще об одном, и прекращу речь, предоставив сказать большее общему нашему учителю.
Так как многие из еллинов (т. е. язычников), слыша, что Бог родился во плоти, смеются с глумлением и многих из простецов беспокоят и смущают, то необходимо и к ним сказать нечто, а также и к смущающимся, чтобы никогда не приходили в беспокойство, убеждаемые безумными людьми, и не смущались от смеха неверных. И малые дети часто смеются, когда мы говорим о предметах серьезных и занимаемся вещами необходимыми, но смех (их) служит доказательством не ничтожности осмеиваемых предметов, а неразумия смеющихся. Так же можно сказать и об еллинах, что они, будучи в состоянии едва ли не большего неразумия, чем дети, глумятся над тем, что достойно трепета и может исполнить великим удивлением, а поистине смешное почитают и уважают. Впрочем, и наши предметы, осмеиваемые ими, остаются при своей почтенности, никакого не терпя ущерба для своей славы от их смеха; к их предметы, всячески украшаемые выказывают собственное безобразие. Это ли не крайнее безумие, когда они сами, люди на каждом шагу спотыкающиеся, вводя собственных богов и в камни, и в деревья, и в ничтожных истуканов, и заключая их как бы в темнице, думают, что они ни делают, ни говорят ничего постыдного, а нас осуждают, которые говорим, что Бог, устроив для себя Духом святым живый храм, чрез него оказал благодеяние вселенной? Что же в этом предосудительного? Если постыдно Богу обитать в человеческом теле, то гораздо более — в камне и дереве, и тем более, чем камень и дерево ниже человека, — если только не кажется им род наш ничтожнее этих бесчувственных вещей. Сами они дерзают низводить существо Божие до кошек и собак, а многие из еретиков — даже до животных еще худших, чем эти. Мы же ничего такого не говорим и никогда не потерпели бы слушать, но то утверждаем, что Христос воспринял от девического чрева плоть чистую, святую, непорочную и такую, которая явилась недоступною никакому греху, и восстановил собственное создание. Они и подобно им нечестиво поступающие манихеи, низводя существо Божие до собак, обезьян и различных зверей (так как они утверждают, что душа всех этих животных происходит из Его существа), не содрогаются и не прячутся от стыда; а об нас говорят, что мы утверждаем недостойное Бога, — тогда как не можем даже допустить в уме ничего подобного, но утверждаем то, что было прилично и подобало Ему, т. е. что Он, пришедши, восстановил Свое творение таким способом рождения. Что, скажи мне, говоришь ты, человек? Утверждая, что душа человекоубийц и волшебников — из существа Божия, ты осмеливаешься осуждать нас за то, что мы не только сами не допускаем и не можем слышать ничего подобного, но и утверждающих это считаем причастными нечестию, — и говорим, что Бог, устроив Себе святый храм, чрез него ввел небесный распорядок в нашу жизнь? И не достойны ли вы бесчисленных смертей и за обвинения, которыми осуждаете нас, и за нечестивые дела, в которых не перестаете нечествовать? Если непристойно Богу обитать в чистом и непорочном теле, как говорите вы, то гораздо непристойнее быть в теле волшебника, раскапывателя могил, разбойника, обезьяны или собаки, а не в теле святом, непорочном и седящем ныне одесную Отца. Да и какой вред или какое осквернение может быть для Бога от такого домостроительства (нашего спасения)? Не видите ли вы это солнце, у которого тело чувственное и разрушимое, и скоропреходящее, хотя бы еллины и манихеи, слыша это, тысящекратно задыхались от досады? Не только оно, но и земля, и море, и все вообще видимые твари подверглись суете. Послушай, как Павел объясняет это, когда говорит: суете бо тварь повинуся не волею, но за повинувшаго ю на уповании. Потом, объясняя, что значит повиноваться суете, он продолжает, говоря: яко и сама тварь свободится от работы истления во свободу славы чад Божиих (Римл. VIII, 20, 21). Следовательно, теперь она скоро преходяща и тленна, потому что работать истлению значит не что иное, как быть тленною. Итак, если солнце, тленное тело, испускает повсюду лучи, касаясь грязи, нечистот и многих других подобных вещей, от прикосновения к этим телам нисколько не повреждается в чистоте своей, но опять собирает чистыми свои лучи, сообщая свои совершенства многим из воспринимающих его тел, само же не получая ни малейшего зловония и осквернения, — то гораздо более Солнце правды. Владыко бестелесных сил, войдя в чистую плоть, не только не осквернился, но и ее сделал еще более чистою и святою. Помышляя о всем этом и припоминая голос, говорящий: вселюся в них и похожду (Лев. XXVI, 12; 2 Кор. VI, 16), и еще: храм Божий есте и Дух Божий живет в вас (1 Кор. III, 16), будем и мы говорить против тех и заградим постыдные уста нечестивых, а нашим благам будем радоваться и прославим воплотившегося Бога за такое снисхождение и по силам нашим окажем Ему достойную честь и воздаяние; а для Бога от нас никакого иного воздаяния быть не может, как только спасение нас и душ наших и попечение о добродетели.
7. Не будем же неблагодарными к Благодетелю, но станем все по силам нашим приносить все — веру, надежду, любовь, целомудрие, милосердие, страннолюбие. И к чему я прежде убеждал вас, к тому же и теперь, и всегда не перестану убеждать. К чему же именно? Намереваясь приступить к страшной и божественной этой трапезе и священному тайнодействию, делайте это со страхом и трепетом, с чистою совестью, с постом и молитвою, без шума, не беспокоя и не толкая ближних, потому что служит знаком крайнего безумия и необыкновенного презрения и навлекает на поступающих так великое наказание и отмщение. Представь, человек, какой намереваешься ты касаться жертвы, к какой приступить трапезе; обрати внимание, что ты, земля и пепел, причащаешься крови и тела Христовых. Когда царь приглашает вас на пиршество, то вы возлежите со страхом и принимаете предлагаемые яства с почтением и спокойствием; а когда Бог приглашает к Своей трапезе и предлагает собственного Сына, когда ангельские силы предстоят со страхом и трепетом, херувимы закрывают лица свои и серафимы с трепетом взывают: свят, свят, свят Господь, — как ты, скажи мне, осмеливаешься кричать и с шумом приступать к этому духовному пиршеству? Разве ты не знаешь, что в это время душа должна быть полна глубокой тишины? Нужны великий мир и спокойствие, а не шум, гнев и смятение, так как это делает приступающую душу нечистою. Какое может быть прощение, если мы после столь многих грехов, даже и тогда, когда приступим к таинству, не очищаем себя от тех безумных страстей? Что вообще необходимее предлагаемого здесь. Или что нас так смущает, чтобы мы, оставив духовное, устремились к плотскому? Нет, прошу и умоляю, не будем навлекать на себя гнев Божий. Предлагаемое здесь есть спасительное врачевство для наших ран, богатство неоскудевающее и доставляющее нам царство небесное. Будем же приступать с трепетом, благодарить, припадать, исповедуя прегрешения свои, проливать слезы, оплакивая свои бедствия, воссылать к Богу усердные молитвы, и таким образом, очищая себя, тихо и с надлежащим благочинием будем подходить, как приближающиеся к Царю небесному; приняв же непорочную и святую жертву, будем лобызать ее, обнимать ее глазами, согревать свой дух, чтобы наше собрание не послужило к суду или к осуждению нашему, но к целомудрию души, к любви, к добродетели, к примирению с Богом, прочному миру и к залогу бесчисленных благ, дабы нам и себя освятить, и ближним доставить назидание. Об этом я часто говорю и не перестану говорить. И что пользы — стекаться сюда напрасно и тщетно, не научаясь ничему полезному? И какое приобретение — всегда говорить вам в угоду? Настоящее время кратко, возлюбленные: будем же трезвиться бодрствовать, воздерживаться, искренно оказывать всякое попечение о всех и богобоязливость во всем; нужно ли слушать божественные изречения, или молиться, или приступать (к таинству), или делать что-нибудь другое, пусть делается это со страхом и трепетом, чтобы нерадением не навлечь на себя проклятие, — ибо проклят, говорит (пророк), всяк творяй дело Господне с небрежением (Иер. XLVIII, 10). Шум и гнев служат оскорблением предложенной жертвы. Крайнее небрежение — представлять себя Богу оскверненным. Послушай, что говорит об этом апостол: аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог (1 Кор. III, 17). Итак не будем возбуждать гнева Божия вместо примирения с Ним, но, оказывая все усердие и всю красоту и безмятежность души, будем приступать с молитвою и сокрушенным сердцем, дабы и этим самим умилостивив Владыку нашего Иисуса Христа, мы могли получить обетованные нам блага, благодатию и человеколюбием Самого Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу с Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
[1]Настоящая беседа произнесена была Златоустом, как полагают, 25 декабря 386 г. Так как обычай праздновать день Рождества Христова 25 декабря был новым в Антиохийской церкви — еще десяти лет не прошло с тех пор, как он был перенесен сюда с запада (раньше же в Антиохии как и вообще на востоке, Рождество Христово праздновалось в один день с Богоявлением — 6 декабря), то среди Антиохийской паствы возникли споры по поводу нового праздника: одни признавали его, другие отвергали. Настоящею беседою св. Златоуст желает прекратить эти споры и приводит три доказательства в пользу того, что день Рождества Христова должен праздноваться 25 декабря.
Часовня в г. Дальнем появилась до 1902 на русском кладбище, которое существовало в строящемся городе как общественное. Во время Русско-японской войны, когда там стали хоронить погибших воинов, часовня приобрела статус храма-памятника.
25 декабря/ 7 января 2016-2017 г.
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССИЙСКИЕ
ПОСЛАНИЕ НА РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО 
На праздник Рождества Христова сербская приходская община Святого великомученика Георгия в Грэнвилле (Сидней, Австралия) совершила свой первый полный цикл богослужений.
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССИЙСКИЕ
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССИЙСКИЕ
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССИЙСКИЕ
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССИЙСКИЕ
Митрополит Триадицкий Фотий
В Свято-Воскресенском мужском монастыре Кишинёвской епархии, где настоятелем является викарный епископ Анфим (РПЦЗ), была построена новая трапезная.
Иван Ильин 
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССИЙСКИЕ
Сестры-иконописицы Одесского Свято-Иоанновского монастыря написали новую икону Новомучеников и Исповедников Российских для Одесской епархии РПЦЗ.
БЕСЕДА